зданию, похожему на огромное зернохранилище. Ну не настолько я патриот, чтобы ездить на «Волге», как Лютовой, когда можно на «Форде». А в Москве приходится то на высокие бордюры карабкаться, то через снежные завалы, как йети. «Волга» уступает «Форду», еще как уступает по проходимости…

На стоянке издали кивнули, мол, не заходи отмечаться, езжай. Я из тех, кто платит точно в срок, а в наши времена даже у владельцев шикарных «шестисоток» бывают проблемы с оплатой.

Привычно скатился по винтовому пандусу, при выезде на дорогу мне пугливо уступила дорогу «шестерка», хотя право первой ночи принадлежит ей, извечная вера в то, что закон ничто перед грубой силой, а «Форд» – сила, но вскоре пьянящее чувство быстрой езды выдуло грустные мысли. Я привычно перестроился в левый ряд и погнал, погнал – на высокой скорости думается лучше.

В эру Интернета мы чувствуем себя иначе, чем сто лет назад или даже двадцать… Интернет, который я так люблю, тоже помог Юсе установить власть над миром, многим все еще незримую. Умным уже понятно, хотя большинство это себе не представляет, что рано или поздно… скорее рано, человечество сольется в одну нацию.

Ну, как когда-то слились поляне, древляне, дреговичи, кривичи и всякие там чудь и мурома. Что при этом потеряли – не знаем, но что приобрели – видим. А приобрели немало. Конечно, какое-то время будет болезненная проблема выработки общего языка… Микропереводчики, вмонтированные даже в мобильные телефоны и пуговицы, – паллиатив. Решение должно быть таким же необратимым, как слияние племен в Киевскую Русь и потеря ими самобытности до такой степени, что теперь уже не различить, кто из нас ведет род от древлян, а кто от полян.

Конечно, основное столкновение будет английского с языками китайским и японским. Не только потому, что треть населения планеты говорит на китайском, но уж очень разная структура языков. Это не русский, что всегда готов лечь под любого иностранца. С другой стороны, китайцам самим осточертела древняя иероглифика, из-за которой труднее усваивать передовые технологии Запада. Все помним, как они из-за сложности иероглифов не могли освоить азбуку Морзе, телеграфы и прочие чудеса техники…

Интересно, что будет с ивритом? Евреи не захотят сдавать свой язык. Вернее, не евреи – те сдадут что угодно, а иудеи. Оставят иврит в качестве священного?

Черт, опять проверка… Мысли выпорхнули как вспугнутые бабочки. Обычно они у меня выпархивают, как тяжелые гуси, но сейчас даже не бабочки, а какие-то комары…

– Документы?

– Пожалуйста… Что-то случилось?

За гаишником двое с автоматами, стоят правильно, профессионально, чтобы не оказаться на линии огня друг друга, в то же время не задеть гаишника. Тот, немолодой бывалый волк, просмотрел мои бумаги бегло, для него важнее мой вид, запах, мимика, бегают ли глазки, каким тоном и что говорю.

– Да, – ответил он наконец, – вам придется сдать взад вон до того поворота. Впереди проезд закрыт.

– Автокатастрофа?

– Можно сказать и так, – ответил он спокойно. – Взорвали одного. Машина телекомментатора из НТВ.

– Ага, – сказал я и добавил про себя. «Колаб, известная сволочь».

Гаишник взглянул мне вслед понимающими глазами. Может быть, я даже пошевелил губами, а они умеют читать и по губам, и по выражению глаз.

У офиса машин немного, я приткнул свою у самого входа. Охранник посмотрел подозрительно, я сунул ему пропуск. Что делать, охрана у нас меняется чаще, чем я бываю на службе. Сейчас, когда видеоконференции не вошли в быт, а вломились, смешно гнуть спину в офисе, когда можно все дома, на диване, а плоды сбрасывать на сервер по емэйлу.

Верочка, секретарша, вскинула высоко подрезанные брови.

– О, Бравлин!.. А вас уже с неделю разыскивают.

– Кто, шеф?

– Нет, из каких-то международных фондов.

Я насторожился.

– С какой целью?

– Не знаю, – ответила она беспечно. – Шеф долго упирался, не давал ваши координаты. Боится, что сманят за рубеж. Вы у нас самый блестящий специалист, хоть и…

Я посмотрел на нее с удивлением. Не думал, что эта все видавшая куколка умеет смущаться.

– Хоть что?

– Хоть и со странностями, – закончила она с улыбкой. – Говорят, вы сменили восемь работ и пять профессий, везде успели блеснуть, вам прочили взлеты… а вы бросали и уходили?.. Что это было, Бравлин? Неужели женщины? О, это так романтично!

Я не успел ответить, в приемную вошел Лампадин. Можно сказать, коллега, только из соседнего отдела социального прогнозирования. Прекрасный костюм от Вовы Гробстера, прическа от Ляли Захерман, улыбка от Дейла Карнеги, весь лучистый, сияющий, как игрок в покер с хреновыми картами. Приятно заулыбался, увидев нас, кивнул Верочке, а ко мне обратился барственно-покровительственно:

– Должен признать, Бравлин, что в прошлом споре вы все-таки прижали меня к стене!.. Коллеги потом на разборе все разложили по косточкам, по суставчикам. Я был не прав, обвиняя вас тогда… да-да, не прав.

Я холодно посмотрел на него и повернулся к Верочке:

– Шеф что-то оставлял для меня?

Она вытащила из стола пакет, перевязанный лентой и оклеенный коричневыми какашками сургуча.