– Краска в порядке, а вот номер облупился. Зачистите его шкуркой и по новой закрасьте. С нами подъедете – покажу, где краску брать.

Лысый, не обрадованный дополнительной работенкой, при погрузке в кузов тихо произнес негативные слова. В адрес Тохи.

Мытьем пушки занимались молча – не поговоришь, да и о чем с дегенератом разговаривать. Работы оказалось немало. Снаружи протереть, даже для виду, времени фиг знает сколько занимает – дура огромная. А еще внутри целых два мрачных отсека. Причем в одном из них, судя по неопровержимым уликам, солдаты занимались пьянством – одних бычков килограмма три вымели, а в железном ящике нашли кучу пустых бутылок из-под дешевой водки.

Работая кистью над номером, Тоха поглядывал на Рощина – тот в десятке шагов возился со снарядом. Отвинтил наконечник, копался в нем, морща лоб и сверяясь с каким-то пухлым талмудом. Тоха, обеспокоенный соседством с опасным радиоактивным объектом, не выдержав, поинтересовался:

– Товарищ полковник, а этот снаряд сам собой не может взорваться? Ну, допустим, если уронят его.

– В принципе не должен, – рассеянно ответил Рощин. – А там мало ли… Вещь ведь новая, не опробованная в деле… Так что рядом не чихайте… и воздух не портите… Схожу к хранилищу. Если кто спрашивать будет, скажите, что я там. Покопаюсь в бумагах.

Лысый, проводив взглядом спину Рощина, тихо заметил:

– По ходу мужик не сильно в атомных снарядах соображает.

– Ага, – согласился Тоха. – Корчит из себя умного, а сам… Мало того что выстрелить надо, так еще попасть точно, и еще чтобы вовремя рвануло. Вот и мечется как ошпаренный…

– Слушай, – заговорщицки предложил Лысый, – а давай приколемся. Идея есть. Только я красной краски притащу. Подрисуем кое-чего на пушке.

Тоха, не веря в богатство фантазии Лысого, уточнил:

– Голую бабу в позе для орального секса?

– Да не! Ну типа вроде того! Но смешнее гораздо!

Работа была практически выполнена, предаваться безделью, навлекая на себя новую, не хотелось. Покуда никого нет, можно и приколоться. Почему бы и нет? Соучастие в проделках дегенерата вполне допустимо – боги нередко снисходят до забав простых смертных. И вообще – у Тохи тоже имеются художественные идеи и желание их реализовать.

В общем, сходили за красной краской.

Когда грузовик с Синим и Егорычем вернулся, Тоха и Лысый сидели у ворот бокса с видом херувимов – глаза настолько невинные, что и слепой сразу заподозрит неладное. Синий, уставившись на орудие, внимательно изучил новшества: конец ствола был выкрашен в ядовито-красный цвет, а чуть ниже тянулась кричащая надпись «ВСЕМ ЦАЦАТЬ!»

Обернувшись к Егорычу, Синий указал на ствол:

– Гляди, что эти убогие придумали, – на большее у них фантазии не хватило! Хорошо хоть снаряд не испоганили такой мазней!

– Вижу, чай, не слепой. Налицо демаскирующие элементы окраски. Сейчас оба предпримут спринтерский забег за зеленой краской, и чтоб через пятнадцать минут этот натюрморт тут отсутствовал.

– Искусство нельзя убивать! Это варварство! – попробовал наивно возразить Тоха.

Куда там – Егорыча таким не купишь.

– Копию натюрморта оставишь на своем тощем младенческом стручке – сохранишь мазню для потомков. Вперед, голубки, – время пошло!

Рощин, подойдя к боксу с целой пачкой папок в руке, удивленно уставился на испохабленный ствол орудия, покачал головой:

– Ни на минуту молодых нельзя оставить – повадки диких шимпанзе.

Уже удаляясь от бокса в направлении «спринт за зеленой краской», ребята синхронно улыбнулись от возмущенного выкрика полковника:

– Это каким надо быть моральным уродом, чтобы на корпусе ядерного снаряда красной краской написать: «БЕЗ ГМО»![37]

К исходу этого тяжелого дня в машинном масле у Тохи оказалась не только спина, но и все остальные части организма. В заднице в придачу еще и скипидара несколько порций возникло, и вообще унижений выпало немало, что очень отрицательно повлияло на его непоколебимую уверенность в собственной божественности. Он перетаскал, наверное, несколько тонн разнообразных грузов, залил в утробу пушки чуть ли не кубометр вонючей солярки, а вместо перекуров приходилось в быстром темпе учить матчасть.

В проклятом испытательном центре было собрано немало смертоубийственных игрушек – как старья, так и современнейших опытных образцов. Здесь ведь не только с ядерными снарядами копались – все что угодно испытывали: от новейших изолирующих противогазов до только что изобретенных бронебойных пуль. Все это добро нуждалось в полигонных испытаниях или определении допустимых процентов брака, или еще что-нибудь придумывали, лишь бы делать вид, что деньги налогоплательщиков идут на важное дело, а не разворовываются без остатка. Лейтенанта Чижова Рощин приставил разбираться с этим милитаристским хламом, чтобы вооружить крошечный отряд наиболее оптимально. Заодно он должен был подучить молодежь.

Чижову эта задача оказалась не по зубам. Он не по делу суетился и постоянно менял свои же решения. А иногда, после согласования, их менял уже полковник. Все эти изменения били по Тохе очень неприятно. А кому такое понравится? Для начала ему выдали здоровенный автомат с подствольным гранатометом и научили с ним обращаться минут за пятнадцать. Даже выстрелить пришлось одиночными несколько раз. После этого он в паре с Лысым очень издалека на специальной тележке таскал к пушке тяжеленные фугасно-осколочные снаряды, которые решили прихватить на всякий случай. Когда притащили восьмой, Егорыч, пробегая мимо, как бы невзначай сообщил, что таскать их вручную не надо – гораздо проще подкатить к складу специально предназначенный для этого грузовик, а сейчас им надо вместо отдыха опять мчаться к Чижову: лейтенант решил сделать из них гранатометчиков ударными темпами. Тоха при таких известиях мысленно проклял и Егорыча, и лейтенанта. В итоге, лишившись заслуженного перекура, пришлось быстро постигать ТТХ[38] здоровенной трубы для метания реактивных гранат, а так как носить большой автомат гранатометчику некомфортно, Чижов их дополнительно озадачил малогабаритными пистолет-пулеметами. Учитывая, что Тоха был практически эталонным пацифистом, а Лысый дегенератом (тоже практически эталонным), наука давалась не столь уж легко. В итоге к физической усталости примешивалась и умственная – мозги закипали от этой солдафонской зубрежки.

Вечером Чижов, в очередной раз заставив их изучить новую железяку, предназначенную для проделывания отверстий в живой силе и небронированной технике, оценил помятый внешний вид новобранцев и плачевное состояние гардероба – милостиво разрешил помыться и сменить шмотки. Насчет вещей все решалось просто: комплектов формы хватило бы на несколько месяцев такой адской работы. С «помыться» гораздо сложнее: котельная, само собой, не работала, а вода (холодная) имелась только в одной колонке. Тоха, оценив ее температуру, счел, что попариться будет нелегко, да и не получится полноценно очистить кожу от горюче-смазочных материалов.

В итоге послал Лысого к солдатикам разузнать у них что-нибудь насчет «подогреть воды». Лысый вернулся в состоянии агрессивно-раздраженном и без посуды. Сообщил, что местная солдатня встретила его неуважительно. Мол, за молодого приняли, а сами такие же салабоны, если не хуже. По его мнению, необходимо было вернуться уже вместе и нанести им множество ударов по передним частям голов. Тоха разбираться с тонкостями неуставных отношений не желал, да и не считал себя военнослужащим. А уж драться хотел менее всего – не дело таким великим людям, как он, кулаки травмировать о чьи-то лицевые кости (да и своим костям при этом достаться может). Подключив логику и быстро вычислив расположение здания бани, притащил оттуда пару тазиков и брусок дешевого мыла, а у танкистов выпросил ведро. Воду подогрели на том же «карликовом огнемете» – к счастью, Лысый умел с такими штуками обращаться.

В общем, кое-как помылись.