– Именины сердца, – слегка уточнил Александр Борисович в ответ на стремительный взгляд Клавдии. – Разве не так?
Ах, женщины! Да все они прекрасно понимают и все видят...
– Благодарю вас, Олег Борисович... – продолжала цвести Клавдия Сергеевна. – И вас тоже, Александр Борисович. Пожалуйста, проходите, Константин Дмитриевич ждет вас. Кофе выпьете? Или чаю?.. Ах, какая роза! Ну мужчины!
Последняя фраза была произнесена так, что Турецкий понял: Клавдия простила и его, и всех остальных мужиков надолго. Если не навсегда.
За долгие годы совместной работы в прокуратуре Меркулов и Турецкий привыкли понимать друг друга не только с полуслова, но и с полунамека. Поэтому, когда Александр вместе с Олегом вошли в его кабинет, он несколько удивленно посмотрел на Левина, перевел взгляд на Турецкого и вопросительно поднял брови. Турецкий молча кивнул. И на этом завершился их молчаливый диалог.
– Присаживайтесь, – показал на стулья по другую сторону огромного письменного стола Константин Дмитриевич. – Значит, ты так считаешь, Александр Борисович?
– Полагаю, лучше Олега никто с делом не справится.
– Это хорошо. Наши соображения совпали... Олег Борисович, вы уже в курсе, что сегодня вам придется выехать в Санкт-Петербург?
– Александр Борисович...
– Ну да, ну да... – Костя поднял указательный палец, вероятно, для того чтобы подчеркнуть особую важность задания, но ему помешал звонок внутренней связи.
Он снял трубку, потом оглядел присутствующих, странно поиграл бровями и ответил:
– Ну хорошо, я не возражаю.
Отворилась дверь его кабинета, и Клавдия Сергеевна внесла большой поднос с расставленными на нем чашечками кофе и подстаканником со стаканом, в котором был заварен темно-красный чай – специально для Меркулова. На тарелочках лежали печенье и конфеты, горка сахарных кубиков. Все это Клавдия торжественно водрузила на круглый стол в углу большего кабинета, как бы предлагая всем перейти от служебной к более непринужденной обстановке. После чего удалилась с победоносной улыбкой на лице.
Проводив ее недоуменным взглядом, Меркулов спросил:
– Чего это с ней? – но посмотрел при этом на Турецкого. Тот, естественно, пожал плечами, ухмыльнулся, тут же спрятав улыбку:
– Может, просто настроение хорошее... Опять же... бабье лето. Это так называется, Олег? Или, наоборот, бабья весна?
Левин лишь пожевал пухлыми губами и ничего не ответил. Меркулов окинул их подозрительным взглядом, наверняка подумал о чем-то приятном, потому что сказал:
– Ну ладно, пойдем попьем чайку-кофейку, – и поднялся из-за своего стола...
Разговор продолжился.
– Мне бы не хотелось, Олег Борисович, – говорил Меркулов, прихлебывая чай, – чтобы прокуратура выказывала при расследовании какие-либо политические пристрастия. Я говорю это для того, чтобы вы знали: питерские товарищи за убийством господина Вараввы видят определенную политическую акцию. А суть ее заключается в следующем. После раскола в стане демократов, о чем нам упорно талдычили весь прошлый год практически все без исключения средства массовой информации, один из их бывших лидеров, Андрей Болдин, как вы тоже помните, опираясь на своих петербургских соратников по Демократической партии, создал новую партию, названную ими «Солидарность трудящихся». И костяк ее составили, так надо понимать, истинные современные трудящиеся, то есть ряд крупных бизнесменов, финансистов, промышленников. Дмитрий Варавва был одним из них. Опять-таки по сведениям из Питера, он активно поддерживал партийную кассу. Вам, Олег, вероятно, придется встретиться с Болдиным в процессе расследования. И вот тут мне будет очень уместно передать вам слова нашего генерального, который не далее как вчера был вызван в Кремль, к нашему президенту, где имел с ним весьма продолжительную беседу. О чем там у них шла речь, могу только догадываться. Генеральный же задачу сформулировал так: убийство Дмитрия Вараввы рассматривается первым лицом в государстве как акция политическая. Как дерзкий вызов криминальных структур Питера, сросшихся с нечестными госчиновниками, всей демократической общественности города. И это обстоятельство особенно тревожно, ибо произошло, что называется, накануне губернаторских выборов... Еще из сказанного ясно, что президент, вопреки уверениям прокоммунистически настроенным некоторым СМИ, вовсе не благоволит к нынешнему питерскому губернатору Алексееву. И более того, их подспудные неприязненные отношения родились много раньше, еще во времена предыдущего губернатора Саблина. С которым наш новый, кстати, работал долго и, в общем, довольно успешно.
– Извини, Костя, – вмешался Турецкий, полагая, что разговор за чайным столом разрешает и некоторые неофициальные вольности, – а тебе Славка не звонил?
– В смысле? – не понял или сделал вид, что не понял вопроса, Меркулов.
– В том, что он с Витей долго беседовал. С Гоголевым. Мы позже встретились, проводили Витьку на вокзале. Так вот, там имеются некоторые чрезвычайно любопытные детали.
– Мы обсудим их. Позже, – сказал Меркулов. И Турецкий понял, что он уже в курсе. – Так вот, Олег Борисович, расклад сил в Питере на сегодняшний день примерно такой. С одной стороны, как я уже заметил, партия «Солидарность трудящихся», а с другой – чиновно-криминальный альянс. Настойчиво всем нам вдалбливается мысль о старых приятельских связях губернатора Алексеева и министра МВД Панкратова... Ты это имел в виду, Саня?
– Да, – кивнул Турецкий.
– Это не факт. Но со счетов сбрасывать нельзя... Теперь что касается самого убийства. Ты ведь, Саня, уже обсуждал этот вопрос с друзьями, да?
– О киллере?
– Вот именно. Ты знаешь, я предпочитаю не лезть в оперативные дела. Пусть ими занимаются настоящие профессионалы. Вроде того же Вячеслава или твоего Гоголева. Их соображения, насколько я смог их извлечь из Вячеслава...
– А что, он уже не вязал? – улыбнулся Турецкий. – Странно, вообще-то, когда мы расставались, он был как стеклышко. Матовое такое...
– Все правильно, я так и понял. Но раз ты сам при сем присутствовал, тебе и карты в руки. Посвяти коллегу в соображения своих приятелей.
– Слушаюсь, товарищ начальник. Так вот, Олег, у питерцев сложилось убеждение, что это заказное убийство совершил известный тебе Александр Солоник. Ни больше ни меньше.
– Но это же бред! – фыркнул Левин.
– Многие так считают. Но, увы, далеко не все. Как раз Питер – исключение из общепринятых убеждений. Тебе хоть из телевизора детали известны?
– Нет, я просто как факт, не больше.
– Так вот, в пользу питерцев говорит почерк. Один выстрел и с довольно приличного расстояния. Вспомни аналогичные ситуации с Отариком, Глобусом, Бобоном, с другими.
– Но ведь есть же его могила?
– Не-а, – покачал головой Турецкий. – Была. А теперь нету. И вообще, Олежка, в этой темной истории вовсе не сказано последнее слово. А потом тот же Грязнов, к примеру, не исключает, что под Солоника может работать какой-нибудь высокий профи, этакий, понимаешь ты, суперкиллер. А почему нет? Почерк? А что, разве у нас талантливые люди перевелись?
– Ты сейчас договоришься, – мрачно пообещал Меркулов.
– Я же ничего не утверждаю, Костя, – засмеялся Турецкий, – а в данном случае, при отсутствии хоть сколько-нибудь внятных версий, любая неглупая может иметь право на существование. И потом, талант мы всегда называем талантом, даже если он и преступный. Вспомните! Талант – он везде талант...
– Что в любви, что в половой жизни, – закончил за Турецкого Левин. – Как говорит Александр Борисович.
– В самую точку, Олег! И прошу заметить: последнее не одно и то же!