растет только в дальних южных странах, а Хакама с жадным нетерпением спрашивает умоляюще:

– Ну что еще? Только скажи, я все доставлю!..

– Пока ничего, – ответил он хмуро. Заставил себя расслабиться, глубоко вдыхал сладковатый дым, пустил мысли по широкому кругу, потом начал стягивать в спираль, все убыстрилось, завертелось перед глазами так, что череп накалился, кровь шелестела в венах громче, чем бегущие муравьи Хакамы. – Пока ничего… Но я не уверен, что все получится… Что получится, хоть что-то…

Она опустилась перед ним на колени, смотрела снизу вверх, погладила его по ноге.

– Получится, – прошептала убеждающе. – У тебя получится. Ведь только ты умеешь заглядывать в грядущее…

– Это бывает очень редко…

Голос его прервался. Со дна души поднялась эта теплая волна, которая предшествует редким моментам странного прозрения, когда он в хаосе мелькающих лиц, пейзажей, звериных морд и ночного неба вдруг видит осмысленные картины, слышит человеческую речь, иногда даже видит своих знакомых… Но только иногда эти картинки бывают из грядущего, а чаше всего – из настоящего или прошлого…

Хакама едва не вскрикнула. Зеркало подернулось туманом, а затем в середине проступило изображение, пошло расширяться к краям. Россоха все-таки огромной силы… да, чародей, который сумел развить себя настолько, что и без магии может смотреть в будущее и даже проецировать на зеркало!

Затаив дыхание, она смотрела, как в бешеном темпе сменяются лица, картины городов, горящие дома, скачущие кони, туча летящих драконов, доносятся голоса – гневные, ласковые, молящие… Знать бы, мелькнула тоскливая мысль, кого она видит, – это и есть власть над миром! Знать, какой король доживет до старости, какой умрет рано, когда будет засуха, на чьи земли обрушится туча саранчи, чья это армия сейчас переходит горный перевал…

Она вздрогнула и невольно прикусила палец. По странному ущелью, где одна высокая стена из черного камня, другая – из красного, двигается огромное войско. Изображение стремительно выросло, словно на людей смотрела подстреленная падающая птица, Хакама успела увидеть, что во главе войска на огромном белом жеребце едет…

Изображение исчезло, сменилось страшным зрелищем падающей звезды, огромной, хвостатой, земля дрожала, море вышло из берегов, а земля трескалась, как в ледоход, но Хакама все держала перед глазами это суровое лицо, держала и не отпускала, всматривалась в синие глаза на загорелом лице, в эти черные волосы, свободно падающие на плечи, в эту молодецкую фигуру, в эти сильные руки: одна небрежно держит повод, пальцы другой дремлют возле рукояти топора…

– Скиф, – прошептали ее губы. – Значит, мы сумели… сумеем! Он ведет все войско Гелона в страну Миш…

Хакама побледнела, хотя сердце колотилось часто, гнало кровь в голову. Вот она, удача, которой не понимает даже сам Россоха. В свое время она часто и жадно рассматривала мир с помощью магии и знает прекрасно, что такое ущелье есть одно-единственное на свете и находится не за дальними морями, а рядом, близко! Это как раз почти единственный проход из Гелонии в земли Миш. Можно еще, правда, и через горы, но огромное войско через перевал не проведешь, там вовсе войско не проедет…

Значит, Скиф во главе огромного войска? А где же… Гелон? Это же его люди, его страна?

Она спросила тихо, стараясь не вывести провидца из божественного транса:

– А Гелон?.. Где Гелон?

Россоха смотрел невидящими глазами, губы его двигались, а руками он что-то ловил или ощупывал в воздухе. Она поняла, что он видит уже нечто другое, а Россоха переспросил ровным нечеловеческим голосом:

– Гелон? Какой Гелон?

Ее осыпало холодом.

– Гелон, – повторил она настойчиво. – Правитель Гелонии, ее тцар. Где Гелон?

– Гелон, – повторил он рассеянно. – Нет никакого Гелона… На его троне – Скиф… Победные прапора, толпа кричит… Пал и Нап ведут конное войско… Пал – палаты, паралаты… Горящие стрелы…

Несвязный голос становился четче, обретал живые краски. Хакама поспешно села в кресло наискось, взяла грушу и вонзила в нее зубы. Россоха очнулся, глаза его непонимающе уставились на забрызганную соком волшебницу. Она сама расхохоталась, влетела крупная оса и старалась сесть ей на губу, Хакама со смехом отбивалась.

– Я что-то видел? – спросил Россоха.

– Много, – подтвердила Хакама. – Ой, Россоха, как я тебе завидую!.. Ты без всякой магии умеешь заглядывать в будущее, в прошлое, зришь дальние страны. Так и сейчас… Ты был в таком восторге! Видел бы ты сам, как сияли твои глаза, как ты весь помолодел, горел восторгом!.. Наверное, ты зрел богов.

Олег и Скиф до самого вечера бродили по городу, осматривались. Олег заговаривал с жителями, расспрашивал о ценах, о налогах, о соседях. Ему отвечали охотно, даже чересчур словоохотливо, Скиф извелся, извертелся, но он первым услышал, как со стены что-то прокричали радостное. Внизу ответили таким же ликующим воплем, страж крикнул еще, уже громче, во дворе тут же забегали, засуетились.

Ворота распахнулись, ворвались двое на разгоряченных конях. Желтые клочья пены срывало ветром, всадники старались обогнать друг друга, один закричал еще издали:

– Гелон возвращается!.. Быстро обед, греть воду!.. Быстрее, быстрее, коровы!

Скиф повернулся к воротам.

– Ну, наконец-то!

Олег ухватил его за пояс.

– Погоди. Пусть хотя бы пыль собьет с сапог.

– Да это он может сделать и при нас!

Олег напомнил:

– Ты всю дорогу обзывал его трусом. А ты уверен, что он так уж рад тебя видеть? Или тебе все должны быть рады? И падать от счастья уже только при твоем появлении?

Скиф заметно увял. Олег подумал, что ударил чересчур сильно, Скиф еще совсем ребенок, говорит то, что думает, а думает чересчур быстро.

Скиф дал себя утащить обратно в дом. Олег втолкнул его в комнатку, закрыл дверь и прислонился, чувствуя лопатками твердую поверхность настоящего дуба. Зеленые глаза с сочувствием рассматривали раскрасневшееся лицо юного героя.

– Остынь. Остынь! Сядь и остынь. Если надо – ляг.

– Да что ты как в тюрьме, – возмутился Скиф.

– Ага, – сказал Олег злорадно. – Значит, побывал, знаешь…

– Да не бывал я! Просто слышал.

– От кого?

– Да ладно тебе… Ты тоже, думаю, не с одними тцарами за столом сидел.

Не отвечая, Олег пошел к ложу, лег, заложив руки за голову, и бездумно смотрел в потолок. Если вот так бездумно, то мысли приходят сами, а раз так, то среди них бывают просто удивительно свежие, словно вынырнувшие из родника. Свежие, ясные и разом дающие ответ на какие-то вопросы, что казались неразрешимыми еще вчера.

В полной тишине Скиф сказал горько:

– Миш передала свое тцарство Агафирсу, тот теперь правит железной рукой!.. У него огромная армия, хорошо обученная, испытанная в боях. Его народ теперь называет себя агафирсами. У Гелона тоже тцарство, народ здесь размножается, как муравьи. Все таскают в его закрома золото по крупинкам, но таскают беспрерывно, и теперь у Гелона золота больше, чем у Агафирса, в десятки раз!.. На эти богатства можно бы снарядить несколько армий, но Гелон расходует деньги на помощь всяким погорельцам, беженцам, переселенцам… тьфу!.. Но страна есть, народ уже называет себя гордо гелонами, начинает гордиться, что гелоны – самые богатые, зажиточные, умные, работящие… и вообще лучшие люди на свете. Скоро Гелония потеснит другие страны… что мне дивно, так то, что она потеснит без особенных и усилий! Даже вроде бы не замечая, что кого-то теснит, кого-то проглатывает по частям или целиком… И только я скитаюсь, бездомный и нищий. К тому же каждая собака норовит облаять или укусить. Почему так?