участка». - «На туземном языке - Мачапквейк. Но… - Почтенный Джервис запнулся. - Но нам хотелось бы назвать эту землю Нью-Мильтон». - «Это правда?» - Вскинув голову, я ждал его ответа. «Сообща мы пришли к заключению, сэр, будучи хорошо осведомлены о вашей богоугодной деятельности на нашей дорогой родине и глубоко почитая вашу самоотверженную борьбу за достижение всеобщего блага - иными словами, сэр, позволите ли вы обратиться с просьбой придать нашему сообществу некую государственную форму? Согласны ли вы стать нашим главным архитектором и созидателем?»
Полоумный малый прошептал у меня под боком: «О Господи!», однако в эту торжественную минуту моей жизни я предпочел воздержаться от заслуженной им выволочки. «Да, - произнес я. - Согласен».
Тотчас же со всех сторон раздались возгласы «Хвала Всевышнему!» и «Господь здесь, среди нас!» - что не могло не преисполнить меня радости. Почтенный Джервис повернулся к аудитории и провозгласил: «Бремя спало с наших плеч!»
Собравшиеся зашевелились, и по движению воздуха я ощутил, что кто-то поднялся со скамьи и направился ко мне. «Уже многое сделано для того, добрейший сэр, дабы облегчить ваши труды. На общем совещании мы выделили каждому семейству по двадцать акров». - «Кто вы? Представьтесь». - «Храним Коттон, сэр». - «Святое имя, бесспорно». - «Итак, наши угодья распределены по справедливости. Далее, если мне позволено будет произнести подобные слова в этом благочестивом собрании, каждая семья получила корову и две козы. Что касается посевов…»
Я убрал руку с плеча Гусперо и простер ее перед собой. «Досточтимый распорядитель Храним Коттон! Господь умножит земные блага и дарует своему народу преуспеяние. Отбросьте все сомнения на этот счет. Не выйти ли нам сейчас на свежий воздух, где легче дышится?»
Я всегда был осмотрителен и привередлив, дорогой Поул, твердо полагая, что чистота приближает нас к кристальной ясности Духа Святого. В доме собраний сделалось непереносимо душно и жарко - и я велел моему прислужнику неспешно и благоговейно провести меня меж слушателей к распахнутой настежь двери. Мои шаги сопровождались пением братьев, вышедших вслед за мной на осиянный светом простор Новой Англии.
Когда все они сгрудились вокруг меня, я обратил лицо к солнцу. С левой стороны доносились разнообразные благоуханные веяния буйно разросшегося леса: наше богоугодное поселение и в самом деле располагалось в девственном краю. Ободрившись, я трижды ударил посохом о землю.
«У нас сегодня не воскресное собрание, - проговорил я. - Я обойдусь без проповеди. Вам не понадобятся песочные часы, добрые прихожане, дабы следить за длительностью моих наставлений. Скажу только одно. Возникновение народов - помимо упомянутых в Писании - до сего дня покрыто тайной или же запутано и затемнено выдумками. Однако нам не придется плести всякие небылицы. Вы - бедные скитальцы, возлюбленные Господом, нашли прибежище в этой необозримой глуши только потому, что предпочли суровую свободу легковесному ярму пышного угодничества. Я не вижу ваши лица, но слышу строгие и торжественные слова. Я знаю, что вы наделены не меньшим благородством и столь же готовы к жизни в свободном обществе, как древние греки и римляне. - Заплакал младенец, и, пока его успокаивали, я умолк, воспользовавшись этой возможностью для компоновки заключения. - Я разделяю вместе с вами надежды на великое будущее нашего сообщества. Перед моим внутренним взором разворачивается перспектива нового мира, счастливой колыбели некоей новой человеческой породы, сверкающий островной край, где когда- нибудь в будущем, с течением времени, восстанет могущественная империя. Долог был путь и тяжел, но из преисподней кощунства и святотатства Бог вывел нас к лучам рассвета. Воистину - да будет свет!»
- Помнишь, Кейт, как мы впервые встретились?
- Я и словечка тебе не сказала, Гус.
- Как бы не так! Ты была такая болтушка.
- А вот и нет!
- Была-была, да еще какая. Но не ты одна. Наш добрый хозяин столько слов наговаривал братьям - дивиться надо, как это у него язык не болел. Но кто бы решился просить его онеметь, если он и так слепой? Помнишь тот сарай, который они называли домом собраний? Я сопровождал его обратно - и он разражался длиннейшими речами.
- У нас были деревянные хибарки, Гус. И еще палатки из сукна.
- Вы все выглядели так, будто надели на себя такие палатки. Одни заплаты - и все сплошь чинено- перечинено: будто вы из стойкой породы шэдуэллских попрошаек. Правда, стойких среди вас как раз не было. Уж прости меня, Кейт, но от вас оставались только тени. Это не Нью-Тайвер- тон, сказал я себе, а какой-то Нью-Умирон. И вот увидел тебя.
- Ты подошел ко мне, когда захныкала малютка Джейн. Ты это помнишь, Гус? Помнишь свои первые слова?
- Что за милая девушка!
- Нет, ты не это сказал. А как-то странно поглядел на Джейн. «Ага, - сказал ты, - это младенец, и сомнений тут нет. Сестренка моя была точь-в-точь такая. Ревела без передыху».
- Я был рад узнать, что ребенок не твой. А твоего брата. Жена его, мне сказали, не перенесла плавания. День и ночь я не переставал думать, какая же ты хорошенькая - красивее тебя я и не встречал с тех пор, как покинул Англию. Потом спросил, как тебя зовут. «Джервис, сэр. Кэтрин Джервис». - «Чудесное имя. А меня можешь называть Гусперо». - «Можно вас кое о чем спросить, мистер Гусперо?» - «Конечно». - «Как получилось, что именно вас выбрали сопровождать мистера Мильтона?» - «Я поступил на службу Его Величества по воле случая». - «Его Величества?» - «Так я его изредка называю. Но он к этому титулу равнодушен. Или просто делает вид». Я подмигнул тебе, Кейт, и ты прыснула от смеха.
- Ни чуточки. Я как раз убаюкивала малышку.
- Да, это верно. «Мне казалось, что вы, мисс, как и все прочие, погружены в уныние, но я ошибся». - «В таком месте, как наше, совсем не до веселья, мистер Гусперо». - «Гусперо. Просто Гусперо». - «У нас мало причин для радости». - «Можно беспричинно хохотать и в безлюдной пустыне. Как сказал бы мой хозяин, смех - это всего лишь судорожное подергивание губ».
Ты снова засмеялась, и это было такой же приятной неожиданностью, как клубника зимой. «Значит,
