«Бесплодными усилиями любви» и спорной пьесой «Эдуард III». Драматический поворот сюжета в стихах, когда смущенный поэт ищет любви знатного юноши, присутствует в отношениях Елены и Бертрама в пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается». Это одна из схем, созданных шекспировским воображением. В «Бесплодных усилиях любви» есть, конечно, сонеты, дополняющие этот ряд; смуглая красавица Розалин из этой пьесы, возможно, имеет какое-то отношение к «смуглой леди» сонетов. Определенно можно сказать лишь то, что Шекспир опробует варианты сценического образа темнокожей возлюбленной. И в «Двух веронцах» Валентин отказывается от Сильвии ради дружбы с Протеем — еще одна сюжетная линия, повторенная в сонетах. Когда в 93-м сонете рассказчик говорит о себе как об «обманутом муже», он следует схеме многих шекспировских пьес.
Может быть, стихи лучше всего рассматривать как развернутый спектакль. Кажется, что Шекспир мог «думать» и писать катренами без усилий, а это предполагает очень высокий уровень поэтического дара. Никто не стал бы искать в таком цикле автобиографических откровений — это не типично для жанра, и с точки зрения нашего времени было бы анахронизмом видеть там излияния страсти и вспышки гнева. Фактически только в начале девятнадцатого столетия, когда романтизм ввел в обиход поэтическую индивидуальность, сонеты стали средством выражения личных эмоций. Мы можем вспомнить слова Донна о его собственной любовной лирике: «Вы знаете лучшее из всего, что я написал, и даже тут мне более всего удались те стихи, где я не сказал правды о тех, кому посвятил их». Любопытно, что в пяти случаях в своих пьесах Шекспир связывает поэзию с «вымыслом». Итак, о сонетах мы можем повторить вслед за Шутом из «Как вам это понравится?» что «чем поэзия правдивее, тем больше в ней вымысла»[270].
То, что начиналось как упражнения по заказу Пембруков, превратилось в продолжительный проект; сонеты сочинялись с перерывами, добавлялись вплоть до 1603 года, когда Шекспир сам подготовил их к публикации. Фактически первое упоминание о шекспировских сонетах, «ходящих среди близких друзей», появилось в 1598 году. Некоторые из них были напечатаны в антологии 1599 года «Страстный пилигрим»[271]; позднее предполагалось, что Шекспир был «сильно оскорблен» тем, что издатель выпустил неофициальное, или пиратское, издание, «которое полностью неизвестно ему», и «обошелся слишком вольно с его именем». Шекспир мог быть особенно разгневан, потому что книга включала в себя другие, явно худшие стихотворения, ему не принадлежащие.
Позднее он добавлял в собрание какие-то сонеты, а какие-то исключал из него, добиваясь подобия драматического единства. По крайней мере, в последних четырех сонетах видны следы переделки, предпринятой позднее, чтобы унифицировать цикл. Также наблюдаются скопления слов, которые исследователи называют «early rare words» («ранние редкие слова») и «late rare words» («поздние редкие слова»)[272]; это заставляет думать, что Шекспир работал над сонетами в начале и середине 1590-х, а потом вернулся к ним в начале семнадцатого столетия, решив переработать. Другие сонеты, по-видимому, были добавлены в промежутке между этими датами. Прерывистая композиция также позволяет усомниться в том, что цикл основан на какой-то конкретной истории любви и предательства.
В первом издании 1599 года за сонетами следует поэма «Жалоба влюбленной», в духе «Аморетти» Спенсера и «Делии» Дэниела. Возможно, для Шекспира это был способ заявить о себе как о поэте. Мучивший многие поколения исследователей вопрос, являются ли сонеты попыткой драматизированных монологов или это страстные любовные послания, становится таким образом неразрешимым. И это, возможно, существеннее всего. Как бы пристально мы ни вглядывались в сонеты Шекспира, мы не найдем в них ни конкретного адресата, ни неуязвимого значения.
Последнее, разумеется, не дает покоя тем, кто ищет в личной жизни Шекспира прототипы его стихов. Обращения к поэту-сопернику, ищущему благосклонности молодого человека, истолковывались как намеки на Сэмюела Дэниела, Кристофера Марло, Барнаби Барнса, Джорджа Чэпмена и других стихотворцев. «Прекрасного юношу», предмет страсти поэта, отождествляли с графом Саутгемптоном. Однако в конце шестнадцатого столетия стала очевидна ошибочность этого предположения; обвинить молодого графа в развращенности и неверности, как обвиняет безымянного юношу из сонетов Шекспир, было немыслимо. «Смуглой леди» в разное время считали Мэри Филтон, Эмилию Ланьер, а также чернокожую проститутку с Тернмилл-стрит в Клер- кенуэлле. Были написаны замысловатые истории о любовной связи Эмилии Ланьер с Саутгемптоном и брошенном ею Шекспире. Высказывалась идея, что горечь утраты омрачалась еще и угрозой подхватить венерическую болезнь от этой вероломной женщины. Очень драматичное предположение, но это не предмет искусства. Похоже, что эти закулисные биографы забыли, что один из мотивов сонетного цикла состоит в том, что поэт великодушно передает возлюбленную своему другу. Шекспир верен себе — он, следуя традиции, подрывает ее. То, что сборник, опубликованный в 1609 году, был встречен почти вселенским молчанием, свидетельствует о том, что вокруг него не было ни намека на какую-то дискуссию либо скандал; скорее можно подумать, что аудитория сочла стихи несколько старомодными.
Шекспир, безусловно, хорошо знал Эмилию Ланьер. Молоденькая любовница лорда Хансдона, покровителя «Слуг лорда-камергера», была связана также с музыкантом Робертом Джонсоном, сотрудничавшим в нескольких случаях с драматургом. Она тоже писала стихи и впоследствии посвятила томик своих произведений графине Пембрук. Урожденная Эмилия Бассано, она была незаконной дочерью Баптисты Бассано, выходца из венецианской еврейской семьи, члены которой стали придворными музыкантами. Отец рано умер, и юная Эмилия оказалась под опекой графини Кентской, прежде чем попасть ко двору, где она была «под покровительством Ее Величества и многих знатных лиц». Среди этих знатных лиц был лорд Хансдон, пятьюдесятью годами ее старше; но, когда она забеременела, ее выдали замуж «для приличия» за «менестреля» по имени Альфонс Ланьер.
Члены семьи Бассано аккомпанировали шекспировским пьесам, игравшимся в королевских дворцах. Они были смуглокожими венецианцами, и кого-то из родственников Эмилии описывали как «черного человека». Поэтому, едва ли то, что Шекспир написал пьесу о еврейской семье в Венеции и одного из центральных персонажей пьесы назвал Бассанио, просто совпадение. Здесь проявляется творческий метод Шекспира: Баптиста Бассано раздвоился, став венецианским евреем-купцом Шейлоком и венецианцем Бассанио. Шекспиру нравился процесс «разделения личности». Конечно, здесь могут возникнуть и другие ассоциации, например с «Отелло» действие которого происходит тоже в Венеции. И уже отмеченная связь с Розалиной из «Бесплодных усилий любви», о которой говорится, что она «черна как смоль».
Эмилия Ланьер, урожденная Бассано, появляется в записях Саймона Формана, елизаветинского мага, с которым она советовалась об успехах своего мужа. Судя по этим записям, добрый доктор соблазнил ее, будучи не первым и не последним из тех, кто поступил так же. Невозможно узнать, была ли она когда-либо любовницей Шекспира, а даже если и так, ее ли увековечил Шекспир в образе неверной леди сонетов. Одна деталь, впрочем, наводит на размышления. Саймон Форман упоминает, что у основания шеи Эмилии Ланьер было родимое пятно; в «Цимбелине» Шекспир описывает родинку под грудью у прекрасной (и целомудренной) Имогены.
ГЛАВА 53
Вместо того чтобы размышлять о прототипах персонажей, уместнее поразмышлять об авторе. Единственное, что можно сказать точно: Шекспир адресует сонеты самому себе, — у его музы здесь скорее роль акушерки, нежели матери. Вот почему его любовь к кому-то постоянно преображается в любовь к идее или сущности. Сами стихи сохраняют форму прямого обращения, пронзительного красноречия, убедительного и свободного. В них явлена сильная мысль, четко выраженная и упорядоченная. Наряду с необыкновенной талантливостью — огромная уверенность в себе. Лирического героя чрезвычайно увлекает игра слов. Налет ложной скромности присутствует в его стихотворной речи, но звучит она, как правило, вольно. Создатель сонетов превозносит себя и настаивает, что этим стихам суждена бессмертная слава. В стихах мы слышим человека, озабоченного сексуальными отношениями и способного на любовную