— Мила!.. — Слава потерял ее и тут же снова ухватился — за что-то другое. Кожаный рукав с клепками… Слава дернул рукав на себя, послав наугад навстречу свой кулак. Попал по носу или в челюсть — так или иначе, чье-то тело стало тяжелым и мягко-неподвижным. Оружие? Слава нашел калаш и пару рожков к нему — это хорошо, с калашом Слава мог обращаться в темноте. Может, и гранаты есть? Одна. Хорошо экипированы охотнички, только танков с вертолетами недостает. А дичь-то где? Внизу треск кустов переплетался с яростными детскими матюгами. Сашок, наверное. Слава сделал три гигантских прыжка под уклон и врезался в высокие заросли, сам едва удержавшись от злобной ругани.

— Сашок?

— Нет, это я, — Мила подползла поближе и схватила Славу за ухо.

— Тихо ты, отпусти, — отмахнулся Слава, — Сашок где?

Наверху с деликатным шипением замелькали огоньки выстрелов — в ответ оглушительным салютом набухли гранатные взрывы. Сашок верен себе — и правильно делает: в темноте-то не видно, откуда гранату кинули. Снова тишина. Тихие шаги со всех сторон, темнота уплотнилась, Слава почувствовал себя маленьким ребенком, который прячется под одеялом от ночной буки. Он на всякий случай прикрыл рот рукой, а другой рукой пощупал калаш. Предохранитель опущен для автоматической стрельбы, это хорошо, не нужно зря лязгать железом, привлекать к себе внимание. Бука приближалась, раздвигая кусты и хрипло дыша.

— Здесь они, — сказала Бука спокойно и тихо.

— Да нет, правее, — так же спокойно ответила другая.

— Не найду здесь — поищем правее, — согласилась первая. Вот Бука все ближе, Слава тихонько приподнял калаш и положил палец на курок. Было приятно, наконец, встретиться с этой Букой, доставшей его еще в детстве: теперь для Буки у него есть калаш и пара тренировок с братом в тире. Как там брат говорил? Крест-накрест, этого хватает. Бука остановилась в паре шагов, слегка наклонилась вперед и стала шарить перед собой длинным дулом. «Тепло… Холодно… Почти горячо!» — подумал Слава и сделал, как учил брат — двумя очень быстрыми очередями, крест-накрест. Труп безмолвно повалился на них с Милой, прикрыв их от нескольких ответных очередей. Слава понял, что все буки идут с одной стороны — со стороны холма.

— Ежик! Эй… Ты умер, что ли?

Буки не двигались. Слава прикоснулся губами к милиному уху и еле слышно прошептал:

— Понесли.

— Что? — Так же еле слышно ответила Мила.

— Труп. Ежика. Он будет как щит.

— Ага, — Мила согласилась сразу, не стала спорить. «Наверное, она в шоке,» — решил Слава, и они двинулись. Несколько пуль смачно впились в ежиков труп, но тому уже было все равно. Через несколько метров Слава почувствовал воду, под ногами громко захрустела галька. Буки стреляли на звук, но, в основном, мимо. Вода — по щиколотку, по колено. По грудь.

— Ныряй, — приказал Слава. Труп покачивался на поверхности, словно резиновый матрац. Пряча голову за этим «матрацем», Слава наугад дал в сторону берега несколько очередей. Ответные очереди прошли высоко — Слава закричал, будто в него попали, Мила забеспокоилась, но он резко пригнул ей голову и сам почти ушел под воду, чтобы с берега не было видно. Еще несколько очередей — Слава на них не ответил. Наконец, буки решились зажечь фонарики. Слава и Мила замерли. Лучи, беспорядочно порыскав, уперлись в труп — и сразу же вслед за светом полетели пули. Слава боялся, что Ежик утонет, отяжелев от свинца, но Ежик не подвел. Буки, видимо, решили, что на берегу им больше делать нечего, пора «подумать о главном» — на холме Сашок взорвал еще пару гранат. Слава шумно вздохнул, Мила стояла рядышком и молчала. «Тигренок сидел в чайнике тихо-тихо,» — вспомнился глупый детский рассказик. Внезапно Мила прошептала без всякого выражения:

— А у меня сегодня день рождения.

Она, вроде, успокоилась, и это было само по себе очень подозрительно. Слава испугался, что ее ранили, и стал судорожно ощупывать худое тельце. Мила сразу расслабилась и уверенно обвила ногами его задницу.

— Это… Ты что? — он поправил плавающее в воде тело убитого бандита, — Слушай, а акулы не приплывут?

— Дурак! — она еще крепче прижалась, мешая ему удерживать труп. — Поздравь меня!

— С чем? В тебя попали? — ожидание, что вот-вот шершавая холодная кожа коснется оголеной ноги и зубы твари, привлеченной запахом разливющейся вокруг Ежика крови, вот-вот ка-ак А-А-А-ам!.. Главное, чтобы никого больше не ранило, Господи — почти испытывал Слава религиозный экстаз, — Защити нас от ран, чтобы акулы не приплыли! Мелко тряслись колени.

— Ты что, в морской бой играешь?! — Мила так удивилась, что сказала это в полный голос. На берегу, наверное, кто-то остался дежурить — снова полетели пули. От неожиданности Слава чуть не утонул, увлекая за собой девочку. Ослабевшие ступни безвольно оторвались от неверного дна. Почувствовав спиной долгожданное прикосновение чужого тела, Слава на минуту потерял сознание…

— Ага, в воде еще были, — произнес довольный голос.

— Снял?

— Снял! Куда денутся? Вишь, поплыли… — снова раздалась очередь, чьи-то руки втащили его опять под воду, и он хлебнул соленой жижи. Мила удерживала его с трудом чуть над водой, впритык к мертвецу, глядя на бессмысленно сияюшие звезды — лица захлестывали волны. Было тяжело и противно находиться в таком положении вне времени и событий.

А события были не за горами, события были уже здесь, на берегу. Лучи фонариков сникли под внезапным напором прожекторов, жестяной мегафонный голос проорал пошлую фразу из советского кино:

— Бросить оружие! Руки за голову! Вы окружены!

Но буки любили другое кино — даже не пытаясь пригнуться, четверо бандитов открыли шквальный огонь по прожекторам. Зазвенело стекло, послышались крики и ругань, автоматные очереди — ничем не приглушенные: стреляла милиция. Или не милиция? Славе было все равно, они с Милой по шею в воде спешили вдоль берега, в сорону, прочь от перестрелки. Слава успел рассмотреть бандитов — кожаные куртки с клепками, прически-«ирокезы». Это не Бек, это кто-то еще. Вода мешала двигаться — как в кошмарном сне, когда хочешь убежать от ночной буки, а ноги не слушаются. Слава, правда, таких снов никогда не видел, зато все его знакомые — видели. Что ж, кому — во сне, а кому — наяву…

Выстрелы прекратились, на берегу кто-то копошился. Заурчали моторы, колеса примяли гальку. Тише, тише… Тишина. Пора сушиться.

Берег оказался совсем другим — вместо гальки перпендикулярно морю тянулись огромные камни. Есть, где затаиться в случае чего. Мила держалась за Славу и молчала. Даже не всхлипывала, только держалась, дрожала и молчала. Небо разделилось на три части — две темных и одну пыльно-сизую. Мощный луч — куда мощнее милицейских прожекторов, не говоря уже о бандитских фонариках, спустился на землю издалека, наверное — с той стороны неба.

— Не бойся, — вдруг проворчала Мила, — это каждую ночь бывает, пограничники освещают море. Чтобы враг не прошел…

— А я думал — это Бог.

Луч прополз по пустому пляжу, вернулся, еще раз пошарил: в его пустотелом свете казалось, что убитый Славой бандит пытается вылезти из воды и, совсем как живой, трепыхается на волнах прибоя. Слава попытался отцепить сведенные судорогой пальцы девочки:

— Я на холм поднимусь и все, — уговаривал он, — только проверю. Посмотрю, может Сашок живой… — но сам не верил своим словам, — я быстро, сейчас же вернусь.

Мила не отпускала.

— Ну, Милочка, лапочка… — он совершенно не представлял, что нужно говорить в подобных случаях, — у тебя ноги свело, — он попытался растереть ей лодыжки, ее трясло от холода, но судорога уже прошла, только кожа покрыта колючими мурашками. — Там сумка осталась, тебе переодеться надо…

— Все, я уже могу идти, — она еле встала, тяжело опираясь о его руку. Слава разжал ей пльцы, и она упала. Не оборачиваясь, Слава быстро пошел вдоль берега, чтобы отыскать путь наверх.