Он заглянул в толстенную регистрационную книгу. Итоговая сумма, которую он мне представил, в восемь раз превышала стоимость одной ночи проживания. Я высказала недовольство. Он еще раз сверился с книгой.
– Вы заказали ужин вчера вечером, но не пришли, – заметил управляющий. – Десять долларов.
Я запротестовала, заметив, что столовая, где, очевидно, вчера мне накрыли ужин, была не чем иным, как пустым складом, где не было ни столиков, ни освещения.
– Вы наняли мистера Фана на весь день и не появились в оговоренное время. Кроме того, мы включили стоимость мотоцикла, который вы планировали взять в аренду.
– Мистер Фан в семь утра не пришел, – сказала я, – и если он взял на день какой-то мотоцикл, это его проблема, а не моя.
– И еще плата за номер, – как ни в чем не бывало продолжал он.
Указанная сумма была вдвое больше той, что назвал мистер Фан. Я объяснила, что о цене мы договаривались с ним.
– Мистер Фан не является постоянным служащим отеля. Он не имеет права предлагать скидки, – сообщил управляющий.
– Но он сидел в этом самом кабинете!
– Я вчера не мог прийти. Надо было подождать моего возвращения.
– У мистера Фана, – спокойно заметила я, – были ключи от всех номеров.
– Не моя проблема.
Мы молча сидели и смотрели друг на друга. Наконец я достала пояс с деньгами, и он расплылся в улыбке.
– Мистер Фан вчера сказал мне, сколько стоит номер без туалета, – проговорила я, отсчитывая купюры. – В моей комнате туалет не работал, и в кране не было воды. Я с радостью добавлю к стоимости одной ночи проживания плату за пользование общей уборной.
Его улыбку словно стерли с лица.
– Это правительственное учреждение, – сказал он. – Я буду вынужден оплатить разницу из своей зарплаты.
– Не моя проблема.
– Если в кране не было воды, надо было сообщить управляющему.
– Я сказала мистеру Фану.
– Мне он ничего не говорил.
– Думаю, вам следует обсудить эту проблему с мистером Фаном, – сказала я, положила деньги на стол и ушла.
Я добралась до деревни с рюкзаком лишь ранним вечером. Мне навстречу выбежали дети, но быстрее всех бежала Лу, малышка, что первой принесла мне фрукты. Она схватила меня за обе руки и так и не выпускала, пока я не поднялась с ней на гору и не оказалась на террасе дома. Я поздоровалась с ее матерью и другими детьми, которые мигом высыпали на порог.
Мне устроили настоящий пир: мясо и капуста, рис и лапша, бульон и зелень.
После ужина я села расчесывать длинные волосы Лу, такие же прекрасные и блестящие, как у ее матери, а потом пила виски с ее отцом, который держал на руках пятилетнего сына. Члены семьи приходили и уходили, сидели с нами какое-то время или просто кивали в знак приветствия. Когда я познакомилась со всеми, запутанное семейное древо постепенно начало приобретать очертания. Хотя в семье Лу было всего четверо детей, у ее матери было девять братьев и сестер, а у отца – одиннадцать, и каждый растил и воспитывал свою семью. В радиусе одной мили от их хижины, должно быть, проживало не меньше сотни родственников; потомки бабушек и дедушек образовывали другие ветви. Я подумала о том, каково жить в мире, где ко всем можно обращаться словами «дядя» или «брат», и решила, что такая жизнь мне по вкусу.
Когда я легла спать, на моей рваной пожелтевшей москитной сетке заплясали странные тени. Там были собаки с висячими ушами и высунутыми языками и медленно ползущие черепахи с длинными шеями. С соседней кровати послышался смешок, и нахохлившийся петух вдруг рассыпался и превратился в клубок пальцев и ладоней. Девочки продолжали представление своего театра теней в свете восходящей луны, пока я не уснула. Мне снились пляшущие фигуры на бескрайних, залитых лунным светом холмах, смеющиеся, как дети.
Наутро я обошла деревню, расположенную на крутом склоне над рекой. Внизу водную гладь пересекали мостики, а серебристо-зеленые рисовые поля тянулись до самого горизонта. Меня заворожил ритм шагов водяных буйволов, которые бороздили поля по спирали, таща за собой деревянные плуги, и скрип водяных мельниц, поднимавших ведра с грязной водой, чтобы выплеснуть их в бамбуковые акведуки, по которым вода поступала в деревню.
Вернувшись в хижину, я столкнулась лицом к лицу с пятеркой полицейских. Они сидели на полу с отцом Лу. Он поднял голову, и впервые на его лице не было улыбки.
Мой паспорт все еще лежал в визовом отделе вместе с другими документами, которые угрюмые полицейские непременно захотят увидеть. Не говоря ни слова, я вышла из хижины и побежала в город.
Мистер Фыонг сидел за столом, как и в прошлый раз. Он любезно поприветствовал меня, пригласил сесть и взял портфель, где лежали мои документы. Я расслабилась. Как только виза будет у меня в руках, полицейские еще месяц не смогут причинить мне никакого вреда.
Мистер Фыонг собрался было открыть портфель, но засомневался и сложил руки.
– К нам поступила… – он поискал нужное слово, – информация касательно вашего вчерашнего пребывания в Сонла.
Я сникла. Притворилась, что ничего не знаю. Воззвала к его человеческим чувствам. Портфель был по- прежнему закрыт. Как ему удалось пронюхать обо всем так быстро?
Ведь я вошла в хижину, когда уже стемнело, и не выходила оттуда до утра.
– Мне позвонили из центрального командования и сообщили, что в деревне под моей юрисдикцией живет иностранка, – с неподдельной гордостью заявил он.
Оказывается, местные полицейские видели, как я пришла в деревню с рюкзаком вчера вечером, и сообщили об этом в участок в Сонла, те передали информацию в Ханой, ханойцы же связались с визовым отделом в Сонла с целью выяснения моей личности.
– Может, – тихо проговорила я, – они имели в виду какую-то другую иностранку?
Мистер Фыонг открыл портфель и достал записку.
– Белая женщина, американка, блондинка, длинные волосы, высокая, говорит по-вьетнамски, – зачитал он.
Неплохо для информации из четвертых рук. Я похвалила эффективность местной полицейской системы, а про себя подумала, что лучше бы правительство уделяло больше внимания благоустройству дорог, чем шпионажу за обычными людьми. После чего, отчаявшись, начала торговаться.
В результате я отделалась гораздо легче, чем можно было предположить. Мне продлили визу на полный срок – тридцать дней. Заставили расписать маршрут на каждый день следующего месяца в мельчайших подробностях, вплоть до названий отелей, где я планирую остановиться, и достопримечательностей, которые намерена увидеть.
Я вышла из кабинета, крепко сжимая в руках свой паспорт. Мистер Фыонг заверил, что мой проступок никак не повлияет на семью моих замечательных хозяев.
Я подождала, пока стемнеет, пешком дошла до деревни и по лестнице пробралась на террасу. К моему удивлению, хозяева радостно приветствовали меня. Они спросили, где я пропадала, и настояли, чтобы я снова осталась на ночь, а когда я спросила об утренних посетителях, лишь отмахнулись, упомянув о крепких семейных связях в деревне. На вечер был запланирован настоящий пир, на который приглашены почтенные бабушки и дедушки. Никто не посмеет вмешаться.
Я вздохнула с облегчением, чувствуя себя по-детски счастливой оттого, что мне позволили провести еще один вечер с моей новой семьей. Я взяла одежду и спустилась к реке искупаться и прихорошиться перед приходом старших. Меня сопровождали дети, не меньше дюжины; они тут же разделись, стали брызгаться и играть в мутной коричневатой воде и завороженно глазеть, как я брею ноги. Через полчаса, насквозь промокшая, я вернулась в хижину и обнаружила маму Лу в слезах; сама Лу была в