— Да, Бог в благости своей прощает нам грехи. Но праведность состоит не в том, чтобы неустанно грешить и вымаливать прощение. «Благословляйте гонителей ваших; благословляйте, а не проклинайте. Будьте единомысленны между собою; не высокомудрствуйте, но последуйте смиренным; не мечтайте о себе; никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми. Не мстите за себя, возлюбленные, но дайте место гневу Божию. Ибо написано: Мне отмщение, Я воздам, говорит Господь. Итак, если враг твой голоден, накорми его; если жаждет, напой его: ибо, делая сие, ты соберёшь ему на голову горящие уголья. Не будь побеждён злом, но побеждай зло добром». Добром, а не мечом!

— Судьба человека в том, чтобы в жизни на земле иметь дело с буйством неуговоримого зла. Уклониться от этой судьбы нельзя; есть только две возможности: или недостойно отвернуться от нее и недостойно изживать ее в слепоте и малодушии; или же достойно принять ее, осмысливая это принятие как служение и оставаясь верным своему призванию. Но это и значит принять меч во имя Божьего дела.

— Чем же Вы можете это подтвердить? Отчего Вы избегаете цитат из Писания и примеров из жизни Церкви? — Бартоломео напомнил о том, чего следовало потребовать в первую очередь

— Так я думал, Писание здесь все и так знают, зачем же еще цитировать. Откройте Ветхий завет, там что ни глава, то меч и головы с плеч, — простодушно удивился Патер, — Вон, божьи люди стоят, никто не возражает, — указал он на слушателей, — А насчет примеров, скажи-ка, Бычище, кто придумал по фехтованию учебники писать?

Все обернулись к Быку, тот почесал переносицу и ответил.

— Его преосвященство епископ Вурзбурга. Лет так двести назад. Там еще учителем фехтования священник нарисован.

Публика ахнула. Бартоломео решил, что проигрывает. На его аргументы такой реакции не было.

— То есть, Вы готовы взять на себя полномочия Бога в лишении жизни других людей? Почему же Вы думаете, что у человека есть такое право? — вопросил Бартоломео, держа наготове несколько цитат из Библии и изречений святых отцов как контраргументы на возможные ответы швейцарца. Вопрос был на первый взгляд разумным и правомерным, но с подвохом. Собеседнику предлагалось либо подтвердить заведомо неправильный тезис, который он на самом деле не выдвигал, либо пойти на попятный, что будет выглядеть, как будто он отказывается вместе с эти тезисом и от прочих своих аргументов.

— Может быть, потому, что человек создан по образу и подобию Божьему? — простодушно ответил Патер.

Публика загудела. Патер легким поклоном показал, что готов выслушать возражения, и окинул взглядом аудиторию. Увлекшись дискуссией, он не сразу заметил нового слушателя. Одежда и особенно осанка выдавала в пришедшем благородного человека, который ни перед кем не гнет спину и не склоняет голову. Чувствовалась сила и ловкость, присущая воинам. Головного убора гость не носил, и аккуратно расчесанные темные локоны ниспадали на его плечи. Патер определил гостя как рыцаря и собрался задать ему пару вопросов по теме спора, как только ответит Бартоломео.

Бартоломео пытался придумать достойный ответ, но ничего не приходило в голову. Этот безумный горец не повелся на «битву цитат», где проиграл бы в силу меньшей эрудиции. Он не повелся на «меньшее зло», многократно обсужденное и осужденное. Не повелся на аналогии и аллегории. На последний же вопрос он дал совершенно неожиданный ответ, против которого не работала ни одна заготовка и свежих возражений с ходу не находилось. Фактически, этот сумасшедший построил свою непротиворечивую теорию, а опытный теолог пока еще не только не смог его грамотно опровергнуть, но даже не высказал ни одной собственной мысли, ограничившись несработавшими дискуссионными трюками и цитированием всем известных мест из Писания.

Выходов было два — или продолжать дискуссию, или прибегнуть к последнему аргументу, «Вы хорошо умеете спорить, но Бог не на Вашей стороне», как бы это ни было подло и нечестно. Нельзя было терпеть школу мордобоя в стенах божьего храма. Бартоломео оглядел слушателей, выбирая, продолжить спор или закончить его обличительной филиппикой, и тут увидел краем глаза епископа.

— Эээ… Ваше преосвященство?

Все тут же обернулись и поприветствовали дорогого руководителя. Епископ слегка наклонил голову в ответ и жестом благословил всех присутствующих.

Патер не сразу понял, где именно находится «ваше преосвященство», а, когда понял, пришел в ужас. Хорош епископ, который ходит по монастырю в светской одежде и без головного убора! В дорогой и нескромной светской одежде. И даже без тонзуры! Что это за епископ с манерами рыцаря и жестким взглядом исподлобья? А как вам понравится епископ с мечом и кинжалом на поясе?

— У нас тут был диспут о допустимости насилия для праведного христианина, — доложил Бартоломео. По здравому размышлению, он решил, что уступит право последнего аргумента старшему по званию.

— Да, я слышал. Начиная с обсуждения варки лягушек.

— Рассудите нас, Ваше преосвященство, — попросил Бартоломео.

— С одной стороны, Бартоломео, Вы правы, — начал епископ, — христианину не подобает прибегать к насилию. Но с другой стороны, когда начнется война, — епископ подмигнул Патеру, — Ваш оппонент принесет больше пользы и монастырю и городу.

Патер нисколько не обрадовался высокой оценке епископа. «Когда начнется война», это не то же самое, что «если начнется война». Стоило ли выигрывать этот спор, чтобы дать теоретическую опору таким «епископам»? Дай такому теоретическое обоснование, и он свернет с пути к Богу на путь меча, и пойдет по трупам врагов и друзей в сплошную неправедность.

Бартоломео посчитал оценку епископа за присуждение победы Патеру и сильно огорчился. Но, посмотрев на оппонента, он не увидел на его лице и тени торжества. Напротив, огонь в глазах швейцарца погас и руки опустились. Бартоломео перевел взгляд на епископа и вдруг как будто прочитал мысли Патера и понял, что тот вовсе не считает себя победителем, а свою точку зрения безоговорочно правильной.

С хозяйственного двора Патер и Бартоломео ушли вместе.

Рыцарь, едущий на турнир в гордом одиночестве, без слуг и оруженосцев, на одном коне и не снимая доспехов, — персонаж ненаучной фантастики. Впрочем, читатель об этом и сам знает, потому что такой типаж он только там и встречал. Если рыцарь собрался на турнир без взрослых сыновей и без дочерей на выданье, а только с женой, что и кого он возьмет с собой?

Если турнир будет в поле, то с собой надо взять шатер. Шатер должен быть такого размера, чтобы не стыдно было принимать гостей. Макс посчитал свой скромный шатер, прошедший зиму в военных условиях, недостаточно приличным для турнира, и взял старомодный, но более приличный «павильон» покойного де Круа. Павильон имел высокий «потолок» и внутренние перегородки. Наружные стенки были двойными, предполагалось, что господа спят внутри, а слуги между стенками.

Мебель: кровать, стол, лавки и стулья. Столовый фарфор и серебро. Представительная выборка вин из винного погреба в родном замке.

Одежда. По выходному костюму для герра и фрау на каждое планируемое светское мероприятие. Запас белья. Повседневная одежда. Одежда и прочее ценное имущество хранится и перевозится в сундуках.

Для герра — доспешный гарнитур. По массе и объему это два-три полных латных доспеха. Турнирный доспех для коня. Мечи, копья, щиты и прочее оружие согласно программы турнира.

Кони. Минимум два боевых коня, а лучше три. Упряжка для господской кареты — еще четыре. По одному-два в каждую телегу. Несколько запасных. Конное сопровождение получающегося каравана, конные фуражиры, которые едут впереди, выбирают место для стоянки, закупают продукты и фураж.