— двадцать четыре по-разному одетых мужчин и женщин, все предельно серьезные, все среднего возраста, — и объявил доктора Эйхнера, вежливо показав рукой, что тому полагается занять место на трибуне. Доктор важно кивнул судье и присяжным заседателям, а затем прошел и встал на трибуну с низкими перилами.

— Я очень сожалею, что опоздал, — сказал он. — Мне неожиданно пришлось задержаться. Я прошу у суда снисхождения. — Тут он почти незначительно склонил голову, как бы в извинении перед судом. Этот жест, сделанный с уверенностью и достоинством старого мира, незамедлительно вызвал волну шепота в Жюри.

Судья Лестер предупредительно посмотрел на Жюри и, мягко прочистив горло, обратился к доктору Эйхнеру.

— Рапорт офицеров полиции Стоктона и Фиске был выслушан судом присяжных заседателей — включая ваш первоначальный доклад об этом происшествии, а также, в конце, ваши показания перед капитаном Мейером. Все они явились в суд и, естественно, готовы ответить на любые ваши вопросы. Разумеется, ваше присутствие в ходе дачи их показаний было бы желательно, поскольку любое ваше утверждение могло бы быть выслушано и оценено более точно и было бы более уместным в ходе уже прослушанных показаний. Однако этого уже не исправить. Так что теперь я попрошу вас описать своими словами, как произошла авария. Как вы знаете, я здесь всего лишь в должности консультанта и для Жюри, и для вас как основной стороны. Далее вы будете адресовать ваши замечания Большому Жюри.

Доктор Эйхнер на мгновение пристально смотрел на судью, видимо, с надеждой отдавая себе отчет, что этот человек, с его мягкими манерами, относительно молодой, был решительно не тот судья Лестер, о котором он ошибочно подумал в самом начале, а, несомненно, другой судья Лестер. Тот, другой, малоизвестный судья несколько лет назад заработал дурную славу из-за своей строгости в делах по нарушениям правил дорожного движения, чрезмерной строгости, и это послужило причиной его импичмента.

— С вашего позволения, — сказал доктор Эйхнер уверенно и даже слегка кивнул в сторону судьи, который в свою очередь ответил ему, взмахнув рукой с вытянутыми от основания ладони пальцами, и белизна его руки мелькнула на фоне черных фалд мантии на его груди.

— Как предположил судья Лестер, — начал доктор Эйхнер, важно адресуя свою речь суду присяжных, которые тут же уютно устроились и внимали с уважительным интересом, — очень жаль, что я не присутствовал на слушании показаний офицеров Стоктона и Фиске. Что касается цитирования моего утверждения перед шефом Мейером, позвольте мне для начала сказать, что, если принимать во внимание должные акценты и правильную интонацию, сие утверждение адекватное, и нам не следует тщательно разбирать это сегодня. На самом деле, конечно, я хотел бы видеть записи этих отчетов в суде. И пока этого не произойдет, я воздержусь от комментариев по этому поводу, и это должно быть принято бесповоротно. Тем не менее, вероятно, показания офицеров Стоктона и Фиске, выслушанные здесь сегодняшним утром, аналогичны показаниям в их рапорте, который был представлен их шефу Мейеру. С этим рапортом я ознакомлен и заявляю, что — фактически — он соответствует истине, но тем не менее, боюсь, полностью ошибочный по духу. Я говорю это без всякого желания создать предвзятое мнение у этого Суда или любого другого официального лица, которое здесь присутствует, против этих офицеров. Если понимание данного случая было, в строгом смысле, неправильным и заслуживает тщательных корректив — пусть департамент, имеющий к этому отношение, примет это к сведению. Однако было бы, разумеется, неуместно, если бы мы стали сейчас обсуждать халатность этих офицеров в любом другом случае, кроме настоящего. Поскольку это может послужить правильному толкованию тех ложно истолкованных сведений, которые базируются на определенных обстоятельствах данного случая. А знакомство офицеров полиции с этими обстоятельствами было… ограничено. Теперь вы знакомы с моим утверждением, которое я сделал перед шефом Мейером. И оно, по существу, верно. Вы слышали, как судья Лестер замешкался перед тем, как произнести слово «авария». Намеренно. Я готов отстаивать… и даже настаивать на противоположном: это была не авария, а преднамеренное покушение на мою жизнь неизвестными мне людьми. Один из этих людей сейчас мертв, в городском морге, в кондиции, не поддающейся опознанию. Об известных мне участниках заговора я могу сказать: одна из них была женщина, двое других — мужчины, один из которых, предположительно, тоже мертв или же получил серьезные ранения. Мои описания каждого из них, а также замешанного в происшествии транспортного средства, естественно, к услугам заинтересованных органов.

Доктор закончил сурово, почти порицательно, но, выдержав эффектную паузу, он добавил с ободряющей улыбкой:

— Нам нужно многое сделать, чтобы продолжить, и эти люди, конечно, наверняка будут найдены.

Один из присяжных заседателей, серьезный человек, по виду бизнесмен, сидевший на нижнем ряду, почти рядом с судьей, немедленно поднял руку, как будто желая задать вопрос, повернувшись сначала к доктору, а затем к судье.

— Вопросы допускаются? — спросил доктор Эйхнер судью до того, как тот смог принять во внимание жест бизнесмена.

— Да, да, — сказал судья Лестер. — Суд теперь может задавать вопросы.

— Доктор Ричардс, — выпалил мужчина, уже наполовину встав, но его внимание тут же отвлекла женщина слева, которая сложила руки рупором и пыталась что-то сказать громким шепотом. — Я имею в виду, доктор Эйгнер, — продолжил бизнесмен и, смутившись, сдавленно хихикнул. Некоторые из судей рядом с ним прыснули со смеху, словно подтверждая его ошибку, и доктор Эйхнер тоже снисходительно улыбнулся. — Известны ли вам какие-либо причины, по которым могло произойти покушение на вашу жизнь? — вопросил бизнесмен, тягостно нахмурившись. — Я имею в виду, знаете ли вы кого-то, кто хотел бы убить вас?

Остальные присяжные снова замерли с уважительным вниманием, словно юные студенты факультета философии.

— Нет, — искренне ответил доктор, — и я не совсем это имел в виду. Фактически не подразумевалось, что покушение было сделано именно на мою жизнь — хотя, конечно, вы в любом случае не услышали бы моего мнения, пока не задали вопрос. Теперь позвольте мне заверить вас, что, насколько мне известно, у меня нет, скажем так, смертельных врагов. Криминальный аспект этого дела расследуется, конечно, но, как я полагаю, то, что это случилось со мной — этому есть только одно правдоподобное объяснение, одно несомненное: ошибочная идентификация.

Вероятно, это был просто драматически построенный порядок слов, но многие из судей заметно зашевелились после этого утверждения доктора и начали перешептываться между собой, словно в его защиту. Против этого, однако, выступила женщина, сидящая в самой середине Жюри, которая перебивала бизнесмена на его первом вопросе, и, пока доктор отвечал, сидела с наполовину поднятой рукой. Теперь, под изумленными взглядами соседей, она встала и произнесла почти обвиняющим тоном:

— Доктор, насколько быстро, по вашему мнению, вы ехали на место столкновения?

— Давайте проясним этот вопрос, — сказал доктор Эйхнер воодушевленно и добродушно. — Там было несколько мест столкновения. Хотя, по-видимому, не больше трех определенных, и все это произошло на расстоянии в шестнадцатую мили или около того. Вы спрашиваете о скорости. Я всего лишь хотел бы добавить, что, таким образом, это будет относительная экспертиза. Честно говоря, я предвидел этот вопрос, и если не как вопрос, то как интересующую вас подробность, и я уже сделал кое-какие подсчеты. Я хотел бы попросить вашего снисхождения дать мне несколько секунд на то, чтобы еще мысленно проверить эти цифры.

Гнев на лице женщины, как показалось, сменился раздражением, а вокруг нее некоторые из присяжных начали покашливать и перешептываться. Сам судья Лестер тоже слегка откашлялся, а доктор Эйхнер снова стоял, пытаясь сосредоточиться, с головой, откинутой назад, с наполовину прикрытыми глазами, постукивая кончиками пальцев по краю своей трибуны.

— Да, все правильно, — наконец произнес он. — По моим подсчетам, скорость на месте столкновения: первый раз — 95, секунда, 112, и на третьей 127. — Каждая цифра произносилась отчетливо и после значительной паузы, очевидно, чтобы облегчить работу тех, кто делал примечания, но с объявлением третьей цифры в Жюри присяжных поднялся такой гвалт, шепот и удивление, что судье Лестеру пришлось дважды стукнуть молотком, чтобы восстановить порядок в зале.

— Сто двадцать семь миль в час?! — вслед за ударом молотка эхом откликнулся молодой