Листья каучуковых деревьев поблескивали в золотистом свете; подвешенные к ним кокосовые чаши были наполнены свежей дождевой водой, в которой плавали захлебнувшиеся жучки. Все вокруг точно отмыли дочиста.

Кроме дороги. Вода и глина смешались в грязевые канавы шириной в грузовик, похоронив под собой все впадины и вмятины. «Хонда», массивный дорожный мотоцикл, предназначенный для езды по гладкому бетону и поворотов с ограждениями, бешено вихлял в этой скользкой каше. Джею понадобилась вся его мышечная сила, чтобы удерживать мотоцикл в вертикальном положении, а я тем временем шла впереди, тыкала в лужи старой палкой и таскала камни, складывая из них мостки.

А потом, на середине головокружительного прыжка через громадную лужу, переключатель передач отвалился и с мягким шлепком плюхнулся в грязь.

Джей резко затормозил и молча уставился на вязкий кисель у себя под ногами. Затем достал смятую пачку сигарет и вытащил одну. Я впервые в жизни задумалась о том, не начать ли мне курить.

До следующего городка – Буданг – мы добрались только к вечеру, преодолев в целом восемнадцать миль за восемь часов. Это поселение с разбросанными далеко друг от друга домами могло похвастаться сотней футов мощеного тротуара, тремя пабами под открытым небом и ночлежкой с клопами. Мы остановились у одного из пабов, с облегчением плюхнулись на стулья, которые не двигались, не подпрыгивали и не натирали зад, и заказали лимонад. Джей был обессилен; его загорелое лицо посерело, глаза и рот просматривались лишь благодаря более темному слою грязи и сажи вокруг них. Я провела несколько часов в дыму, толкая мотоцикл от одной ямы к другой, и мои руки и ноги покрылись смесью машинного масла и грязевых брызг.

Несмотря на то что наш мотоцикл был похож на водяного буйвола после продолжительной грязевой ванны, он явно представлял больший интерес, чем фильм про кунг-фу, который показывали в пабе. Молодые люди стройной колонной вышли из паба и окружили мотоцикл, а потом стали дергать сцепление и жать на педаль газа. Толпа привлекает себе подобных, и вскоре даже школьницы протискивались в передние ряды, чтобы взглянуть, что происходит. Лицо Джея озарилось гордостью.

Я допила лимонад и побрела через улицу в ночлежку. Хозяйка, доисторическая старуха в одном ботинке, курившая промокшую сигарету, потребовала документы, прежде чем выдать ценную информацию о наличии свободных мест. Она выхватила паспорт из моих рук и запихнула в карман, но потом ее внимание привлекло что-то за моей спиной, и она почему-то отдала его обратно. Ее губы растянулись в улыбке, но сигарета так и осталась неподвижной, крепко приклеившись к тому месту, где раньше был передний зуб.

Я проследила за ее взглядом. Джей стоял у мотоцикла в окружении сотни расталкивающих друг друга зевак. А наши документы осматривали несколько полицейских с каменными лицами и качали при этом головами. Я пробралась к ним, вспомнила все свои скудные знания вьетнамского и протянула им ворох смазанных ксерокопий: наши паспорта, международное водительское удостоверение, регистрационные документы на мотоцикл, визы. Главный полицейский раздраженно потряс мне кипой бумажек в лицо.

– У вас должно быть местное водительское удостоверение! – сказал он.

Мы и вправду пытались раздобыть его в Сайгоне, но список требований был просто убийственным: срок проживания во Вьетнаме не менее года, разрешение на работу, согласие посольства, документы собственника на мотоцикл, безупречный вьетнамский. Поскольку американцам было в принципе запрещено иметь мотоциклы в собственности, мы даже и не пытались оформить права.

Я достала международные права Джея и открыла страницу со списком стран, где они действуют. Каким- то чудом – видимо, по случайной оплошности составителей – Вьетнам оказался среди них. Полицейский неуверенно кивнул. Мы воспользовались его замешательством, рассыпались в благодарностях и сели на мотоцикл. Тут случилось еще одно маленькое чудо: он завелся с полоборота.

Но мы забыли о собравшейся толпе. Зеваки окружили нас, с интересом подслушивая разговор с полицейскими и выкрикивая советы как нам, так и им. С нетерпением ожидая стычки, они не давали нам проехать, дергая за рукава и образовав неприступную стену из любопытных, подкрепленную напирающими сзади, которым хотелось получше разглядеть, что творится в первых рядах. За те несколько минут, что мы потеряли, пытаясь проложить себе дорогу, приехали военные. Я услышала пронзительный свисток, и сбитый с толку полицейский встрепенулся и принялся за дело. Нас арестовали.

В грязном полицейском участке сидели несколько человек; они просматривали наши бумаги и непрерывно курили. Я уже два часа пыталась с ними договориться, вежливо отвечая на их требования поделиться сигаретами и вопросы о гражданстве, местных водительских правах и фамилиях, и пыталась не паниковать, глядя, как солнце медленно ползет по вечернему небу. Буонметхуот, ближайшая провинциальная столица, был в семидесяти милях отсюда. Ехать по размытым дорогам после наступления темноты будет сущим кошмаром. Кроме того, передо мной встала более насущная проблема – у меня начались месячные.

– Извините, у вас есть туалет? – вежливо спросила я.

Полицейский поднял руку на три дюйма от стола и сделал отрицательный жест, даже не глядя в мою сторону.

– Туалет, – нервно повторила я.

На этот раз он указал на главный вход, вокруг которого столпились любопытные зеваки, за ним была лишь улица. На задний дворик за полицейским участком меня выпускать отказались, и все мои повторные мольбы остались без ответа.

Я села на место.

Наконец голос в соседней комнате, кричавший в допотопную телефонную трубку, замолк, и в дверях появился начальник. Он рявкнул какой-то приказ, конфисковал пачку сигарет у Джея и исчез. Его подчиненный выписал каждому из нас двадцатидолларовый штраф за то, что ехали на мотоцикле без документов.

– Как это, – спросила я, – мы могли оба ехать, когда мотоцикл только один?

Он пожал плечами.

– Но вот же они, документы, вы их в руках держите, – не унималась я.

Я все еще сердилась на них за то, что не пустили меня в туалет.

Он нацарапал пару слов на листке бумаги. Я взглянула: «Не хотите платить – сидите здесь».

Мы заплатили.