могли указать дороги. Крадучись, на рассвете, Пимен выбрался из дома и покинул поселок, захватив на память о Виорике ятаган ее отца.
Потяжелевший мешок натирал спину, на которой от жизни в селении муз начали прорастать крылья. Пимен знал, что через неделю это пройдет, стоит ему только миновать горы. Начало темнеть и пора было позаботься о ночлеге. Поблизости не было ни одного дома, и воин решил заночевать в лесу, натаскав побольше веток для костра. Огонь отпугнет злых духов и поможет согреться. Хищные кентавры бродили где-то неподалеку. Пимен всю дорогу видел их тени, мелькавшие между деревьями. Днем они не решались подходить близко и только алчно облизывали свои безмозглые морды, вожделенно поглядывая на мясистый зад Пимена.
Воин запалил костерок и принялся за скромный ужин, захваченный так же из дома Виорики на память. Вскрыв ножом из комплекта фамильного серебра семьи любимой банку папайи, он достал такую же серебряную ложку и принялся жадно употреблять в пищу нежные маринованные плоды. Папайя освежала и насыщала на удивление плохо, но выбора не было. Из темных кустов за ним следили горящие голодные глаза кентавров.
— Сорок восемь, половинку просим. — Вдруг раздалось из мрака.
— Пошел на… — Ответно поприветствовал Пимен, швыряя в голос пустой банкой.
— Э-э-х ты. — Протянула темнота и набычилась.
Облизав ложку, пальцы и закапанные соком штаны, Пимен блаженно откинулся на спину и зевнул. На небе зажглись звезды и показалась луна. Свет ее пробежал по близлежащим кустам, высветив стадо кентавров и наэлектризовав волосы на голове воина.
— Вы че, ребята, есть хочите? — Растерянно начал заговаривать Пимен человеко-людей.
— Угу. — Ответили они разом.
— А я не вкусный. — Соврал Пимен. — У меня гонорея.
Кентавры брезгливо поморщились, но не ушли, принюхиваясь к запаху человека, сидящего у костра. Видно, они были очень голодны, раз решились пойти против своего естества. Сжимая в хилых ручках- отростках тугие луки, они разом потянулись за стрелами.
— Эй-эй. — Перепугался Пимен. — Кончай бодягу. А то достану оружие богов и уничтожу всех к едрени фени, через одного.
Стадо оторопело и немного попятилось, недоверчиво прядая ушами. Воин достал громоделающую машинку и вытянул руку перед собой.
— А ну пошли на… — Решительно произнес он, подкрепляя свои слова руладой внутренних органов. В воздухе запахло мужеством.
— А мы чего, мы ничего. — Начали оправдываться кентавры. — Мы подружиться пришли.
— А ну тогда ладно. — Примирительным тоном произнес Пимен, вываливая из дорожной котомки горсть сухарей, насушенных Виорикой на черный день. Угощайтесь, пацаны.
Кентавры достойно подойдя к костру, блаженно захрустели.
— Куда путь держишь, громодел? — Подошел к нему лысеющий кентавр без хвоста.
— Город Каганостан разыскиваю. — Ответил Пимен. — Может слыхал?
— Слышать слышал, а вот видеть не доводилось. — Печально вздохнул кентавр. — Но ты иди на восход, там говорят живет могущественный король, может он знает.
— Спасибо. — Поблагодарил воин и, отогнав стадо от костра подальше, отбился…
Всю ночь ему снились четвертый, девятнадцатый и двадцать восьмой сны Милехина. Во сне они перемешались до такой степени, что невозможно было отделить их один от другого. Из дома Виорики вышел кентавр с топором и обратился к Пимену.
— А у меня топор вострый, хочешь зарублю?
— Не-а. — Лениво ответил Пимен.
— Не надо его рубить, у него ноги короткие, и вообще он — урод. Вмешалась в разговор толстая муза кондитера с лицом Виорики. — Давай лучше его используем.
— Это как? — Повернул кентавр в ее сторону свою облезлую голову.
— А вот так. — Произнесла муза и задрала подол своего платья, обнажая толстые ягодицы, находящиеся у нее почему-то спереди.
— У, как пошло. — Сплюнул кентавр и вдруг воодушевился. — А давай я тебе их отчикаю.
— Пошел в жопу. — Засмеялась муза-Виорика и добавила беззлобно. — Импотент.
Кентавр пожал плечами и отправился пилить мертвого принца, которого вытащили недавно из колодца.
— Иди ко мне, глупыш. — Сладострастно позвала муза.
— А я не могу. — Сказал Пимен. — Я хочу пИсать.
От этой мысли он и проснулся.
— Приснится же такое. — Озадаченно пИсая, произнес воин, стряхивая последнюю каплю на штаны. День только начинался и впереди было очень много шагов. Сначала Пимен просто шел, потом он шел с некоторыми признаками усталости, а под вечер стал идти уже с трудом. С трудом идти было трудно, но мечта звала за собой, помахивая перед носом запахом горячего хлеба. Пимен принюхался и увидел, что добрался до какого-то города.
— Это, наверное, город. — Подтвердил он свою мысль.
— Конечно, город. — Заверила его одиноко-стоящая-башня.
— Ну я тогда пошел? — Спросил у нее Пимен.
— Иди. — Разрешила башня.
Город был действительно городом, и довольно крупным. Он располагался на месте слияния двух рек и наполовину был заселен офтопиками. Они неприкаянно бродили между домов, о чем-то споря, ругаясь и вступая в потасовки.
— Любезный, — Обратился Пимен к одному из них, не занятому дракой. Куда это я попал?
— Пошел на х… — Обрадовался возможности поговорить офтопик. — Это Мудроград.
— О как. — Обрадовался Пимен. — А старшой у вас кто?
— А у нас все старшИе. — Махнул рукой собеседник и тут же переключил свое внимание на ближайших дерущихся. — Ты по мозгам его, по мозгам, чтобы знал свое место.
— Лучше по яйцам. — Глубокомысленно заметил Пимен.
— Лучше, но нельзя. — Вздохнул офтопик. — Звездануть могут или даже заплюсовать.
— А. — Кивнул головой воин, ничего не поняв, но уточнять не стал. — Ну король-то у вас есть?
— Есть, конечно. — Удивился офтопик. — Мы что же совсем чмошники, что ли?
— А где он живет?
Но собеседник не ответил, 'С криком кто же так бьет' кидаясь в самую гущу дерущихся и усиленно размахивая руками.
Король Мудераст IV жил во дворце, стоящем посреди городской площади. На нем лежало какое-то семейное заклятие, которое вызвало обильное оволосение его ушных раковин. Подданные открыто смеялись над его оттопыренными волосатыми ушами, за глаза называя его Власоухом. От насмешек король стал нелюдимым и вел замкнутый образ жизни, заточившись в своем дворце. Он никого не принимал, не жаловал и не приближал. В связи с этим приближенных у него не было, а должность удаленного никто носить не хотел. Так и мыкался Мудераст один в трех комнатах дворца, портя желудок педигри-палом и страдая от мигрени.
— Кто дома есть? — Спросил Пимен, толкая тяжелую дворцовую дверь.
— Звездану. — Устало предупредил король из-за двери.
— Правов не имеешь. — Огрызнулся Пимен. — У меня ятаган почти вострый.
— А. — Протянул король. — Тогда заходи, только чур не смеяться.
— Чего это я бы смеялся. — Заверил воин, входя во дворец, и тут же свалился на пол, держась за живот, вздрагивающий от хохота. — У-у-у-уши. Ой мама, не могу. — Только и мог повторять он, то успокаиваясь, то падая на пол снова.