людей в структурах, на которые мы хотели бы эффективно влиять. Мы с Аркашей не можем разорваться. А после гибели Сержа Минобороны осталось без нашего присмотра. Новые министры норовят собрать вокруг себя своих помощников и референтов.

- Тогда зачем было устранять Сержа? - спросил Макс. - Увидели в нем соперника? Что вам делить, не понимаю.

- Будущую власть, - спокойно ответил Кирилл. - Сам же говорил: влияние наше падает. Людей не хватает. Уйти просто так в тень мы уже не можем. Толкать наверх таких, как Сидорин, - значит погубить страну. В конечном счете нам не останется ничего другого, как взять всю полноту ответственности на себя, как любят выражаться наши патроны. И ты, Макс, не можешь этого не понимать. Золотые деньки, когда мы вертели ими как хотели, уходят. Пока у власти завлабы, но по справедливости мы должны сменить их. Никто лучше нас не ориентируется в происходящем. Никто лучше нас не знает, чего стоят на самом деле теперешние политики, вертящиеся на глазах у публики. Нам придется выйти из тени, Макс! Рано или поздно.

- Чем не тронная речь? - усмехнулся Макс, бросив короткий взгляд на Аркашу. - Заслушаешься. Вот тогда ты скажешь, что я в качестве прикрытия и местоблюстителя наших сходок уже не нужен! Я прав?

- Зависит от тебя, Макс, - пожал плечами Кирилл. - От твоего понимания ситуации. От того, сможешь ли ты наконец избавиться от либеральной романтики.

- Перестаньте грызться, - поморщился Аркаша. - Перейдем к повестке наконец!

- Нет уж, сначала скажу, - вскипел Макс. - Я, конечно, гнилой интеллигент, не могу решить собственные проблемы здоровья и личной жизни и потому берусь за проблемы мировые, но не рано ли меня списываешь?

- Рано, рано, - закивал Кирилл, подняв обе руки, как бы сдаваясь. Так что мы хотели обсудить? Кадровые вопросы? Или завоз продовольствия и горючего в северные районы?

- Кадровый вопрос, - сказал Макс, - в нашем случае - решающий.

- Но ты всех отметаешь! - сказал Аркадий. - Этот биатлонист создал для нас проблему, из которой не видно выхода. Если, конечно, мы не снизим планку наших требований к новичкам. В чем приоритет? Мы хотим иметь рядом преданных, смотрящих нам в рот исполнителей или независимых и самостоятельных, вносящих только раскол?

- Предают и те и другие, - поморщился Кирилл. - Первые - вроде пресловутого и уже упоминавшегося Сидорина - становятся опасны, как только их самооценка становится недопустимо высокой. Вторые хотя бы видны сразу. Всегда знаешь, чего от них ждать. Словом, необходимо выработать критерий отбора.

- Зачем? - пожал плечами Макс. - Ты только что все прекрасно сформулировал. Если мы теперь сказали вслух, чего на самом деле добиваемся, вернее, куда нас толкает логика меняющейся ситуации, а именно - к власти, то нам следовало бы заранее узнать, с кем конкретно мы собираемся эту власть разделить. Ради всеобщего блага.

Они испытующе посмотрели друг на друга. С надеждой и настороженностью. А также с уверенностью, что отныне их связывает нечто большее, чем связывало до сих пор.

Итак, решив одну проблему, мы вышли на другую, более глубокую и серьезную. Я всегда об этом догадывался, а банкир Савранский подтвердил мои предположения, что существует некая теневая власть, но вовсе не та, что обычно имеется в виду, власть денег и старых связей бывшей номенклатуры. Хотя она тоже есть и существует параллельно...

Я вспомнил тот эпизод, когда ходил со Светланой на конкурс красоты в 'Россию'. На сцене были одни красавицы, в зале - другие.

Первые были на виду, их освещали, снимали и осыпали цветами. Вторые в этом не нуждались. Они оставались в тени. И тем не менее удостаивались большего внимания, вполне заслуженного.

Так и в политике. Освещенные огнями рампы, публичные политики лишь отвлекают нас от тех, кто на самом деле крутит шестеренки и колеса государственной машины в ту или другую сторону и чьи идеи выдают за свои наши избранники.

Добраться до них законным образом невозможно. Они ни за что не отвечают. Они неприступны. Их не схватишь за руку. Они оставляют свои отпечатки пальцев только на папках с тиснением 'На подпись', на дверных ручках, которые открывают перед своими патронами, но не на пистолетах, снайперских винтовках или на замках взламываемых сейфов. Весь наш арсенал борьбы с преступниками здесь бессилен. (Есть еще бухгалтерия. Но есть ли там их подписи?)

Так размышлял я, листая бумаги, оставленные погибшей журналисткой Женей Клейменовой. Потом передавал их Косте, тот Славе...

Они также молча листали, смотрели и так и этак, сопели и вздыхали. Переговоры вели с бандитами? Теперь их так не называют. Переговоры пошли по новому кругу. От войны все устали. Уже не бандиты, но пока еще не борцы за национальную независимость. Пока - сепаратисты.

Война, как было официально сказано, закончена. Проблемы, ее породившие, не разрешены. И думай, понимай как хочешь, что с этим делать.

- Так есть следственная перспектива или нет? - спросил Слава у Кости. - Или опять вмешается большая политика и все наши старания - псу под хвост?

Костя молчал, не поднимая глаз. Сам бы хотел знать...

- Стенограммы, конечно, интересные, - сказал он наконец.

- Но годятся, скорее, для шантажа в газетах... - пробурчал Слава. Сплошь газетный компромат. Не одиннадцать чемоданов, но все-таки. Ни на что больше не тянет.

- И все же стоит попробовать, - сказал Костя. - Дело рискованное прежде всего для нашей репутации. Могут просто изгнать. Но проблема будет обозначена. Кто и как нами руководит.

Мы со Славой поняли: опять Костя собирается нас прикрывать. Уж сколько так было. Сколько раз он вот так рисковал, и мы изо всех сил старались успеть, пока не отстранили от дела, довести его до конца, чтобы в очередной раз восторжествовал принцип: победителей не судят! Но можем ли мы сегодня считать себя победителями? Преступника изобличили, но не поймали и не усадили на скамью подсудимых. Очередные эпизоды преступления - не предотвратили.

Так или примерно так должно рассуждать начальство, которое подталкивают под локоть все те же мальчики, помы и референты, стараясь снова уйти в тень. Заключения судебно-баллистической экспертизы пули, извлеченной из черепа киллера, убитого на крыше, еще нет, но уже ясно, что и это доказательство послужит дополнительным доводом, чтобы вывести нас из игры. Тягунов стрелял из второй винтовки. Он сам мне об этом сказал. Другой у него просто не было.

Значит, мы имеем дело с длящимися преступлениями. Новое дело связано с делом, возбужденным по факту убийства банкира Салуцкого. И ничего не попишешь. И лучше сразу самим отказаться от ведения следствия, не дожидаясь, пока нам об этом официально объявят...

- Просто руки чешутся! - скрипнул зубами Слава. - Готов участвовать на общественных началах во внеурочное время в разоблачении всех этих преступников, оказавшихся потерпевшими.

- Но ты, Слава, из МУРа. А такими экономическими делами занимаются в РУОП, - сказал Костя.

- Вопрос в другом: с какого конца за них взяться? - вмешался я. Нужно добывать доказательства. Тягунов этого не понимал. Он действовал по-своему. Чтобы понять его, надо сначала побывать там, в этой кровавой бане...

- Мы постоянно должны думать о правосудии, - покачал головой Костя. Чего бы это ни стоило. И не выходить за рамки правового поля. Иначе нам здесь нечего делать.

- Нам вообще нечего делать! - вскипел Слава. - То нельзя, это. А им, он кивнул на потолок, - все можно! И они спускают нам сверху те законы, по которым их не поймаешь! Скользкие они, понимаешь? Не ухватишь... А когда этот мужик, вернее, парень стал просто расстреливать, чего они вполне заслужили, так сразу забегали!

- Выходит, правильно нас отстранили, - грустно сказал Костя. - С таким настроем лучше сразу уволиться. И воззвать к общественному мнению через прессу.

В этот момент в кабинет вошла, как всегда без стука, Лара. Мельком оглядела нас, остановившись в дверях.

- Кажется, я не вовремя, Александр Борисович? - прижала она ладонь ко рту, как бы спохватившись.