затылку обеими руками. Что-то хрустнуло… Ветка сломалась? Нет, ветка оказалась крепкая, а сломался, скорее всего, нос Бека. Теперь на тропе лежало два мешка — два фальшивых вурдалака. Один из них был мертвый, второй, Бек, стонал, но не двигался. А где Мила?

— Милка!

— Я тут была. Клево ты, как Джеки Чан, прямо…

В голубом свете прожектора капельки пота на милином лице казались бриллиантами. Или льдинками.

Прожектора?!

Мила уже орала:

— Погранцы! Шухер!

Она тащила Славу через колючки, то вниз, то, наоборот, вверх — как можно дальше от плотоядного луча. Луч был быстрее, он оказывался спереди, сзади, со всех сторон, иногда пролетал над головой в поисках добычи. Из далекого морского гула иногда выплескивались чьи-то сердитые голоса. Уклон под ногами становился все круче, Слава хотел свернуть в сторону, нырнуть в кусты — но темная стена сбоку оказалась вовсе не кустами. Она была сделана из камня. И под ногами тоже камень, и с другой стороны. Гул моря стал громче, голоса пограничников, наоборот, тише. Луч больше не шарил — наверное, он обнаружил жорин труп и решил удовлетвориться падалью.

Мила ползла впереди — то есть, сверху, как маленький сизый паучок, все выше. Слава упирался ногами в трещины, руки, не находя опоры, скользили по морщинистой скале. За растения нельзя хвататься, это Слава понял сразу, когда чуть не сорвался вниз. А хоть бы и сорвался… Внизу теперь тоже было небо, только без звезд. Небо, то, которое со звездами, опустилось совсем низко, а впереди морским звуком шумело еще одно небо.

Пора отдыхать. Скала оборвалась ровной площадкой с гротом, метра четыре квадратных, не больше. В гроте кто-то нагадил — Слава почуял этот запах и даже обрадовался: место не дикое, люди сюда уже лазили, значит утром можно будет спуститься.

Мила плюхнулась ничком у самого края, свесила голову в пропасть. Слава пристроился рядышком, тоже головой к пропасти, стараясь не попасть ногами в дерьмо. Вокруг были звезды, огромные, похожие не на светлячков, а на круглые лампы, как в метро.

— Мил, ты профи?

— Про что? — Мила вглядывалась в мутную темноту внизу, ее почему-то не интересовали звезды.

— Ты скалолаз?

— Нет, я вообще в первый раз лезла.

— Круто.

Слава перевернулся на спину. В нескольких метрах над ними твердо обозначилась вершина. Она не давала небу упасть. Мила заерзала, придвигаясь к Славе поближе.

— Это случайно. Я просто погранцов испугалась.

Шелестело равнодушное море, выплывал из туманного марева поселок — крошечные домики, яхта — белая сигара у причала, сварливые крики чаек. Хотелось закрыть глаза и уснуть, но это было немыслимо. Ноги почти не помещались на узеньком карнизе, правой рукой Слава держался за хлипкий куст, растущий прямо из скалы вперед, в сторону Турции. В левую руку вцепилась Мила. Уютная площадка с вонючим гротом дразнила в трех метрах слева. Вперед дороги не было: карниз кончался, с площадки Слава не разглядел, что карниз так скоро кончается. Но и назад дороги не было. Мила не желала двигаться, она деревянно замерла, уставившись без всякого выражения на огромное восходящее солнце. Цветом и гладкостью солнце напоминало свежеобгоревшую половинку задницы.

Слава не мог так просто стоять, ему хотелось одновременно спать и куда-нибудь идти. На минуту зажмурившись, он вдруг решил, что падает, и заорал.

— Заткнись, погранцов накличешь.

Голос Милы был тихий и бесцветный, такой же, как и взгляд. И чего она пограничников боится? Наоборот!

— Так пусть нас погранцы снимут отсюда…

— Ты завел, ты и снимай.

— Им легче, у них должен быть вертолет.

— Мудак!!! — Наконец деревянная заслонка внутри Милы рухнула, девочка на миг отпустила славину руку, но тут же схватилась за нее снова.

— Мудак!!!

«… Як-як-як-як», — глумливо подхватили чайки.

— Вертолет тебе! Шестьсот баков за взлет, штука — за работу. Сам заплатишь, или братик твой?

— Я думал, они всех спасают, не только богатых.

— Всех и спасают, кто просит и кто не просит. И бабки со всех трясут. А нам эти погранцы вообще — как пальме яйца. Здесь же запретная зона. Они нас арестуют, будут выяснять — то, се, жуки-пуки… Тебе — ладно, а мне — нельзя. А ты, идиот, разорался, тряпка, ты, альпинист херов!..

Мила говорила все быстрее и все громче — Слава понял, что начинается вторая половина истерики. Дать пощечину — невозможно, даже гаркнуть на нее нельзя: дернется, упадет. Но Мила сама вдруг затихла. Слава вздохнул:

— Дура! Красота-то какая!

Он облокотился спиной о растрескавшуюся скалу и чуть расслабился. Мила больше не была деревянной и перестала кричать. Можно посмотреть на небо и на море. Можно понюхать ветер. Жалко только, что нельзя спать и нельзя никуда идти.

— Ты так орала, сейчас погранцы и прийдут.

Мила не ответила. Из-под ее ноги сорвался мелкий камешек и, отскакивая от уступов, устремился к воде. А может, и не к воде. Как он упал, слышно не было.

Мила сказала:

— Слав, что мне делать, чтоб не бояться, а?

— Закрой глаза.

Она попробовала и сейчас же еще сильнее вцепилась ногтями ему в руку:

— Так еще хуже.

Он заметил набрякшие мешки у нее под глазами.

— И вообще, я есть хочу.

Сумка болталась у Славы на шее, почему-то было жалко выкинуть — именно теперь, перед смертью. Слава осторожно, рискуя потерять равновесие, полез в сумку, достал узенькую банку без этикетки.

— Нож давай.

— Какой нож? — Мила удивилась.

— Ну, этот, с рисунком…

— Нет.

Медленно, как во сне, Слава отправил банку обратно.

— Не сломай только, — подумав, Мила отпустила славину руку и достала из внутреннего кармана куртки маленький нож. Странно, подумал Слава, вроде еле стоим, а тут — пируэты с ножом, и я еще сейчас буду банку вскрывать. Он был почему-то уверен, что вскроет банку и при этом не упадет с карниза. Может, карниз не такой уж и узкий?..

Вспоротая ножом банка приоткрыла неровную жестяную пасть, брызнул сок — рыбные фрикадельки. Мила аккуратно поставила банку на карниз. Слава вернул нож, Мила оглянулась, не зная, обо что вытереть лезвие. Неловкий поворот, кусок карниза поехал вниз, слабо прочпокали камни. Схватившись за нависающий сверху куст, Мила дернулась, и банка, переваливаясь в воздухе, полетела следом. Слава провожал ее взглядом, пока не услышал щелчок — банка упала на гальку. И снова тишина, только море и чайки, а слева — долина, карликовый лес, в котором по ночам охотятся вурдалаки, скалы и какой-то казарменного типа домик-замок. К замку вела серпантиновая игрушечная дорожка. «Наверное там Синяя Борода живет» — понял Слава.