человек.

— Это по моей оценке, — сказал доктор, принимая это за вопрос. Женские голоса жалобно провыли хором: «Не может быть!»

— Какого типа машину вы водите, доктор? — спросил бизнесмен довольно грубым, презрительным тоном.

— «Делахайя» 235, — сказал доктор почти с гордостью, при этом скромно, но значительно улыбнувшись.

— Какую?! — снова спросили хором присутствующие, и звук змейкой завибрировал в зале. Молодой человек отчетливо воскликнул: «Мощно!»

Судья Лестер мягко произнес:

— Давайте соблюдать порядок. Две машины участвовали в аварии, как утверждается в рапорте офицеров, это были седан «Кадиллак» и «Делахайя». «Делахайя» — это французская спортивная машина.

Судья Лестер замолчал, но присяжные все еще смотрели на него внимательно, как будто ожидая от него еще каких-то слов. Несколько человек даже вытянулись навстречу судье в безмолвном ожидании, а затем, казалось, расценили его молчание как разрешение говорить — и, словно сорвавшись с цепи, начали говорить одновременно. Однако присяжные быстро успокоились и дали высказаться женщине, задавшей первый важный вопрос. Она по-прежнему стояла.

— Доктор, как случилось, что вы ехали настолько быстро на первом пункте?

Доктор Эйхнер слегка нахмурился.

— Быстро? — в его тоне сквозило некоторое смущение, которое, как казалось, было преодолено этим дружеским упреком. — Видимо, у нас разные критерии, — спокойно сказал он. — На первом месте… я полагаю, вы имеете в виду первый пункт столкновения? Скорость была, как мы подсчитали, около 95… — На этом месте его голос затих, и он передернул плечами, просто как будто ему было нечего добавить.

— И вам не кажется, что это несколько быстро, доктор? — выкрикнул бизнесмен так громко, что аудитория замерла, ожидая ответа доктора.

Он между тем без колебаний, просто с пытливым интересом несколько секунд посмотрел на мужчину, а затем ответил:

— В каком смысле? Естественно, это не имеет отношения к законодательству — поскольку никаких требований по ограничению скорости на Каньон Драйв между Уилширом и Дрексалом не существует. Я правильно говорю, не так ли, судья Лестер?

— Да, это правда, — сказал судья, наклонившись вперед, весь внимание, и продолжил после паузы: — Однако я не могу рассматривать этот вопрос как неуместный.

— И я не рассматриваю этот вопрос как неуместный, — согласился доктор Эйхнер, воодушевленно обращаясь к судье Лестеру, как будто оба они удобно расположились перед камином, одни, смакуя старый портвейн и рассуждая о метафизике. — Однако это вопрос личного характера, и я думаю, что лучшая трактовка этого вопроса — смысловая. Я должен спросить судью, что он имеет в виду под словом «быстро»? — И, повернувшись к задавшему вопрос мужчине с понимающей улыбкой, доктор продолжил: — «Быстро», вы имеете в виду, без сомнения, в противовес слову «медленно». Но я должен спросить вас: как медленно? Медленно, как стрелки часов? Или медленно, как… реактивный снаряд?

— Я не имел в виду «медленно», доктор, — сказал бизнесмен с таким видом, как будто перед ним был скорпион, — я имею в виду «быстро», и быстро для автомобиля!

— Я почти что уверен, что вы это и имеете в виду, — учтиво сказал доктор. — Так что мы не должны опасаться этого относительного значения, не правда ли? Но все же я скажу, что для автомобиля, если вы имеете в виду мой автомобиль или автомобиль такого класса: двигатель Straight-Six с объемом класса Д по критериям Международной Федерации Автоспорта. И в этом случае ответ на ваш вопрос: нет, это не быстро. Если взглянуть на прошлогодние результаты о пробегах в Ла-Манше и Биарритце. Это вас убедит. Или же взгляните на официальные отчеты с гонок по прямой трассе в Солт Лейк, которые можно взять, насколько я полагаю, в публичной библиотеке.

Когда доктор закончил, суд присяжных казался смущенным, притихшим, неподвижным. Некоторые уставились на доктора с открытым восхищением, с которым нищие дети смотрят на людей, поглощающих пирог. Остальные же с умоляющим видом посмотрели на президиум. Судья Лестер, наклонив слегка голову в сторону, со слабой улыбкой на губах, спросил любопытствующим тоном:

— Как так случилось, что вы ехали на такой скорости, доктор? На первом пункте, — добавил он слегка панибратски, и в его вопросе чувствовалось невинное легкомыслие. В Жюри раздался одинокий смешок, пронзительный, но тут же подавленный, неуместный, остальные же присяжные снова смотрели на доктора внимательно и сосредоточенно.

— Фактически, — подхватил доктор, явно пытаясь скрыть озлобленность, — как мы вычислили, мы видим, что изначальная скорость, то есть скорость на первом пункте, была 95, в то время как на других пунктах: 112 и 127 соответственно. Так что, я полагаю, мы можем с уверенностью заявить, что это было не быстро, а наоборот, относительно медленно.

Это вызвало странный смех у части суда присяжных, слепой и отчаянный смех, как будто они смеялись над возможной нелепой шуткой судьи Лестера, который и сам теперь улыбался слегка напряженно. Но все неожиданно переменилось, когда один из членов Жюри, негр, строго одетый мужчина, который все это время с непроницаемым лицом выслушивал показания, наклонился к своему соседу и отчетливо произнес:

— Да что вы говорите? Он говорит «медленно ехала»? Или он говорит: «низко летела»?

Это было явной попыткой приобщиться к ходу процесса, и половина присутствующих в суде шумно рассмеялась.

— Что? — спросил доктор Эйхнер, не расслышав фразы до конца, с ищущей улыбкой, словно хотел понять и посмеяться над шуткой тоже. И присяжные рассмеялись снова первобытным дикарским смехом.

Однако некоторые из членов Жюри не смеялись, а, как и негр, восседали с непроницаемыми лицами, как будто им было строго-настрого запрещено смеяться над тем, что действительно было смешно. Видимо, доктор Эйхнер принял эту комбинацию из улыбающихся и предельно серьезных лиц как демонстрацию интереса и лояльности и продолжил, в страхе не навлечь на себя тень.

— Так что скорость была 95. К вашему сведению, я не прочь поделиться с вами обстоятельствами, связанными с этой цифрой. — Он прервался, а затем снова начал говорить, уверенно и оживленно. — Я хорошо знаю этот участок дороги, — добавил он жестко. — Я засек время моего съезда с холма, когда оставалась одна восьмая мили, на светофоре в Дрексале, он горел ровно пять секунд. Скорость в среднем была 97,5. Далее. Затем я замедлил ход до 65 из-за указателя и потом постепенно набирал скорость вплоть до первого столкновения… которое произошло, если точно, — плюс-минус 30 футов — на полпути на спуске, скажем так: в расстояние в одну шестнадцатую мили от светофора. Незадолго до этого я набрал скорость… предположительно 105, но сбросил до 85, чтобы пропустить седан, который, как я указал ранее в своем отчете, не стал меня обгонять или же решил не делать этого. Затем, конечно, когда я сделал попытку…

— Простите, — прервал его судья Лестер с выражением неловкости на лице. — Вы говорите, что вы засекли время вашего спуска напротив светофора, доктор. Что именно вы хотите этим сказать?

— Поправьте меня, если я ошибаюсь, — ответил доктор. — Я не помню, чтобы я говорил — против светофора, скорее — «на светофоре» или «проезжая мимо светофора».

— Но вы же фактически проехали мимо светофора? Не так ли?

— Нет, я не мог такого сказать. Вы намекаете на соревнование, которого фактически не было. Светофор был — и продолжает быть — твердой и определенной вещью. Механическим инструментом. Я использовал его, чтобы засечь время спуска, и именно таково было мое предыдущее утверждение.

Судья Лестер резко дернулся вперед, словно в приступе раздражения, и вздел вверх указательный палец, настаивая на вопросе, и тут — внезапно — суд присяжных неожиданно взорвался в беспорядочными репликами и вскриками:

— Он хотел проехать на красный, когда это случилось!

— И где, как он думает, это находится?

— Проехал на красный свет!