– А разве она заявляет?! – удивился Турецкий. Может быть, более наивно, чем следовало бы. – Она, грубо говоря, взыскует истины!

– Взыскует она! – зло сорвалось у Алексеева. – Наворовали, набили карманы, а как за жопу взяли, извините, так они сразу взыскуют!..

– Ну перестань, Родион Алексеевич! – недовольно остановил губернатора Латников. – Ты-то хоть не становись на одну доску с этими... Я понимаю его, – сказал он Турецкому, кивая в сторону Алексеева, – это ж какие нервы надо иметь! Куда там железу! Титановые! Ну хорошо, взыскует она или чего-то еще хочет, в конце концов, это ее личное дело. А у нас город. Государство! В котором, так получается, нормальный человек уже и своей смертью помереть не может! Абсурд! А мы, вместо того чтобы снизить накал страстей, успокоить население, электорат, будь он неладен, только подливаем масла в огонь... Вот что плохо. Хреновые мы, говоря другими словами, политики. Толя помер, царствие ему небесное, похоронили и забыли, а ему, – он ткнул пальцем в Алексеева, – работать! И как? Если каждая собака будет в него пальцем тыкать и называть чуть ли не убийцей?!

– Ну у собаки пальцев нету, – спокойно сказал Турецкий. – Да и Родиона Алексеевича, насколько я слышал, в городе очень уважают. Не все, естественно. Да ведь всем мил и не будешь. Помните, что Маяковский однажды сказал? Вы, говорят ему, многим не нравитесь. А я, отвечает, не червонец, чтобы всем нравиться. Вот так! Думаю, отчаиваться по этому поводу не стоит.

Латников засмеялся и, посмотрев на мрачного Алексеева, сказал:

– А ведь он верно говорит! Давай дернем за хорошо сказанное. Закусывайте, Сан Борисыч, а то мы своими заботами совсем вам голову задурили... – И, почти не сделав паузы, продолжил атаку, иначе и не назовешь: – Я ведь не голословно выступаю, нет. Попросил показать медицинское заключение...

– Имеете в виду акт экспертизы?

– Ну да, его. Прочитал, чего не понял, грамотные люди объяснили. Картинка-то получается вполне приемлемая. Следы нейролептиков! Ну и что? Анатолий с его-то болезнью наверняка помимо предписаний врачей, как и все мы это делаем, принимал и что-нибудь успокаивающее. Или, напротив, возбуждающее. А что он пил в тот вечер – это несомненно. И свидетели подтверждают, да и сам он никогда хорошую шампань минералкой не заменял. Ну и наложилось одно на другое, а сверху – третье. Нервный перегруз, где-то сорвался. Да и с каждым из нас на каждом шагу такое же происходит... Следы! Следы, в сущности, ни о чем не говорят. Верно? Если всерьез и правильно разобраться в ситуации. Ну ладно, давайте сменим пластинку. Как ваши-то дела?

– Да я уж ответил: работаем.

– Я не про эти. Я вообще. Под Меркуловым-то как? Не жмет?

– Ах вон вы о чем! Бывает, конечно, не без этого.

– А вечные перетряски в Генеральной прокуратуре вам не осточертели?

– Так куда от них денешься! – засмеялся Турецкий. – Можно подумать, что у вас в ведомстве лучше...

– Это верно... Но у нас, кажется, грядут окончательные перемены, чего не могу сказать о вашем заведении. Слышал, Меркулов на пенсию собирается.

– А он, сколько я его знаю, постоянно собирается. Даже пару попыток сделал, но не удалось, вернули. Кто-то ж и работать должен. Не всем же политикой заниматься.

– Мужик он – да! Но всему однажды наступает свой срок... Вот мне и интересно. Вы ж там немножко, извините за прямоту, белая ворона. Завистники и прочее – это наплевать, черт с ними. Я о другом. Уйдет Меркулов, с кем останетесь? Не думали?

– А я тоже в отставку подамся. В журналисты пойду. А что, возьмут.

– Вы – и в отставку?! Да никогда не поверю! Слушайте, а если я вам сделаю интересное предложение? Выслушаете?

– А почему нет? – сказал Турецкий радушно и напрягся: кажется, начинают покупать. Внимание!

– Вам сорок четыре, верно?

– Против истины не могу возразить! – Александр Борисович решил искренне сыграть дурачка.

– Менять жизнь в сорок четыре – это не просто грех, это преступление! Опыт, умение, огромные знания, обширный круг знакомств – да это же клад! Видимо, в самое ближайшее время произойдут решительные кадровые изменения в нашем Следственном комитете. Давно пора влить свежую кровь и в Главное управление уголовного розыска страны. Скажу больше, не все заместители нашего министра честно и грамотно тянут свой воз. И это большущий вопрос, который не раз поднимался в кабинете уже нового президента. Видите, сколько проблем?

– Не завидую вам, – честно сказал Турецкий. – А кстати, в вашем ведомстве работает такой замечательный профессионал, как Вячеслав Грязнов. Почему бы вам его, к примеру, не задействовать на всю катушку?

– Я знаю Грязнова. Он, к слову, ваш хороший товарищ. И мужик толковый. И ваша забота о нем понятна. Но вы, Сан Борисыч, одной маленькой детали не учитываете. МУР – это его потолок. И ему за пятьдесят. Точнее, пятьдесят два. Он обязательно принесет груз своих привычек, а мы не можем с уверенностью сказать, что у каждого человека они исключительно идеальные. Вы понимаете, о чем я говорю? – Показалось, что у Латникова глаза сделались вдруг «прохладными». – А вот вы – другое дело.

– Могу ли я так понять ваши слова, что, образно говоря, вы делаете мне заманчивое предложение?

– Ха-ха! – нарочито засмеялся Латников. – Родион, отвернись! Или закрой уши, как будто ты ничего не слыхал!

Алексеев отмахнулся: мол, ну вас с вашей болтовней – и отвернулся.

– Я не предлагаю! Я настаиваю! Я вас, попросту говоря, вербую! Мне во как, – он чиркнул себя по горлу ребром ладони, – нужны настоящие профессионалы! А не досужие трепачи. Мне нужен самый высший класс, понимаете? Но, ради бога, не расценивайте наш разговор как немедленное утверждение в той должности, которая вам приглянется. Мне на первый случай было бы достаточно просто вашего согласия. А конфликтов с собственным ведомством можете не опасаться. Вопрос будет решаться так высоко, что зависть коллег вас просто не коснется, можете мне поверить.

– Вы требуете немедленного ответа? – с юмором спросил Турецкий.

– Ну что вы, Сан Борисыч! Достаточно, если вы скажете, что подумаете над моим предложением. Уверяю вас, вполне достаточно! Мы же не в бирюльки намерены играть, верно?

– Еще как верно, – вздохнул Турецкий. – Я обещаю подумать.

– Вот и отлично... Завтра прибывает наш министр. Вместе с мадам. Мы до вашего прихода обменялись тут... Ох, опасаюсь, что наш президент все-таки подвергается сильному влиянию и в результате совершает некоторые не вполне обдуманные шаги.

– Например?

– Да хоть и с той же Зинченко. Нет, я ничего плохого не могу сказать о ее характере, знаниях. Но она женщина. А здесь волки. Я верно понимаю, Родион Алексеевич?

– Ну уж... скажешь! Какие волки! Взять хотя бы тех же болдинцев. Отличные ребята! Они приверженцы рыночной экономики в ее чистом, западном понимании. Но мы-то совсем другая страна. Поэтому нам надо учиться совмещать, искать третьи пути. Ну пошли мы по пути, указанному самым великим экономистом- губошлепом, и что? А то, что теперь какой-то десяток олигархов диктует государству, как ему должно существовать. Не жить и развиваться, а именно существовать! Энергетику, недра, металл им же гораздо выгоднее продать за границу, а мы сидим на гуманитарных подачках и без света и тепла. Вот к чему привело! А в задумке оно, может, было все и верно... Вот и про наших теоретиков – то же самое. Их всеми силами привлекать надо в союзники. Так они не желают. Сами, говорят, хотим! А им, видите ли, мешают!

– И кто ж им мешает? – спросил «наивный» Турецкий.

– Языки мешают! Которые было бы очень неплохо поотрубать.

– Извините, Родион Алексеевич, а как же свобода печати?

– А это не имеет отношения к свободе. Это имеет прямое отношение к идее развала нашего Отечества! Извините мою горячность, но в этих вопросах я проявляю неуступчивость. Вот я им и говорю: давайте, ребята, работать вместе, давайте ваши предложения, только не надо рубить сплеча. Не надо крайностей. А