В ту же секунду дверь распахнулась и что-то стремительно промелькнуло перед самым лицом Севы так, что он едва успел отклониться. В стену, в то место, где должна была находиться его голова, вонзился пожарный багор.

Ремизов выскочил из подвала, как чертенок из табакерки. Резким ударом ноги он выбил из руки ошеломленного Севы пистолет. Тут же сделал подсечку, и Сева рухнул на пол, больно ударившись головой о банку с краской. Искры посыпались у него из глаз, но, слава богу, он не потерял сознания.

Открыв глаза, Сева увидел направленное ему в лицо дуло пистолета. Однако Ремизов, вдохновленный столь скорой победой над врагом, слишком расслабился и нажал на курок на долю секунды позже, чем это было нужно. Севе этого оказалось достаточно.

Раздался хлопок. Пуля со звоном прошила железную банку. Сева прыгнул на врага, как стремительно разжавшаяся пружина. В следующую секунду Голованов и Ремизов покатились по полу, вцепившись друг другу в горло.

Роста противники были примерно одного, но Сева был килограммов на восемь тяжелей, и этот фактор – при прочих равных условиях – оказался решающим. Он подмял под себя Ремизова и резко ударил его головой в переносицу. На мгновение пальцы врага разжались. Сева высвободился от хватки и двумя хлесткими ударами отправил Ремизова в нокаут.

– Ну что, малыш, – усмехнулся Голованов, переводя дыхание, – считай, что на этот раз победил опыт. Хотя и у молодости есть свои преимущества.

Сева встал на ноги и поднял с пола пистолеты. Свой он спрятал за ремень, а ремизовский внимательно осмотрел.

– Надо же. Дорогая, должно быть, вещица.

Ремизов застонал, приподнялся на локте и потряс ушибленной головой.

Сева склонил голову набок:

– А, проснулась, спящая царевна. Давай поднимайся... Пока не простудился.

Ремизов поднялся с пола, прислонился спиной к стене и еще раз потряс головой.

– Ну что, зубы все целы? – вежливо осведомился Сева.

Кирилл поднял голову и посмотрел на него полным ненависти взглядом:

– Издеваешься?.. На этот раз тебе повезло... Просто повезло...

Сева усмехнулся:

– Другого раза, малыш, у тебя уже не будет.

Кирилл отлепился от стены:

– Шлепнешь меня?

– Честно говоря, не знаю, – серьезно ответил Сева. – Пять минут назад ответил бы не задумываясь, а сейчас... – Он пожал плечами. – Конечно, если ты будешь сопротивляться, то мне придется тебя пристрелить. Но ты сопротивляться не станешь. Не такой уж ты дурак, правда, малыш?

– В вашем голосе слышится сожаление.

Кирилл сплюнул на пол кровь.

– Тебе показалось, – холодно возразил Сева.

– В таком случае нажмите на курок. – Глаза Ремизова засветились злобным огоньком. – В тюрьму я не пойду, – медленно проговорил он.

– Да ну? А что ты сделаешь?

– Что я сделаю? – Кирилл усмехнулся. – А вот что.

С этими словами он вдруг резко повернулся и со всех ног бросился к окну. Вскочил на стул и прыгнул.

Сева вскинул пистолет и нажал на спусковой крючок.

Пуля настигла беглеца в полете.

Ремизов с размаху врезался головой в окно и вылетел на улицу, как метеор, окруженный ослепительным ореолом сверкающих осколков.

Сева быстро подошел к окну и выглянул наружу.

Кирилл Ремизов лежал на асфальтовой дорожке. Пуля попала ему в левую ногу, пробив коленный сустав. Правое запястье спортивного обозревателя было разорвано в клочья. По асфальту струился тонкий ручеек алой крови. Большой неровный кусок стекла торчал у Ремизова из щеки.

Сева крепко выругался, повернулся и направился к двери. Выскочив во двор, он подбежал к Ремизову. Склонился над ним.

– Жив? – спросил Сева, прижимая палец к шее обозревателя.

В ответ тот слабо зашевелился.

– Бомба! – прокричал ему на ухо Сева. – Где бомба?

– Нет никакой бомбы, – выдохнул, морщась от боли, Кирилл. – Есть только керосин.

– Ага. Стало быть, ты решил все тут, к чертовой матери, спалить. Хм. Ну в таком случае нет причины спешить. Надеюсь, перед тем как выпрыгнуть из окна, ты не успел кинуть зажженную спичку? Красивый домик, обидно было бы его терять без предварительного осмотра. Ну-ка что там у тебя с запястьем. – Он осмотрел руку Ремизова. – Худо дело, старичок. Повреждено сухожилие. Стрелять ты этой рукой уже не сможешь никогда.

– Ничего, – ухмыльнулся Кирилл. – Возьму пистолет в другую.

– Вот как?

Сева выпрямился, оторвал от занавески, висящей наружу, два длинных лоскута.

– Мне очень жаль, но и бегать ты тоже не сможешь. Только на костылях.

Он перетянул Ремизову руку и ногу, чтобы остановить кровотечение.

– Лицо трогать пока не буду, – сообщил он обозревателю. – Иначе придется накладывать жгут на шею.

– Что же тебя останавливает? – криво осклабился Ремизов.

– Я с ранеными не воюю... Кстати, у меня для тебя еще одна приятная новость. Похоже, что у тебя перерезан лицевой нерв.

Ремизов покосился на торчащее из щеки стекло и тихо прохрипел:

– Что это значит?

– Это значит, что отныне ты не только однорукий и одноногий... Улыбка у тебя, старик, тоже будет несколько однобокая. – Сева вздохнул. – Не хочется злорадствовать, старичок, но, похоже, Бог есть. Ладно, пойду вызывать «скорую».

Следователь Генпрокуратуры по особо важным делам Александр Борисович Турецкий вошел в кабинет замгенпрокурора Меркулова и замер у порога.

– Чего смотришь? – пробурчал Меркулов. – Заходи.

– Приветствую вас, Константин Дмитриевич, – сказал Турецкий, проходя в кабинет и усаживаясь за стул. Посмотрел на Меркулова, усмехнулся и еле заметно покачал головой: – Ого! Я вижу, Константин Дмитриевич, ты в новом прикиде. Не жмет костюмчик-то?

– Да нет, в самый раз.

Меркулов поморщился в ожидании очередной порции издевательств. Турецкий заметил это и состроил серьезную физиономию.

– Никогда не думал, что ты такой пижон, – сказал он. – Откуда костюмчик?

– Леля из Англии привезла. Ездила на неделю по турпутевке. Говорит, сейчас там все такие носят.

Турецкий усмехнулся уголком рта и вздохнул:

– Благословенная Англия! А бабочка зачем? Ты что...

– Да понимаешь, идем сегодня с моей в оперу. Познакомилась во время поездки с одной пожилой балериной...

– А что, и такие бывают? – удивился Турецкий.

– Бывают дорогой, бывают... Жили, понимаешь, в одной комнате. Теперь дружим семьями. Вот, дала нам два билета в партер. – Меркулов похлопал себя по карману пиджака. – Встретит нас у входа. Вместе со своим благоверным. Он у нее дирижер. – Меркулов тяжело вздохнул. – Теперь не отвертеться.

– Понятно. А что, дома переодеться не мог?