Не приходится сомневаться, что Шекспир жил на южном берегу реки, однако где именно, точно не известно. Редакторы Джона Стоу описывают окрестности театра «Глобус» в восемнадцатом веке как «длинную и широкую полосу земли, со всех сторон окруженную канавами, где к маленьким домикам с крохотными садиками перед ними ведут неширокие мостики». Жизнь в Саутуорке, куда переехал Шекспир, вряд ли была полезнее для здоровья. Тем не менее для него было важно постоянно находиться там, где он работал. Теперь он поселился поблизости от своих товарищей по Глобусу, Томаса Поупа и Огастина Филипса. Филипс жил со своей большой семьей у реки. Именно в Саутуорке тогда обосновались многие актеры. Шекспир стал также соседом Эдварда Аллейна и Филипа Хенслоу, еще ранее проявивших большой интерес к этим местам. Адрес Хенслоу звучал так: «На правой стороне реки в точности напротив камеры». Под «камерой» подразумевалась расположенная у реки маленькая подземная тюрьма епископата.

Сам Шекспир, возможно, на время нашел приют в одной из многочисленных гостиниц по соседству. Например, «Слон» находился на углу переулка Лошадиной Подковы, всего в нескольких ярдах от «Глобуса». В «Двенадцатой ночи», написанной спустя год или два после переезда Шекспира в Саутуорк, Антонио замечает:

Но это, может быть, просто шутка. Если он поселился «у камеры» — в Клинке, что следует из отчетов о неплательщиках налогов на жилье, то, вероятно, жил на длинной улице, идущей вдоль Темзы, к северу от парка Винчестерского дворца. На этой улице жил и Хенслоу. В несохранившейся записи Аллейна, которую цитирует ученый восемнадцатого века Эдмунд Мэлоун, было сказано, что Шекспир жил рядом с Беар-Гарден, то есть в нескольких сотнях ярдов от Хенслоу. Эдмунд Мэлоун утверждает также, что Шекспир оставался там до 1608 года, то есть около десяти лет. Для странствующего драматурга это большой срок. Так что его, пожалуй, следует называть джентльменом из Саутуорка, а не джентльменом из Стратфорда[294].

Саутуорк на протяжении многих столетий ассоциировался с публичными зрелищами. Здесь нашли гладиаторское копье-трезубец — свидетельство того, что в давние времена неподалеку от «Глобуса» находилась римская арена. Ближе к концу шестнадцатого столетия на римской арене устраивали травлю собаками привязанных быков и медведей, выступления борцов и акробатов. Она также служила сценой для театральных представлений. Когда в церкви Сент-Мэри-Овери (ныне известной как собор Саутуорка) в 1547 году шла заупокойная служба по Генриху VIII, громкие голоса актеров, игравших спектакль по соседству, заглушали слова молитвы. Тридцать один год спустя Тайный совет обратился в суд графства Сарри с жалобой на то, что в этом районе устраивают слишком много всевозможных зрелищ. Сохранились данные, что в самом Пэрис-Гардене проводились средневековые «народные празднества»; за этой затейливой формулировкой часто скрывались грубые развлечения и жестокие виды спорта.

Среди других развлечений особое место занимала травля животных. Это была излюбленная забава англичан, отличавшаяся крайней жестокостью и наводившая ужас на гостей с континента. Венецианский путешественник пишет о двух сотнях собак в «засаде», готовых броситься по сигналу на быка или дикого медведя. Была еще такая игра: слепого медведя хлестали кнутом; известны случаи, когда обезумевшее животное срывалось с цепи и бросалось в толпу людей. Когда Шекспир включал в «Зимнюю сказку» знаменитую ремарку: «убегает, преследуемый медведем», публика могла отчетливо представить себе эту сцену.

В Саутуорке арена для травли быков существовала до 1542 года, а новую выстроили на Бэнксайде в 1550-х годах. Шекспир, живший в Клинке, вероятно, слышал рев, несущийся с арены. Вход стоил пенни, а если добавить еще одну монетку, можно было получить хорошее месте на галерее. В 1594 году Эдвард Аллейн добился аренды площадки для травли медведей в Пэрис-Гардене по соседству с «Глобусом» за 200 фунтов. Несколько лет спустя они с Хенслоу выкупили главную контору «Королевских забав с быками и медведями». Медвежьи арены служили не дешевой альтернативой театрам, а дополнением к ним. Каждую неделю по четвергам и воскресеньям театры не работали, зато были открыты арены, где устраивали травлю медведей. Несколько позднее Аллейн с Хенслоу построили поблизости от «Глобуса» «Театр Надежда» который был одновременно театром и помещением, где травили медведей: зверей травили по вторникам и четвергам, спектакли играли в остальные дни (кроме воскресенья). Это было единое предприятие, и управляли им одни и те же люди. От костюмов актеров порой шел звериный запах. Атмосфера лондонской жизни особая, воздух каждого квартала пронизан едва уловимым запахом; сейчас можно не колеблясь сказать, что в том районе, где Шекспир жил и работал, насилие и жестокость были делом привычным. Возможно, поэтому Саутуорк исправно поставлял королевству солдат, больше, чем любой другой район Лондона, за исключением самого центра. Больше трети его жителей работали лодочниками, а лодочники славились по всей Англии как задиры и грубияны.

С начала пятнадцатого века в «заповедном» Пэрис-Гардене находили убежище преступники, и все его окрестности имели самую скверную репутацию. Это было также райское место для разнообразных групп иммигрантов, именуемых «чужаками», среди них голландцы и фламандцы. Топографию местности представить себе нетрудно. Просторные дома с садами принадлежали самым видным жителям, таким, как Хенслоу с Аллейном (а может быть, и Шекспиру), остальное же население ютилось на узких, извилистых улочках с проулками, в тесном съемном жилье по соседству со стойлами. Здесь сосредоточились самые «смрадные» ремесла: тут варили пиво и дубили кожу. У лестницы, ведущей в Пэрис-Гарден, находилась оживленная переправа через реку; пассажиров доставляли на противоположный берег в район Блэкфрайерз. Но даже на это место распространялась скверная репутация, коей славилась ближайшая округа. Гражданский указ шестнадцатого века предписывал лодочникам на ночь оставлять лодки у северного берега, чтобы «воры и прочие нарушители порядка не попали» в публичные дома и кабаки Саутуорка. Там и в самом деле было много борделей, и некоторые из них принадлежали вездесущим деловым партнерам — Аллейну и Хенслоу. Театр Хенслоу «Роза» получил свое название в честь знаменитого на всю округу дома свиданий. Два компаньона, можно сказать, могли предложить развлечение на любой вкус. И оба были хорошо знакомы с Шекспиром.

Это может показаться странным, но Аллейн и Хенслоу состояли членами приходского совета церкви Спасителя, а Хенслоу даже стал церковным старостой. Впрочем, в обществе, где многое менялось и царил дух предпринимательства, такое двуличие было вполне обычным. Проститутки получили прозвище «Винчестерские гуси» — по названию принадлежавшего винчестерскому епископу большого дома, где работали девицы. Одна гостиница с борделем называлась «Шапка кардинала», хотя не имела никакого отношения к церкви, просто потому, что красный цвет в сознании местного населения ассоциировался с головкой пениса. В те времена сакральное и мирское зачастую смешивались. Только после парламентских войн была сделана попытка разделить эти сферы.

Конечно, описывая смрад и кошмары южного берега, легко впасть в преувеличение. От шумных улиц было рукой подать до полей и лесов, и знатока трав Джона Джерарда приятно удивило разнообразие цветущих растений, обнаруженных им в здешних канавах, наполненных водой. На Пэрис-Гарден-Лейн, например, он нашел «водяной тысячелистник» и «множество водяных левкоев». Так что нельзя сказать, чтобы этот район был совсем уж непривлекательным. Демографические исследования показывают, что большинство его обитателей оседали там навсегда; как и все лондонцы, они предпочитали знакомую среду. В общем, житье в Саутуорке было довольно сносным, хотя подчас излишне шумным и беспокойным. Жизнь здесь била ключом. Может, именно поэтому Шекспир остался там надолго? В Лондоне двадцать первого века люди не желают покидать Сохо. А в те времена средоточием настоящей, насыщенной жизни был Саутуорк.