— Так здесь встречают… посла?
За спиной Владимира прекратилось зловещее вжиканье выхватываемых из ножен мечей. Он чувствовал, как одни гридни так и остались с оголенным оружием в руках, другие оставили ладони на рукоятях мечей.
— Посла? — переспросил Владимир. — Послы так не входят.
— А как? — нагло спросил богатырь. Он оскалился, показал огромные, как у коня, зубы, но белые и по- волчьи острые. — Я мог что-то пропустить…
— О после сообщают заранее, — сказал Владимир сдержанно. — Если же твое племя столь дико…
Исполин проревел угрожающе:
— Мое племя самое великое в мире! И я вобью обратно в глотку… вместе с зубами, слова того, кто скажет обратное!.. Просто я скакал быстрее, чем гонцы с сообщением. Я воин и привык передвигаться быстро!
— Мне показалось, — сухо сказал Владимир, — ты назвал себя послом… Кто ты, какого рода-племени? С какой целью прибыл?
Исполин подбоченился:
— Зовут меня Тугарин, я из клана Змея. Я был воином, но меня послали с грамотой. Если я отдам тебе ее сейчас, то зря, выходит, по свету идет хвальба о твоих знаменитых пирах?
Владимир нахмурился. Его пиры, что на самом деле были еще и одновременно военными советами, все- таки не для откровенных дураков, даже врагов, как этот исполин, к которому Владимир сразу воспылал злобой. И дело не в том, что любой мужчина глухо ненавидит всякого, что выше ростом и сильнее. Этого явно прислали, чтобы прощупать мощь его богатырей. Ведь любое племя держится не на числе, не на богатстве, а на героях. Есть герои — племя будет жить. Герои не только крепкие мускулами и храбрые в бою, но герои и в волшбе, познании мощи богов…
— Добро, — сказал он после непродолжительного раздумья, — добро пожаловать, доблестный Тугарин на пир киевского князя! Да запомнится он тебе.
Он перехватил понимающий взгляд Претича. Тот понял без слов, что посол или не посол, а живым дальше ворот не уйдет.
Но Тугарин проревел мощным голосом, от которого зазвенело оружие на стенах:
— Запомнится!.. И вам тоже.
Тугарин и за столом возвышался на голову над соседями. Шлем не снял, оттуда угрожающе смотрела разъяренная змея, на груди с широкой круглой пластины, закрывавшей всю необъятную грудь, тоже смотрела змея: страшная, уродливая, с распахнутой в ярости пастью.
Владимир вспомнил свое детство, когда слушал стариков и не мог понять, почему Змей едет сражаться с богатырем, прятавшимся под мостом, на своем коне, кричит на него, называя травяным мешком и волчьей сытью… Почему оба бьются мечами, хотя Змей должен бы летать и жечь огнем? Вот о каких Змеях шла тогда речь…
Тугарин ел жадно, хватал руками с общего блюда лучшие куски баранины, даже свинины, из чего Владимир понял, что если он даже из хазар, то из тех, которые нарушили обет не есть свинину, из-за чего оставшиеся верными обету хазары называют их презрительно хазерами, то есть, свиньями.
Он вспомнил обрывки разговоров, подслушанные в императорском дворце Царьграда, умный учится всюду:
— Как я слышал, твое племя в самом деле очень древнее… Оно преуспело в магии, познании движения звезд. Но что заставило таких, как ты, взяться за оружие?
Тугарин отмахнулся с пренебрежением:
— Что дало знание звезд нашим мудрецам?
— Ну, — ответил Владимир в затруднении, — их уважают, их таблицами пользуются, о них говорят, на них ссылаются…
— Старики, — сказал Тугарин презрительно. — Что они знают о жизни?.. Они забыли ее вкус. Разве не самое великое — чувствовать горячую кровь в жилах, видеть свою удаль и ловкость, мчаться по степи на горячем коне, врываться в села земледельцев, жечь дома, убивать мужчин, насиловать женщин?
Владимир краем глаза видел, как в такт словам Тугарина одобрительно кивали хан Тудор, степняк Казарин, а также его богатыри из варягов, даже многие русские богатыри явно согласны, да что они, он сам совсем недавно так считал… и даже делал. Это поляне — свои, а всякие там древляне, вятичи, угличи, дрягва — их можно, их нужно…
— Может быть, ты и прав, — ответил он со вздохом. — Мы сами врывались в эти дома, жгли, убивали и насиловали… Я взял Киев силой и кровью, но теперь это мой город, теперь это наш народ, с которого мы кормимся. И мы не дадим здесь жечь и убивать.
Снова богатыри, в том числе Тудор и Казарин, закивали одобрительно. А Тудор добавил:
— Где, говоришь, земли твоего народа, сынок? Когда нам покажется, что кони чересчур разжирели, а мужчины разучились носить оружие, мы придем туда. Вы ведь любите брань? Вы ее получите на своих землях.
Тугарин взрыгнул, отшвырнул наполовину обглоданную кость на середину стола. Кувшин дорогого греческого вина рассыпался, красное вино побежало по белой скатерти, жадно впитываясь, но потекло и на ноги богатырям. Владимир видел, как даже сдержанные бояре свирепеют на глазах. Статус посла удерживал их пока что от драки, но ярость кипит, вот-вот хлынет через край, тогда ни княжеский гнев, ни особое положение не удержит от жажды дать в зубы наглецу, рассечь ему голову, увидеть красное мясо, ощутить на зубах вкус крови…
А Тугарин словно дразнит нарочито: обглоданную кость швырнул не под ноги, а на середину стола, звучно взрыгивал, икал, вытирал жирный рот краем белоснежной скатерти, еще даже не залитой вином.
