— Нет.

— Как? — опешил Евгений Альбертович, — тебе, дураку, Революцию в Америке помогут сделать…

Луис весело расхохотался:

— Революция, Женя, не нуждается в том, чтобы ее делали. Она приходит сама, как тропический ливень, в соответствии с природой… — он грозно навис над пухлым лицом Евгения Альбертовича, — но вы, потомки предателей дела Троцкого, не понимаете этого. Я только расчищаю путь тому, что придет вслед за мной! И не марай революцию своими тупыми мыслишками!

— Хорошо-хорошо… — Евгений Альбертович рассеянно принялся крутить пальцами пистолет, — Америка со всеми потрохами и Австралия тебя не интересуют. Япония, я так понимаю, тоже?

— Ха! На что замахнулся!

— Почему бы и нет? Давай их в картишки розыграем, в подкидного, а? Как в летном, помнишь? Мы с тобой тогда весь мир делили.

— Ты всегда проигрывал.

Достав из кармана трубку и окурок сигары, Луис искрошил окурок в трубку и неторопливо закурил. Прошелся по тесной комнате, бросил брезгливый взгляд на женщину, потом такой же брезгливый взгляд на Славу, и снова уставился на Евгения Альбертовича.

— У меня к тебе счет.

— Вот я тебя убью сейчас, — хихикнул Евгений Альбертович, — и не будет никакого счета.

— Тогда у революции будет к тебе счет. Ты ведь понимаешь, у революции руки чистые, но длинные.

— Понимаю, понимаю. Поэтому и предлагаю базар. Ты только скажи, что тебе нужно.

— Раньше мне нужно было это, — Луис ткнул пальцем в рыхлый живот женщины, собиравшей рассыпанные катушки хлопьев распухшими пальцами, — теперь — не знаю. Теперь это мой счет. Не забывай.

— О-о-оооо, — жалобно протянула женщина, демонстрируя пустой кулек. Хлопьев не было, задумчиво она оторвала кусочек бумаги и отправила в рот.

— Не забуду. — Евгений Альбертович закинул ногу на ногу. — Ты тоже не забудь: я — твой путь в Россию. И не только. Мои сферы влияния тебе известны. И если ты не окончательно погряз в революционном фатализме…

Неожиданно Луис, сверкнув глазами, двинулся на Евгения Альбертовича. Евгений Альбертович, не меняя позы, выстрелил ему в грудь, но Луис не остановился и через секунду навис над толстым человечком, зажав его слабое запястье в своем стальном кулаке. Евгений Альбертович еще пару раз бесполезно выстрелил в воздух.

— Бронежилет?.. — промямлил он.

— Да, — ответил Луис, — и, думаю, ничего мне от тебя не нужно, Женя. Прощай.

Второй огромный кулак понесся к голове Евгения Альбертовича…

Неожиданная автоматная очередь прошила край стола, боковой ящик и ножку в виде львиной лапы, только щепки полетели. Луис дернул головой, ослабил хватку. Евгений Альбертович, воспользовавшись этим, вырвал руку с пистолетом и быстро юркнул под стол. Черный кулак с хрустом шмякнул по столешнице, та раскололась на неровные части.

— Чтой-то вы тут делаете? Славик! — влетела в комнату Мила. За ее спиной, сжимая в руках автомат, стоял Макс.

Прижавшись спиной к обломкам стола, Евгений Альбертович опрокинул гудящий монитор, руки судорожно сжали пистолет.

— Любимый! — подала голос женщина, не прекращая жевать, и сделала несколько шагов по направлению к Луису.

Мила, кинувшаяся было к Славе, вдруг заметила сумасшедшие глаза отчима и дрожащий пистолет в его руках, направленный на негра.

— Мама!!! — завопила Мила, но было уже поздно. Что-то громко пукнуло, и на белой блузке смуглой женщины стало из черного провала расползаться ярко-алое пятно. Не торопясь, кровь пропитывала шелковую ткань. Загораживая Луису дорогу, женщина глядела на него широко раскрывшимися глазами, попыталась что-то сказать.

— Мама! — снова закричала девочка и ринулась к ней, но вовремя пригнулась — следующая пуля, резко чмокнув, попала в бледную краску стены. Трясущимися лапками Евгений Альбертович пытался удержать вздрагивающее оружие:

— Ненавижу! Всех вас ненавижу! — он еще раз нажал на курок, но пуля, срикошетив о кафель пола, отлетела к потолку и затерялась в сваленной груде проводов и аппаратуры.

Луис толкнул женщину на Евгения Альбертовича, сам прыгнул следом. Пистолет покатился по полу, а Луис поднялся во весь рост, держа правой рукой своего врага за горло.

— Луис! Не смей!

Макс навел ему в лицо дуло автомата.

— Почему? — не понял Луис.

— Живой. Он мне нужен живой.

— А потом?

— Вообще. Живой. Ясно? Мне приказано его не убивать.

— Кем?

— Какая разница? Отпусти его. Хорошо?

Макс коротко махнул дулом.

— Нет, — ответил Луис.

И тогда Макс выстрелил. Очередь прошила руку Луиса, но тот не ослабил хватку. Следующую очередь Макс пустил Луису в голову. Падая, Луис увлек Евгения альбертовича за собой.

Тут Мила вышла из оцепенения.

— Мамочка! — перешагнув через вцепившегося последней хваткой смертельно раненного Луиса, сжавшего за горло Евгения Альбертовича, она склонилась к матери.

— Мамочка!

Подобрав валявшийся на полу шарик кукурузы, Барбара отправила его в рот и последним усилием один раз жевнула, ее лицо перекосилось судорогой, потом расслабилось.

Евгению Альбертовичу удалось, наконец, выскользнуть из смертоносных объятий, и когда черные пальцы сжались вновь, уже в последний раз, они только ухватили пустоту. Но огромное безжизненное тело не хотело выпускать барахтающегося под ним врага.

— Руку! Дайте же кто-нибудь руку! — еле прохрипел Евгений Альбертович.

— Помогите, — в возникшей тишине наконец донесся слабый славин стон. На него никто не обратил внимания. Второй раз Слава не стал пробовать, боялся нарушить хрупкое равновесие между мышечным напряжением и машиной.

Мила всхлипывала, обхватив тело матери. Макс подошел вплотную к Евгению Альбертовичу, достал из заднего кармана удостоверение и покрутил у него под носом.

— Вопросы есть?

И добавил со вздохом:

— Где этот ОМОН сраный? Черти их носят!

— Есть вопросы, конечно, — Евгений Альбертович перестал барахтаться, успокоился. Встал, отряхнулся и плюхнулся в свое кресло, даже не пытаясь дотянуться до пистолета.

— Вопрос первый. Вы сюда явились, как я понял, не просто что-то от меня узнать. Вам необходимо мое долгосрочное сотрудничество. Так?

Макс склонился над телом Луиса, пошупал пульс и покачал головой, потом перешел к Славе. Осмотрев приспособления на кресле, попробовал отжать зажимы, его тряхнуло током. Сердито зажужжав, один из приборчиков ткнулся ему в руку своим жалом. Макс только плечами пожал.

— Эскейп. — отвернувшись от матери, Мила стряхнула на пол слезинку и села в поваленное у стены кресло.

— Чего?