ребенок, что мы снова друзья.

Сорок четвертый рьяно взялся за ту же проблему, и вскоре придумал другой план. На сей раз он решил превратить горничную в кошку и сотворить еще несколько Шварцев – тогда Маргет не сможет отличить их друг от друга и выбрать настоящего, а закон не позволит ей взять в мужья целый гарем. Свадьбу придется отложить.

Здорово придумано! И слепому видно, что план прекрасный. Я был рад похвалить приятеля, и тем самым загладить прошлую обиду. Сорок четвертый был на седьмом небе от счастья. Минут через десять послышалось заунывное мяуканье кошки, бродившей где-то по соседству, и Сорок четвертый весело потер руки:

– А вот и она.

– Кто – она?

– Горничная.

– Не может быть! Ты уже превратил ее в кошку?

– Да. Она не ложилась спать, ждала соседку по комнате, чтоб посплетничать. А та была на свидании с кавалером – новым помощником привратника. Еще минута-другая, и было бы слишком поздно. Открой дверь, она явится на свет, и мы послушаем, что она скажет. Я не хочу, чтобы горничная меня узнала, и обернусь магом. Это принесет ему еще больше славы. Хочешь, я научу тебя понимать по-кошачьи?

– Очень хочу, Сорок четвертый, научи.

– Хорошо. А вот и она, – произнес он голосом мага, и в то же мгновение передо мной стоял двойник мага, облаченный в его мантию и все прочее. Я тут же обернулся невидимкой: не хотел, чтоб кто-нибудь видел меня в компании проклятого колдуна, даже кошка.

В комнату понуро вошла очень красивая кошечка. Едва завидев колдуна, она взметнула хвост, выгнула спинку, зашипела и наверняка умчалась бы прочь, но я, пролетев у нее над головой, вовремя захлопнул дверь. Кошечка отступила в угол, не сводя с Сорок четвертого блестящих немигающих глаз.

– Это ты превратил меня в кошку, – сказала она. – Подлый поступок, я тебе ничего плохого не сделала.

– Какая разница? Ты сама навлекла на себя беду.

– Чем же я ее навлекла?

– Собиралась рассказать про Шварца и скомпрометировать свою молодую хозяйку.

– Лопни мои глаза, неправда!

– Не клянись попусту. Ты даже спать не ложилась, чтоб посплетничать. Мне все известно.

Кошка виновато потупилась. Она решила не спорить с магом. Подумав минуту-другую, спросила с неким подобием вздоха:

– Как ты думаешь, они будут хорошо со мной обращаться?

– Да.

– Ты это знаешь наверняка?

– Конечно, знаю.

Кошка снова задумалась.

– Лучше я буду кошкой, чем служанкой, – вздохнула она. – Служанка – рабыня. Улыбаешься, делаешь вид, что тебе весело, притворяешься счастливой, а тебя знай бранят за каждый пустяк, как фрау Штейн и ее дочка, к примеру, – насмехаются, оскорбляют, а какое у них на это право? Они мне жалованье не платят. Я никогда не была их рабыней; ненавистная жизнь, отвратительная жизнь! Кошке и то лучше живется. Так ты говоришь, все будут обходиться со мной хорошо?

– Я сказал – все.

– И фрау Штейн и ее дочь?

– И они тоже.

– Ты сам об этом позаботишься?

– Да, обещаю тебе.

– Тогда – благодарю. Они все тебя боятся, но большинство – ненавидит. Я и сама тебя ненавидела – раньше. Теперь-то я вижу, что ты совсем другой. Теперь мне кажется, что ты добрый; не знаю почему, но думаю, что ты добрый, хороший человек, и я тебе доверяю. Верю, что ты защитишь меня.

– Я сдержу обещание.

– Верю. Оставь меня в обличье кошки. У меня была горькая жизнь… Как они могли так грубо помыкать мной, эти Штейны, ведь я – бедная девчонка, ничего и никого в целом мире у меня нет, зла я им не делала… Да, я собиралась рассказать историю с двойником. И рассказала бы, из мести. Вся семейка говорила, что Шварц подкупил меня, вот я его и впустила, а это – ложь! Даже молодая хозяйка поверила в их ложь – я по глазам видела; она, правда, пыталась меня защитить, да потом прислушалась к наговору. Да, я хотела разболтать историю со Шварцем. Мне не терпелось посплетничать. Я была зла. А теперь я рада, что мне не удалось это сделать, потому что вся злость моя пропала. Кошки не помнят зла. Не превращай меня в служанку, оставь лучше кошкой. Вот только… После смерти христиане отправляются… Я знаю, куда они отправляются; кто в одно место, кто в другое. А кошки, как ты думаешь, куда отправляются кошки?

– Никуда. После смерти, разумеется.

– Тогда я останусь кошкой, не возвращай мне человеческого обличья. Можно мне съесть эти объедки?

– Конечно, ешь на здоровье.