люди, переговаривались негромко. Звякал металл. После яркого солнца Залешанин с трудом различал лица.
Чернобородый сказал с досадой:
— Угораздило же услышать это словцо!.. Теперь все нажитое — коту под хвост. А сколько карабкался наверх, состояние сколачивал, в совет квартала вышел… Уже вся восточная пристань моя… почти вся моя, одного ромея осталось дожать — и все склады, таверны, причалы… эх… все перешло бы под мой кулак.
Залешанин слушал, не понимая, а Рагдай, ему перевязывали раны, сказал утешающе:
— В другом месте наживешь…
— В другом, — огрызнулся чернобородый зло. — Это не мечом махать, здесь годами карабкаешься со ступеньки на ступеньку! А мне опять с пустого места…
— Ну, великий князь золотишка подкинет…
— Что золотишко! У меня и своего здесь нажито. Ромеи только думают, что хитрее их нет на свете. Но где один киянин пройдет, там трем грекам делать нечего. Но не все покупается золотом. А доброе имя купеческое? А доверие? Это ж сколько времени еще минется…
Заботливые руки сунули Залешанину ковшик. Он жадно прильнул, чувствуя холодную тяжесть, выпил залпом, потом лишь поперхнулся, ощутив, что проглотил не родниковую воду, а охлажденное вино.
— Сюда точно не придут? — просил Рагдай.
— Как это не придут? — оскалил чернобородый купец зубы. — Стал бы тогда беспокоиться!
— Тогда надо срочно…
— Ничего пока не надо. Пусть чуть уляжется. Придут потом, когда соберут все клочья, соединят, поломают головы. На это уйдет вечер, а то и вся ночь. До утра тут безопасно. А в полночь вас выведут… а только и мне… какая жалость!.. уже здесь заказано.
Залешанин начал понимать, чернобородый был послан не купцом, а лишь прикидывался купцом, дабы в случае чего прикрывать тайных людей киевских князей. Но вошел во вкус, развернулся, в самом деле успел нажить состояние, потеснил других купцов, подмял под себя не одного купца-соперника…
— Ты еще арабских стран не видывал, — донесся утешающий голос Рагдая. — Один Багдад чего стоит! Гарун-аль Рашин, Шахерезада, лампа Алладина, Синбад… Эх, тебе радоваться надо, а не тужить. Ты еще в полной силе, а уже сиднем стал…
— Сиднем? — огрызнулся купец. — А кто твоего дружка Манфреда от алеманов вытаскивал?
— Ну, когда это было…
— А кто помог бежать Лешку Красноухому из Британии?.. Я уж молчу, что это мои деньги… ну, вверенные мне князем, помогли тебе выбраться из оков исландского ярла.
Рагдай сказал успокаивающе, словно купец не спорил, а поддакивал:
— Вот видишь, ты уже продрог на севере. А Царьград — это тоже север по сравнению с роскошью Востока, его сералями, гаремами, драгоценностями…
Купец умолк, Залешанин видел по его затуманившемуся взгляду, что уже примиряется с потерей имущества… если не успеет еще сегодня вечером срочно все продать, и уже перебирает страны, в которых не бывал, но наслышан много.
Царьград никогда не спал, но на рассвете, когда на Руси встает стар и млад, все же чуть затих. Купец вывел обоих через десяток двориков, потайных дверей. На улочке пусто, даже сравнительно чисто: объедки подобрали бродячие собаки, а помои из окон начнут выплескивать ближе к вечеру.
Залешанин бурчал, чалма налезала на лоб, полы халата раздувало ветром. Со стороны он выглядел как старый калека. Правда, его и разрисовали под старика: лицо коричневое, морщины, глаза натерли какой-то дрянью: красные и старческие слезятся. На спине, горбясь, тащил широкую корзину с тряпьем, крышка откинута, вон громоздятся цветные тряпки. А то, что на дне во всю ширь затаился щит, уже набивший ему всю спину до кровоподтеков, знают только он да этот спесивый восточный купец, в котором мать родная не признает Рагдая.
Рагдай вышагивал впереди, как и положено хозяину. Высокий, надменный, гордый, за поясом богато украшенная драгоценными камнями короткая сабля.
Сердце Залешанина подскакивало, причал тянулся и тянулся, по обе стороны всевозможные корабли, вон их мачта, только бы не побежать в ту сторону, там ждут друзья, но на причале группками стоят воины, придирчиво заглядывают в лица каждому, проверяют мешки, роются в телегах. А помимо воинов многие вроде бы в обычной одежде, но даже Залешанин чуял в них самых опытных и жестоких рубак, что из простых головорезов поднялись по службе выше.
До желанного корабля осталось не больше полета стрелы. Залешанин уже чувствовал запах свежей смолы, пеньки, когда с двух сторон дорогу перегородили высокие и с перьями на шлемах. За их спинами неотступно следовало по десятку воинов.
Один потребовал коротко:
— Кто? Куда? Зачем?
Залешанин набрал в грудь воздуха, готовясь разом сбросить мешающий халат и ухватить пару железных болванов в руки, после чего от тех останутся сплющенные железки, а в его руки попадет хотя бы меч ли топор, однако Рагдай вдруг бросил что-то резкое и брезгливое на странном языке, офицер поднял брови, а Рагдай рывком сунул ему под нос руку. Залешанин думал, что витязь даст сейчас тому в морду, но Рагдай то ли дал только понюхать кулак, то ли разрешал поцеловать ему пальцы… то ли показывал перстень на кукише.
Высокий с перьями переменился в лице:
— От самого божественного базилевса? Пожалуйста, простите! Мы ищем двух опасных преступников… Проходите, проходите, пожалуйста!
