вследствие показа «пьес и интермедий». В 1584 году произошли серьезные стычки между горожанами и подмастерьями. Официальные документы того периода постоянно упоминают «людей низшего сорта», «нечестивые отбросы общества» «подмастерьев и бродяг», блуждавших вокруг «Театра».

Что же «Театр» предлагал зрителю? Там были «пьесы, травля медведей, фехтование и светские зрелища». Среди пьес «Дочь кузнеца», «Заговор Катилины»[157], «История Цезаря и Помпея» и «Пьеса пьес». На подмостках находилось место как мелодраме, так и борьбе и сквернословию. Упоминается «непристойная песня служанки из Кента и грубоватая речь вора». Все же в этом месте впервые игрались некоторые из шекспировских ранних пьес. Кто-то вспоминал «бледно-серое привидение, горько взывающее в «Театре»: «Гамлет, отомсти!» Драматург Барнаби Рич писал о появлении на сцене «одного из демонов в «Докторе Фаустусе», когда стена старого «Театра» затрещала и привела в страх аудиторию». Марло и Шекспир ставились на той же площадке, где состязались фехтовальщики и затравливали медведей. Они должны были соответствовать общему фону.

Коммерческое театральное предприятие Брейна и Бербеджа было столь успешным, что год спустя другой лондонец, Генри Лэйнхэм, выстроил новый театр в нескольких сотнях ярдов от первого. Этот театр назвали «Куртина» — не в честь театрального занавеса, которого тогда еще вовсе не было[158], но имея в виду стену, стоявшую на этой площадке и в какой-то степени закрывавшую ее от ветра и непогоды. Здание было построено по тому же плану, что и «Театр» с тремя ярусами галерей вокруг двора и приподнятыми подмостками-сценой. Иностранный гость заметил, что стоять во дворе можно было за пенни, и еще пенни платили за сидячее место на галерее. Самые удобные места, с подушками, стоили з шиллинга. Существует гравюра того времени «Вид на Лондон с севера» на которой видны оба театра с флагами на крышах; к югу от них простираются поля, но с восточной стороны теснятся крытые соломой жилые здания и амбары. Таким был район Шордич в окрестностях Лондона, где предстояло жить Шекспиру.

Соперничество между «Куртиной» и «Театром» скоро прекратилось; они пришли к взаимовыгодному соглашению, в соответствии с которым «Куртина» становилась вторым «домом», «вспомогательным» театром. Имея два театра, Шордич прославился как наиболее крупное и яркое место для отдыха и развлечений во всем Лондоне. Это был центр торговли во всех смыслах слова — там можно было найти еду и пиво, разные безделушки и театральные афиши, таверны и бордели. Район стал похож на ярмарку и рынок больше, чем на что-ни- будь еще, что, несомненно, вызывало крайнее недовольство старожилов.

Убранство театров было богатым: всюду позолота, деревянные колонны у сцены раскрашены под мрамор, и все детали делались со всей возможной тщательностью и роскошью. Крашеные стены были покрыты резьбой и лепниной. Поскольку «Театр» взял свое имя от античных предшественников, было важно, чтобы в нем сохранялся чарующий античный дух. Томас Нэш, стараясь описать в «Злополучном скитальце» римскую виллу для увеселений, говорит, что здание «было выложено по кругу зеленым мрамором, совсем как «Театр» снаружи». В этом отношении театры шестнадцатого века были близки по духу мюзик-холлам конца девятнадцатого столетия или выставочным залам начала двадцатого. Новому искусству требовалось новое, привлекающее публику обрамление. В такой обстановке шли некоторые из шекспировских драм. Трагедия «Ромео и Джульетта» «срывала в «Куртине» аплодисменты» и когда в прологе к «Генриху V» говорится «это деревянное «О» («this wooden О»), — это намек на «Куртину». Часто предполагается, что Шекспир сам исполнял пролог в «Генрихе V» и мы можем представить его стоящим на скрипучих подмостках этого театра.

По крайней мере одно еще более старое здание для театра находилось к югу от реки, на дороге, ведущей от Хай-стрит в Саутуорке через Сент-Джордж-Филдс. Его построили в 1575 или 1576 году на месте, называвшемся Ньюингтон-Батс; под этим же именем оно известно историкам. Похоже, оно не имело такого же успеха, как «Театр» и «Куртина» на севере. Тем не менее это театральное здание на юге в течение четырех лет, с 1576 года, занимала труппа графа Уорика, после чего его арендовали «Слуги графа Оксфорда».

В то самое время, когда Шекспир прокладывал себе дорогу в Лондоне, на южном берегу реки, близ Пэрис-Гарден, был построен новый театр под названием «Роза». Он стал предвестником благоприятных времен для театрального действа и его участников. Театр «Роза» содержался на деньги человека из нового поколения театральных антрепренеров. Филип Хенслоу сыграл большую роль в истории елизаветинской культуры, отчасти благодаря его сохранившимся «учетным записям». Совершенно в духе шестнадцатого столетия сухой учет расписок и оплат чередуется с магическими заклинаниями и астрологическими выкладками. Хенслоу был коммерсантом-предпринимателем и всего тридцати двух лет от роду на момент постройки «Розы». Можно подумать, что елизаветинский театр был игрой и перспективой для молодых, особенно учитывая, что пределом жизни в среднем оказывалось сорок лет. Хенслоу, будучи женат на богатой вдове из Саутуорка, уже владел там значительной собственностью и, получая доходы от театра, зарабатывал также производством крахмала и ростовщичеством. Он был еще одним бизнесменом, чувствующим направление времени; он включился в постройку и сдачу в аренду трех других театров. Это была «растущая промышленность» того времени, которая становилась вдобавок очень прибыльной.

Театр «Роза» располагался на Бэнксайде в Саутуорке, вблизи от Хай-стрит и прихода Христа Спасителя. Он был меньше, чем его предшественники, по большей части из-за высокой цены земли. Стены были из балок и глины, галереи крыты соломой. В двух соседних с театром помещениях происходила травля быков и медведей. Медвежий череп и кости, найденные на месте театра при недавних раскопках, позволяют думать, что там было то же самое. Актеры играли в атмосфере, пропитанной животными запахами. На месте театра раньше был бордель, «розами» на жаргоне назывались проститутки, роза изображалась на их вывесках; в окрестностях было много домов свиданий. Некоторые из них принадлежали Филипу Хенслоу.

В его контракт на постройку театра входило условие ремонта мостов и пристаней, бывших частью земельного участка; местность была заболоченной. Раскопки показали, что «Роза» представляла собой многоугольник с четырнадцатью сторонами, что было максимально возможным приближением к окружности. Достоинства «деревянного О» после успеха «Куртины» стали очевидными. По предварительному заключению археологов, театр сначала был выстроен без сцены: видимо, Хенслоу хотел использовать театральное пространство для разных целей. Но в течение первого же года сцена была установлена. Она выдавалась во двор и располагалась так, что освещалась целиком полуденным солнцем; двор был слегка наклонным, чтобы спектакль можно было смотреть под лучшим углом зрения. Когда на этом месте в 1989 году начались раскопки, среди других вещей обнаружились: «апельсиновые косточки, тюдоровские туфли, человеческий череп, медвежий череп, черепашья грудная кость, гостиничные жетоны шестнадцатого века, глиняные трубки, шпора, ножны и рукоятка от меча; коробки для монет, множество костей животных, булавки, обувь и старая одежда». По этому материалу восстанавливалась жизнь того периода.

Подсчитано, что «Роза» в своем первоначальном виде вмещала около 900 человек, а после переделки пять лет спустя — до 2400 зрителей. Но театр диаметром всего в 72 фута был одним из самых маленьких лондонских театров своего времени. Сам внутренний двор был около 46 футов в диаметре. Если вспомнить, что Королевский театр на Друри-Лейн, один из крупнейших в Лондоне, вмещает менее 900 человек, вместительность «Розы» не может не вызвать изумления. Туда втискивалось народу по меньшей мере в три раза больше, чем в какой-либо современный зал. В воздухе витала смесь запахов — зловонного дыхания, пота, дешевой еды, спиртного. Театры делались открытыми отчасти для того, чтобы могли выветриваться миазмы. Возможно, поэтому Гамлет, размышляя о подмостках мира с их «величественной кровлей, выложенной золотым огнем», говорит вдруг о «мутном и чумном скоплении паров»[159]. В такой атмосфере играл юный Шекспир и ставились пьесы Марло.

Эти театры, к северу и югу от реки, к северу и востоку от городских стен, различались по размеру и конструкции. Давние дебаты о том, строили их в соответствии с классическими принципами или подгоняли под нужды импровизационного уличного театра, не прекращаются по сию пору. Историки театра тем не менее согласны в том, что эти здания представляли собой первые лондонские театры для публики. Но есть основания усомниться в этом. Публичные театры определенно существовали в Лондоне римских времен, и кажется вероятным, что места такого рода были и в Лондоне, возродившемся в девятом столетии. Первый историк Лондона, Уильям Фицстивен, отмечал в начале двенадцатого века распространенность в общественных местах театрализованных представлений о жизни святых. Также он упоминает