и очень ему полезен.

Кук пришел в ярость, когда ему рассказали об этом. Кинг записал его слова по этому поводу: «Я боюсь, что эти люди вынудят меня применить какие-нибудь крутые меры, потому что они не должны воображать, что могут получить над нами преимущество».

К несчастью для Кука, случай применить эти крутые меры представился на следующее утро, 14 февраля 1779 года. Кларк доложил Куку, что ночью его большой баркас был украден. Капитан не колебался. Он тотчас же решил применить тактику взятия заложников, которая служила ему верой и правдой в прошлом. Он решил забрать Каланиопу на борт «Резольюшен» и держать до тех пор, пока баркас и слесарные инструменты не будут возвращены.

Кук отправился на берег с группой вооруженных морских пехотинцев в баркасе, лодке и шлюпке и пристал к берегу в Каваруа. Все три лодки немного отошли от берега, в то время как Кук и десять вооруженных морских пехотинцев вместе с их офицером, лейтенантом Моулсуоре Филлипсом, направились к дому короля Каланиопу и настояли, чтобы он немедленно пошел с ними на борт «Резольюшен». Старый король не возражал, но, когда они подошли к воде, одна из его старших жен догнала их и вцепилась ему в руку, умоляя не ходить на борт; к этому требованию присоединились двое его вождей. Старик, по словам Филлипса, выглядел «угнетенным и испуганным».

Начиная с этого момента все последующее смешалось как в тумане. Существовало много людей, которые утверждали, что были свидетелями, и не было оснований подозревать, что кто-нибудь из них лгал, давал искаженный отчет или пытался представить себя в самом благоприятном свете. Как говорилось ранее в этой книге, когда происходит внезапное, быстрое и ожесточенное действие, трудно найти два совпадающих описания.

Достоверно лишь то, что вокруг Кука сгрудились две или три тысячи туземцев. Филлипс спросил, не надо ли выстроить морских пехотинцев по кромке воды, и Кук, по всей видимости, согласился, что оставляло его незащищенным и отрезанным от своих. Затем послышались в некотором отдалении выстрелы и было доложено, что важный вождь, пытаясь покинуть берег без разрешения, был убит. К несчастью, это было правдой, и, конечно, воспламенило толпу. Человек с «пауа» – заостренным железным прутом около двух футов длиной – угрожающе приблизился к Куку, в одной руке держа свое оружие, а в другой плетенный из трав щит. Кук выстрелил либо холостым патроном, либо очень мелкой дробью, которая застряла в щите, и тотчас же завязалась яростная схватка. Морские пехотинцы на берегу и в отдалении на лодках дали несколько залпов, и Кук собственноручно убил одного человека. Схватка превратилась в рукопашную – штыками и прикладами ружей против дубинок и «пауа». Поскольку пехотинцы были в безнадежном меньшинстве, стало ясно, что они продержатся совсем недолго.

Что касается Кука, говорили, что из-за благоговения, которое туземцы продолжали к нему испытывать, они бы не тронули его, если бы он оставался лицом к ним, но, поскольку он отвернулся, чтобы дать знак лодкам подплыть к нему, его ударили сзади дубинкой. Знаменательно, что эта дубинка была в руках у Коа, верховного жреца. И в то же мгновение дюжина других дубинок обрушилась на Кука, который упал на мелководье, туземцы набросились на него с ножами и «пауа» и без конца били его ими. Это произошло в 8 часов утра. Ему было пятьдесят лет.

Обезумевшая от горя команда умоляла капитана Кларка разрешить им отомстить за Кука. Кларк, который был разумен и обладал сильным характером, отказал им; он хорошо понимал, что, если такое разрешение будет дано, репрессии будут огромными и прекратятся лишь со смертью последнего гавайца в бухте Килакекуа. Кларк ни минуты не сомневался, что во всем этом деле не было ни малейшего умысла, учитывая характеры Кука и туземцев, он считал, что события неизбежно должны были закончиться таким образом.

22 февраля останки Кука были преданы морю. Кларк, который был смертельно болен, должен был направить экспедицию домой, но, отдавая дань «моему дорогому другу капитану Куку», он направил «Резольюшен» и «Дискавери» через Берингов пролив опять в Арктику, но так же, как и Куку предыдущим летом, ему не повезло. Кларк умер на обратном пути в Англию, куда «Резольюшен» и «Дискавери» прибыли 4 октября 1780 года, через четыре года и три месяца после того, как Кук пустился в свое последнее путешествие.

Таким образом, конец великого человека оказался ужасающим, насильственным и бесславным. Можно усмотреть элемент греческой трагедии в том, что он должен был умереть в расцвете сил и на вершине славы. Он совершил, по всей вероятности, все, что ему было предначертано совершить. Мы знаем теперь, что Северо-Западного прохода не существует, а если вы захотели бы создать свой собственный, вам следовало бы прихватить с собой ядерный ледоруб.

Чем бы Кук занялся в дальнейшем? Трудно предположить. При той жизни, которую он вел с тех пор, как отправился в первое свое большое путешествие за двенадцать лет до этого, у него могло быть достойное будущее. В самом деле оставалось столько неисследованных мест, которые надо было нанести на карту! Но что это были за места? Когда человек может завоевать весь мир, когда он чувствует себя в нем так же свободно, как ребенок на заднем дворе, вы не станете посылать этого человека, чтобы он искал на ощупь районы, еще не поддающиеся исследованию, районы, которые всегда существуют на общем фоне уже познанного. Для Кука единственным вызовом было непознанное – и ничто другое. И кто может поверить, что человек, чей ищущий дух привел его туда, где никто не бывал раньше, будет доволен сельской жизнью и мирным закатом в тесных границах Гринвичского госпиталя? Для человека, за спиной которого остались титанические подвиги, не было мира, который надо было завоевать, ему некуда было идти: быть может, боги сжалились и уничтожили его.

Но никто не сможет лишить его славы. Место Кука в истории непоколебимо. Ему было бы приятно сознавать, что род людской признает величие подвигов человека, для которого подвиги были единственным смыслом жизни.

Ни с чем не сравнимые решимость, упорство и твердость, которые он проявлял, пока поставленная цель не будет достигнута, были так же очевидно признаны и тогда, и теперь, и эти качества рельефно выразились в прощальной дани, которую отдали ему два его современника, знающие его лучше всех.

Сэмюэлл, помощник корабельного врача на «Резольюшен» во время последнего путешествия Кука, писал: