— Да, конечно. Я очень рад, что вы позвонили, сержант. Между прочим, передайте мои наилучшие пожелания вашему шефу — потому что это отличная работа.

— Хорошо, доктор, передам.

— Еще что-нибудь?

— Что? Нет, они просто сказали, что вы захотите это знать.

— Да, это большое облегчение, конечно. Еще раз спасибо.

— Все в порядке. Ну, до свидания.

— До свиданья, сержант.

Не успел доктор положить трубку, как телефон снова зазвонил.

— Доктор, — звонила Элеанор Торн, — я пыталась вам дозвониться…

— Медсестра Торн, вы нашли этот список: выбросьте его. В корзину за столом! Дело закрыто, видите ли.

— Ну что же, мисс Смарт, — радостно говорил доктор по своему внутреннему телефону, — что у нас сегодня по расписанию?

— В два к вам придет мисс Старлетон, доктор… Миссис Ф.Л. Ричмонд-Уайт в три… и миссис Хьюго Кросс в четыре тридцать сегодня. Мисс Старлетон уже здесь, доктор.

— Хорошо. Пусть она войдет.

Вторая половина дня прошла для доктора вполне приятно. Мисс Старлетон и миссис Ричмонд-Уайт были двумя из нескольких женщин, которые каждое воскресенье приходили к нему проверить, не изобрели ли в течение прошлой недели какого-нибудь нового способа лечения.

У них обеих была превосходная кожа, и эту заслугу они приписывали правильной диете и назначенным доктором методам ухода — и постепенно это стало смыслом их жизни.

Что же до доктора Эйхнера, то в течение многих лет у него установилась такая эзотерическая и интимная связь с их кожей, что хотя различные тесты и анализы говорили о том, что кожа их была превосходна в обычном, безупречном смысле, также она была теоретически превосходна. Абстрактно это удовлетворяло его вкусы и, конечно, его интуитивную чувствительность к вещам такого рода в дерматологической структуре.

На самом деле эти женщины были не слишком красивы. В большинстве своем они были здоровы и хорошо образованы, и их коллективным гештальтом был определенный фашизм, применявшийся исключительно по отношению к коже. Две огромные части общества были просто списаны со счетов как «крахмалистые» и «жирные».

То, что осталось, описывалось сленгом с якобы юмористическими терминами и включало в себя такие выражения, как «сетчатый» (для тех, у кого на лице была капиллярная сеточка), «вельветовый» (для сухой кожи), «соленый вельвет», означающий вид испарины; а среди наиболее вульгарных молодых женщин постоянно использовались явные насмешки типа «сальный мячик», «рожа-картошка», «кожаное брюхо», «настоящий лишай», «тупая экз» (от «экзема»), «чешуйчатый» и так далее.

В этой непринужденной болтовне между ними, пытаясь употреблять свои диагнозы более конкретно, они часто говорили о публичных людях и таким необычным способом часто вспоминали, например, таких общественных персон, как Мадам Нехру и Джейн Уитерс. Однако более серьезно во время своих визитов к доктору Эйхнеру они говорили о «стабильности» и «уровневых проблемах».

Доктор Эйхнер говорил:

— Да, эндо сейчас стабильно, очень стабильно. — Или: — Я хотел бы кое-что попробовать, мисс Трамбел. О, это абсолютно безопасно, но я просто поиграл с идеей укоротить этот эктолимфатический потенциал…

Около трех тридцати Фред Эйхнер принес в офис чай, а затем пятнадцать минут подремал. Следующие полчаса он провел за чтением автомобильной корреспонденции, проверяя сводки, пункт за пунктом, данных последних эксплуатации супернавороченных «Пегасо» и «Феррари 375». После досконального сравнительного изучения этих сводок он перечитал их более небрежно, периодически делая случайные пометки на полях. В конце концов он прервался и снял трубку внутреннего телефона.

— Мисс Смарт, завтра при первой же возможности позвоните в представительство «Альфа Ромео», пусть они пришлют их представителя с трехлитровой «Диско Воланте» — после того, как подтвердят следующие цифры: рабочий объем двигателя 145,24. Сто сорок пять запятая двадцать четыре. Эти данные я особенно хочу проверить. Данные по мотору насчитывают две сотни лошадиных сил в 6000 оборотов в минуту для этого двигателя. Так что проверьте это, там могут быть некоторые несоответствия. Я знаю эту модель, понимаете, и — однако, понятно ли это?

— Да, доктор. Миссис Гросс уже здесь. Миссис Хьюго Гросс.

— Миссис Хьюго Гросс. Проводите ее ко мне, пожалуйста.

Миссис Гросс была женщиной странной внешности — одной из таких ширококостных женщин без возраста, ее наряд был тщательно продуман, но все же вещи сидели на ней в обтяжку, а также она была фантастически накрашена, а на голове красовался беретик. Толстый слой тонального крема покрывал ее лицо и губы, так что не было разницы в цвете между ними, она были в той же самой смутно блестящей охре, однако контур губ был резко очерчен тонким малиновым карандашом.

— Миссис Гросс? — спросил доктор Эйхнер, привстав и протягивая руку.

— Как поживаете, доктор? — сказала миссис Гросс с пронизывающей улыбкой.

— Пожалуйста, присаживайтесь, миссис Гросс. — Доктор уставился на нее с напускной внимательностью. Ему тут же пришло в голову, что миссис Гросс, должно быть, актриса. — Вам меня порекомендовала…

— Да, доктор, миссис Уинтроп-Гарде.

— Миссис Уинтроп-Гарде, — повторил доктор Эйхнер, погружаясь в размышления.

— Из Вашингтона, доктор.

Глаза миссис Гросс были не большими, но алмазно-синими, и эту синеву подчеркивали изогнутые вверх темные ресницы под отливающими жемчугом веками, еле-еле переливающимися. Ресницы были почти театрально фальшивыми, а брови были вырисованы, как черные арки, изгибающиеся в постоянном удивлении.

— Но о чем мне надо думать? — вопросила миссис Хьюго Гросс, поднимая руку в черной перчатке к своей щеке и изображая легкое огорчение. — Я сомневаюсь, что в тот момент миссис Уинтроп-Гарде была замужем! А каково было ее девичье имя? Мы только недавно познакомились, понимаете…

— О, не имеет значения, — добродушно сказал Фред Эйхнер, махнув рукой на этот вопрос. — Это вообще не имеет значения! Мне это было, если признаться, просто любопытно. — И он улыбнулся миссис Гросс такой улыбкой, которая заставила ее содрогнуться от удовольствия, хотя это никак не отразилось на ее любезной манере держаться. — Ну хорошо, теперь, миссис Гросс, — продолжил он, — что именно кажется вам проблемой?

— Некоторый кожный беспорядок, доктор, — сказала миссис Гросс тягостно, затем продолжила, улыбаясь извинительной улыбкой: — Хотя я представляю, что это вам ничего не даст! Однако это форма сыпи — я так полагаю, которая появляется периодически — с неопределенными интервалами — через две недели, три, иногда реже, раз в месяц — во рту, на бедрах и на задней части бедер… — Без малейшего смущения миссис Гросс тем не менее в полуулыбке продемонстрировала некую благопристойность, заключив: — на том месте, на котором я сижу — вот что я хочу сказать. Это началось около года назад…

— К вашему сведению, — вставил доктор, — были ли вы когда-либо подвержены аллергии? Будучи ребенком, например?

— Нет, нет, я не знаю, доктор. Хотя есть кое-что, о чем я должна вам рассказать. Примерно год назад я была невероятно толстой. — Миссис Гросс начала рассказывать сказочную историю, и почти до самого конца она акцентировала некоторые события своеобразным выражением лица, маленькими улыбками,