Ужин получился дружным – только Тарас остался дежурить на крыше. За рисовой кашей и чаем старшие демократично отчитались о своих зловещих достижениях. Рощин сообщил, что снаряд к стрельбе готов. Если дать ему точные данные по расположению цели и позиции или времени подлета, он сможет выставить взрыватель с таким расчетом, что взрыв произойдет на небольшой высоте – прямиком над крышей института. При такой схеме радиус зоны полного разрушения будет максимальным. Но можно и не мудрить – взрыватель позволяет применять разные схемы подрыва. К примеру, срабатывание при попадании в преграду или с задержкой, после заглубления в почву на глубину до нескольких метров. Прочный корпус позволял преодолевать преграды без повреждений деликатного механизма атомного заряда.
Народ вяло поспорил, в итоге дружно склонившись к выводу, что взрыв на поверхности или после заглубления предпочтительнее. То, что значительная часть энергии уйдет на сейсмическую волну и создание воронки, только плюс – гарантированное уничтожение всех подземных объектов. Мало ли – может, под институтом бункер железобетонный, где и смонтирован портал, или что похуже. При любом раскладе в радиусе сотен метров не уцелеет ничего, так что гнаться за увеличением зоны поражения смысла нет.
Егорыч, выглядевший неестественно веселым, скромно попивая чаек под угрюмо-подозрительным взглядом супруги, доложил, что, несмотря на все усилия российской демократии, из пушки все еще стрелять можно. Хотя ему кое-что там пришлось «дошаманить» и «закоротить», а иногда и вовсе «повесить сопли». Но он уверял, что все эти «выделения из носа» не помешают, – снаряд полетит куда надо. Но, чтоб уж совсем очистить совесть, предложил завтра провести испытательные стрельбы. Для этого выслать наблюдателя километров за тридцать, чтоб проследил за точностью попаданий. Заодно и народ на практике натаскается чуток – на одной теории далеко не уедешь.
Тоха с интересом узнал, что прослушивание эфира, затеянное Чижовым, принесло свои плоды: он несколько раз перехватывал радиообмен, свидетельствующий о том, что в окрестностях действуют какие-то мелкие, а может, и крупные группы военных. Связываться с ними не решились – не исключено, что противник использует пеленгаторы, и светиться лишний раз не хотелось. Наверняка ведь подобные все еще недобитые подразделения находятся под плотным контролем. Да и по всеобщей убежденности выходило, что проще дело сделать малой группой – незаметнее выйдет. Им ведь не бой затевать – просто выстрелить один раз.
И почти на всех доступных частотах работали передатчики противника. Скрипящие и хрюкающие звуки доминировали в эфире – враги координировали свои действия по рациям. Не такие уж тупые, раз наладили систему связи…
В общем, Рощин все это выслушал и решил: завтра Синий с Тарасом и пацаном на лучшем местном бронетранспортере едут километров за тридцать – следить за результатами стрельбы. Остальные под руководством Егорыча осваивают работу с орудием и затем, когда наблюдатели доложат о готовности, выпускают по указанным координатам несколько фугасных снарядов и один имитационный – копию атомного (больше не было). Если все пройдет хорошо, то еще до вечера можно выступить в путь. День-два – и достигнут цели. Торопиться не стоит: лишний риск ни к чему.
Тоха почему-то заподозрил, что завтра ему опять придется превратиться в чернокожего раба.
Тоха не ошибся.
Началось все прекрасно: Егорыч, собрав народ вокруг самоходки, минут за десять очень популярно объяснил принципы ее работы. Несмотря на популярность изложения, Тоха, дослушав до конца, уже не помнил, что было в начале. Он лишь одно уяснил четко – где именно нельзя находиться во время выстрела. Краткий и сочный рассказ об ампутированной голове одного из дуралеев, забывшего простые правила безопасности, его пронял.
Затем самоходку завели. Егорыч, забравшись в носовой отсек, шустро сделал на ней круг и, заехав на клумбу, показал, как ставить ее на позицию. Это оказалось делом непростым: помимо поднятия ствола, опадали гусеницы, увлекаемые опускаемыми тяжеленными катками, а плита, похожая на бульдозерный нож, располагавшаяся сзади, под нажимом гидравлических цилиндров прилично вдавливалась в почву. По словам Егорыча, без всех этих хитростей установка не выдержит отдачи после выстрела – в лучшем случае ее отбросит на десяток метров, поломав кое-что из оборудования и доставив экипажу немало неприятностей.
Тохе это не казалось преувеличением: вчера он уже возил на тележке снаряды к этой дуре и боялся представить силу, способную зашвырнуть такую тяжелую штуку за тридцать с лишним километров.
Кстати о снарядах: после теоретической подготовки и короткой демонстрации Егорыч занялся именно ими. Тоха, Лысый и пара местных солдат с помощью тележки начали их выкладывать возле пушки. Легко это выглядит только на словах – весу ведь в каждом центнер. Грузовик, специально приспособленный для их перевозки, от ручного труда не избавлял – просто облегчал процесс разгрузки и погрузки. Далее на той же тележке тяжеленные фугасы подтаскивали к орудию и складывали в ряд, причем на строго определенных местах. Если Егорычу что-то не нравилось, он заставлял вновь тащить снаряд к грузовику и повторять процесс.
А не нравилось часто: садист престарелый.
Приблизительно через час Тоха, уже шатающийся от перегрева организма, шумно выдохнул:
– Слава богу, что они без гильз, – иначе бы уже ласты склеили.
– Угу, – согласился Лысый, а солдаты своеобразно покосились на Тоху: будто на одноклеточное существо в окуляре микроскопа.
И не зря – Тоха кое в чем ошибся, а таких ошибок дед не прощал.
– Ась?! Что ты сказал?! – въедливо уточнил Егорыч. – Гильза?! Отрок, ты где учился?!
– В школе, – буркнул Тоха. – И в универе немного. В смысле – в университете.
– Ух ты! Университет! Да ты у нас почти Ломоносов! И чему ж вас там учили?! Штаны в сортире расстегивать?! Парень, серьезные пушки в гильзах не нуждаются! Запомни это! Или ты решил, что у нас здесь детский тир?! Нет?! Ну тогда сейчас будем учиться подносить картузы [39]. Учиться вы будете – я буду учить.
Картузы носить пришлось под моросящим нудным дождем, что собирался еще со вчерашнего дня. Это, кстати, был плюс – хоть немного охлаждало разгоряченные тела. А в охлаждении они нуждались – пороховые заряды весили поменьше, чем снаряды, раза в два, но тоже не радость. Да и таскать приходилось аккуратно – Егорыч слюной брызгал при каждом неосторожном движении. Кстати, только сейчас до Тохи начало доходить, что таскают они штуковины, способные поднять многоэтажный дом на высоту птичьего полета, а то повыше. Он не разбирался в конструкции взрывателей, но испытывал на их счет нехорошие подозрения: несмотря на всевозможные предохранители, лучше эти серьезные предметы лишний раз не раздражать.
Примерно через два часа ползанья со снарядами и картузами Егорыч наконец смилостивился и по- простецки объявил:
– Ну все, ребята, сейчас начнем! Берегите органы слуха! Саш, ты готов?! Связь мне!
Из недр самоходки выбрался мрачный прапорщик с обязательным бычком в губах, протянул старику громоздкую гарнитуру с тянущимся за ней шнуром. Егорыч, важно кашлянув, обернулся к Рощину, что вместе с Чижовым в очередной раз выбрался под козырек подъезда:
– Товарищ генерал! Орудие к стрельбе готово! Разрешите начинать?!
– Начинайте, – вальяжно разрешил Рощин: видимо, и впрямь возомнил себя генералом.
– Так! Первый снаряд готовьсь! Онищенко, опускай!
Прапорщик завозился с громоздким устройством, украшавшим задницу самоходки, – оно сочетало в себе функции подъемного крана, манипулятора и лотка для укладывания снарядов, прекрасно принимая их из той самой двухколесной тележки. Дедок что-то проворно понажимал, и орудие впервые на глазах Тохи раскрылось, обнажив черную пещеру казенника (после вчерашнего обучения у Чижова он теперь знал такие антипацифистские термины). Снаряд с подложенным картузом, подталкиваемый механикой, ушел в эту тьму – «пещера» захлопнулась, кран остался без работы.
Но Егорыч продолжал возиться – что-то подкручивал, разевая рот от зримых мыслительных усилий. Наконец, дав отдых шаловливым ручкам, вновь обернулся к Рощину:
– Готово! Берегите уши! Ребятки, позади никто не стойте! Саш, готовься!