– Наш народ, Валентин Евгеньевич, отучен по словарям лазить. Нас с вами учили, верно? А им уже не нужно, им торговать надо... Тут, понимаете, смесь английского с французским. Боди по-английски – тело. Или же одежда такая женская, для гимнастики, в обтяжку, видали, поди. Ну а гарда – это от французского, – знаете, такая чашечка у шпаги для защиты руки. Буквально – охрана. А все вместе, грубо говоря, охрана нижнего женского белья. Понимаете, о чем я?

Латников хохотал, как зарезанный, видимо, представляя себе, что конкретно должны были охранять те два кретина из «девятки».

Короткая лекция Турецкого окончательно исключила у Латникова любые подозрения, если бы таковые имелись.

– Слушайте, Александр Борисович, а вы что, и в самом деле с ней незнакомы были?

Нет, не давала покоя та сцена во дворце, когда Зинченко доверительно взяла Турецкого под руку. Да и «подвиг» Александра Борисовича впечатлял. Теперь-то Турецкий знал, что стал, по сути, жертвой розыгрыша. Соболев успел подробнейшим образом объяснить ситуацию. И эксперт-криминалист подтвердил, что оружие не было снаряжено для убийства – ни в стволе, ни в рожке не было патронов. Другими словами, брали на испуг, не более. Зачем, это уже другой вопрос.

Но само оружие интерес представляло, ибо предположения Турецкого подтвердились: именно из этого АКСУ, как показала баллистическая экспертиза, и был убит Панкратов.

Вот и Монахов тоже настаивал на том, что не отдавал приказа убить Зинченко. Идея была иной – просто убрать ее из Петербурга.

Много чего порассказали арестованные, надеясь своими признаниями хоть в малой степени заслужить снисхождение в суде.

Латников ничего об этом не знал, а Турецкий просвещать его на этот счет не собирался.

– Мы с ней познакомились за минуту до вашего прихода во дворец, – сказал Турецкий.

– Просто поразительно! А впечатление... Вот же хитрые бабы!

– Не совсем понимаю, а что это меняет? – удивился Турецкий.

– Ну-у... – протянул Латников. – Сразу видно, что вы не политик.

– Ах, в этом плане!

Хоть убей, не понимал Турецкий, на что с таким усердием намекал Латников, но собственного лица старался не терять.

– А как насчет моего предложения? – словно бы вспомнил замминистра. – Поразмышляли?

– Знаете ли, Валентин Евгеньевич, как-то все некогда было.

– Оно остается в силе, – многозначительно проговорил Латников. – Вы все-таки подумайте, подумайте... И вообще, я заметил, вы как-то очень легко, я бы сказал без особой натуги, умеете располагать к себе людей. И характера вам не занимать. Это очень приличные качества. В нашей работе. Так что подумайте...

«Наконец-то удостоился высокой похвалы, – отстраненно подумал Александр Борисович. – И надо же, от кого!»

А вообще-то история с автоматом в осветительной ложе никому не ведомыми путями уже успела распространиться по Петербургу. Причем главным действующим лицом здесь оказался вовсе не автомат, как таковой, а господин следователь Турецкий, героически прикрывший своим телом тело уже государственного значения. Хотя в принципе для покойника нет разницы, каким образом он покинул бренный свет. Однако самое, пожалуй, пикантное заключалось в том, что чиновники разных рангов, поздравляя Турецкого, завидовали ему. Ну да, пикантно и отвратительно. Хорошо, Грязнов вовремя сообразил и категорически запретил любую информацию о том, что оружие было не заряжено. Можно себе представить, какое ликование случилось бы по этому поводу! Вот уж где прошлись бы грязными сапогами по господину московскому следователю!

Коньяк кончался, а заместитель министра наполнялся все большим оптимизмом.

– Напрасно вы, Александр Борисович, несколько пессимистически смотрите на результаты расследования, – прожевывая бутерброд с копченой колбасой и одновременно ковыряя в зубах спичкой, размышлял раскинувшийся на диване Латников. – Лично мне видятся более радужные перспективы...

«Знал бы ты, кто у нас уже сидит...» – слушая его, кивал Турецкий.

Операция прошла с блеском, быстро и тихо. Последнее оказалось самым главным. А к утру следующего дня завершилась и вторая ее часть – обыск в Солнечном, на мызе Монахова, как заметили местные жители, приглашенные в качестве понятых. Там всего хватило – и оружия, и наркотиков, и братвы, проследовавшей в спецавтотранспорт с закинутыми за головы руками. Для петербургского же руководства это дело было представлено как очередная плановая операция уголовного розыска по искоренению организованной преступности в городе и области. Главное же заключалось в том, чтобы случайно не поднять ненужной пока волны.

– Хотелось бы верить... – приветливо улыбнулся Турецкий, думая при этом, что из него наверняка – в другие времена и при иных условиях – вполне возможно получился бы очень даже неплохой дипломат. Ведь главное тут что? Грамотно скрывать свои мысли, стараясь при этом всячески соответствовать собеседнику.

А Латников устал. Это вдруг стало заметно. Видно, волновался все-таки, не будучи уверен в собственных перспективах. А сейчас наконец отпустило.

С тем каждый и завалился на свою полку.

Спали так славно, что едва не проспали прибытие. Латников быстро обрел деловую форму, даже успел пройтись «брауном» по щекам. Рассчитывал ехать прямо в Кремль, что ли?

Турецкий же не торопился, будто чувствовал, что его миссия заканчивается, а дальше непонятная пустота.

Попрощались кратко и деловито. Латников предложил позвонить при случае. Он был уверен, что его кураторство на этом закончилось, остались лишь малозначительные формальности. Турецкий согласно кивал, почему-то уже безо всяких эмоций глядя на лощеного генерала-полковника и ощущая одну усталость.

Латникова у выхода из вагона встретил офицер, отдал честь, доложил о чем-то, взял чемоданчик заместителя министра. Они пошли по перрону к выходу.

Турецкий неторопливо направился следом.

Справа от здания вокзала, у выезда в город, стояли две черные «Волги» с синими мигалками. Турецкий увидел, как Латников словно бы слегка оторопел, даже шаг замедлил. Но от стены здания тут же отделились еще двое офицеров, ловко встали с обеих сторон и даже, кажется, взяли генерала под руки.

Латников замотал головой, обернулся и... встретился взглядом с Турецким. Он еще ничего не хотел понимать, этот генерал-полковник милиции. Не беда, прозрение у большинства людей в аналогичных ситуациях наступает достаточно быстро.

Турецкий спокойно смотрел на Латникова, изображая на своем лице единственно уместную в данный момент истории философскую мысль: всем в конце концов достанется по серьгам.

Впрочем, так народ рассуждает. А народ – он, известно, и есть философ.