доспехах и с древковым оружием, а «плохие» — либо рыцари в латах, либо аркебузиры, либо вовсе не пойми кто.

— Эт точно, — согласился Горгонзола, — швейцарцев я на своем веку повидал немало. Что делать-то с ним?

— Да ничего не делать. Главное — не давай ему самостоятельно сюжеты придумывать. Что у него хорошо получается?

— Грешники всякие, черти, ландскнехты…

— Вот их пусть и рисует. Кстати, а чем он занимается у себя в Швейцарии? Он ведь ремесленник?

— В жизни не угадаешь. Он священник.

Выйдя из мастерской, Бартоломео обеспокоился, не заразит ли этот боевой поп своим видением Писания кого-нибудь из постоянного населения монастыря. Он поговорил еще с несколькими коллегами и убедился, что его опасения не напрасны.

Швейцарцы не скрывали своего боевого прошлого. Напротив, и Патер и Бык при случае с гордостью рассказывали смешные и страшные анекдоты из военной жизни, накопившиеся за добрых сорок лет. Юные послушники и молодые монахи внимали, раскрыв рты, что не могло понравиться некоторым старшим товарищам. Несмотря на то, что кровавый водоворот жизни в Средние века не обходил стороной ни церкви и монастыри, ни духовных лиц от послушника до Папы, принято было считать, что путь к Богу и путь меча ведут в разные стороны.

Еще в течение первой недели к Патеру и Быку начали обращаться молодые паломники, послушники и даже монахи с просьбами обучить их основам обращения с оружием. Одной из причин повышенного интереса к боевым искусствам стали несколько разбитых носов и выбитых зубов вследствие роста преступности, который неизменно сопровождает массовые мероприятия. В итоге дня три назад новый повар и помощник живописца собрали желающих в укромном уголке хозяйственного двора и дали первый урок самообороны, за которым последовали и второй, и третий, с увеличением числа участников.

Бартоломео без труда догадался, что первую скрипку в уроках самообороны играет новый повар, у которого боевой опыт только что на лбу не написан, и решил провести с ним профилактическую беседу о спасении души. На кухне поварята сказали, что «дядюшка Бык» раздал всем указания и ненадолго вышел в заднюю дверь по своим делам. Через заднюю дверь Бартоломео попал на хозяйственный двор.

Территория монастыря с севера была ограничена горной террасой, сверху на которой пролегала улица Богачей. Склон был почти отвесный, по нему пятнами расположились островки зелени. Монахи ради экономии места и стройматериалов возвели несколько легких хозяйственных построек вплотную к склону. В ряд выстроились склады стройматериалов, стойла для скота, курятник, сарай с дровами и еще какие-то коробки с дверцами. Пространство между этими строениями и сросшимися за несколько столетий каменными основными помещениями монастыря называлось хозяйственным двором.

Повар нашелся между двумя большими сараями. Вокруг него собрались в кружок полтора десятка молодых послушников и паломников. Здесь же на лавочках сидели несколько старинных и уважаемых обитателей монастыря, среди них библиотекарь, плотник и старший певчий. В их компании Безумный Патер был уже за своего. Он сидел посередине и держал на коленях большую миску с орешками, которыми угощал всех соседей.

Бык показывал какой-то прием молодому монаху. Учитель и ученик встали лицом друг к другу и положили руки друг другу на плечи.

— Смотри вниз, — сказал Бык, — сначала надо противника чуть-чуть раскачать, потом бьешь правой ногой под его правое колено.

— Ногу не ставишь, сразу бьешь под левое колено.

— Теперь отталкиваешься носком от земли и колено взлетает врагу в челюсть.

— Потом хлопаешь ладонями ему по ушам.

— Захватываешь обеими руками за голову и добиваешь коленями в лицо.

Каждую фразу Бык иллюстрировал соответствующими движениями.

— Сейчас то же самое, как оно бы выглядело в бою.

И швейцарец показал прием с полной скоростью и без остановок. Ученики ахнули. Зрители одобрительно кивнули и забросили в рот по орешку.

— Разбились на пары и медленно попробовали, — приказал Бык и отошел к зрителям.

Парни начали было повторять прием, но Бартоломео прервал занятие.

— Это возмутительно! Чем вы занимаетесь! Как вам не стыдно!

Ученики растерялись. Бык бросил на Бартоломео удивленный взгляд. Зрители хмыкнули и забросили в рот еще по орешку.

— К вам тоже относится! — обратился Бартоломео к зрителям, — Как вы можете спокойно смотреть на это безобразие!

Зрители посчитали вопрос риторическим и скромно пожали плечами, дожевывая орешки.

— А Вы! Чему Вы учите молодежь! Разве к лицу повару заниматься мордобоем!? — повернулся Бартоломео к Быку.

— Да, к лицу, — спокойно ответил Бык, — и не мордобоем, а борьбой.

— Кто Вам разрешил?

— Бог.

— Бог? Лично Вам, всем присутствующим вместе или по отдельности? Я попрошу епископа выгнать из монастыря всех, кто участвует в подобном непотребстве! — искренне возмутился госпиталий.

— В принципе, и Вам тоже, — сказал Бык, нисколько не растерявшись, — и вообще всем добрым христианам.

— Объясните, — Бартоломео подошел к Быку на расстояние шага и вытянутой руки. Зрители потянули руки за очередными орешками.

— И остался Иаков один, — неожиданно произнес Бык на латыни, — И боролся Некто с ним до появления зари. И, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твоё? Он сказал: Иаков. И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь.

Орешки посыпались на землю. Бартоломео икнул. Бык внутренне восторжествовал. Пару дней назад он, не особо надеясь, попросил учеников найти в Библии что-нибудь про борьбу, потому что в интерпретации Патера Библия напоминала фехтбух, а обучать духовных лиц фехтованию было как-то совсем уж неуместно.

— Ты что, показывал прием из Библии? — удивленно спросил Патер.

— Ну вообще-то меня этому научил один чех из Вроцлава, а он откуда взял, я не знаю.

Бартоломео сурово оглядел присутствующих. «Придется прочитать проповедь», — подумал он.

— Смеет ли человек, стремящийся к нравственному совершенству, сопротивляться злу силой и мечом? — начал госпиталий с риторического, казалось бы, вопроса.

Все пожали плечами. Кроме одного человека. Патер передал миску с орешками соседу, встал и ответил вопросом на вопрос.

— Смеет ли человек, приемлющий Бога, Его мироздание и свое место в мире, — не сопротивляться злу силою и, когда необходимо, то и мечом?

«Адвокат дьявола», — подумал Бартоломео, — «Что же, так будет даже проще, диалог продуктивнее, чем монолог».

— Очевидно, что не умер никто, кто рано или поздно не должен был умереть, — начал Бартоломео пространной цитатой из Августина, — А конец жизни один: как жизни долгой, так и короткой. И что за важность, каким видом смерти оканчивается эта жизнь, коль скоро тот, для кого она оканчивается, не вынужден будет умирать снова? А если каждому из смертных, при ежедневных случайностях этой жизни, угрожают некоторым образом бесчисленные виды смерти, пока остается неизвестным — какой именно из них постигнет его: то, скажи на милость, не лучше ли испытать один из них, умерши, чем бояться всех, продолжая жить? Знаю, что наши чувства предпочитают лучше долго жить под страхом стольких смертей,

Вы читаете Хорошая война
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату