тепло.
– Уолли, у меня плохие новости.
В глазах Лейши застыла тревога. Ту женщину, которая, не дрогнув, стояла перед толпой на площади Каха Луана, что-то сильно потрясло.
– Мы оказались правы: Мэтт был здесь после гибели «Стращинского». Но деллакондцы пытаются скрыть это. Я беседовала с несколькими его знакомыми, но они или вообще не хотят говорить о нем, или лгут. Он им не очень-то по душе, Уолли, хотя они делают вид, что он им нравится. Я говорила со специалистом по компьютерам, ее зовут Малин или Монлин, не помню. К тому времени я уже поняла, что нельзя напрямую спрашивать о Мэтте, поскольку люди сразу притворяются, будто вообще ничего не знают. Поэтому, разговаривая с Монлин, которая слишком много выпила, я как бы невзначай сказала об общем знакомом, пару раз упомянувшим в разговоре ее имя. Она вроде бы заинтересовалась, но когда я назвала Мэтта, потеряла самообладание и так разозлилась, что разбила свой стакан и порезала руку. Она обозвала его предателем и сукиным сыном, кричала, что убила бы его, если бы могла. Я никогда не видела подобной злобы. Потом, словно кто-то повернул выключатель, она замолчала и не захотела больше ничего говорить.
На следующее утро за завтраком она заявила, что это была просто пьяная болтовня, и Мэтт ей нравится, хотя их нельзя считать хорошими знакомыми, что она сожалеет о его смерти и так далее. В тот же вечер она исчезла. Один из офицеров сказал, будто ее послали куда-то с поручением. Он не знал, куда именно.
Меня беспокоит вот что: Мэтта всегда трудно было понять, однако, он не относился к людям, вызывающим
Думаю, мне следует вернуться домой. Я устала от разговоров с военными, они слишком легко начинают ненавидеть. Но, Боже мой, как бы мне хотелось знать правду! Ведь не было никого, более верного Симу и проклятым конфедератам, чем Мэтт Оландер.
Это место превратилось в сумасшедший дом. Здесь полно беженцев с Илианды, их палатки стоят повсюду. Я смотрю на этих людей, лишившихся своего дома, и теряю мужество. Тебе известно, что ашиуры бомбили Пойнт-Эдвард? Почему они поступают так глупо? Я не могла бы сказать это никому другому, но иногда я спрашиваю себя, а не прав ли Сим в отношении ашиуров? Тяжело, Уолли. Действительно, тяжело.
Говорят, что завтра в городе выступит с речью Тариен. Он должен сообщить о выделении района для размещения илиандцев. Попытаюсь поговорить с ним, может, удастся убедить его расследовать дело с Мэттом.
Буду держать тебя в курсе.
Изображение померкло.
– Все?
– Другой записи нет, – ответил Джейкоб. – На этом кристалле.
– Это все, что есть, – сказала Чейз. – Во введении указано, что планируется издать следующие выпуски. Но ни один так и не подготовили. Умер редактор.
– Его звали Чарлз Паррини, из Милетского университета, – добавил Джейкоб. – Он умер тридцать лет назад.
– Издание мог закончить кто-нибудь еще.
– Возможно. – Чейз выпрямилась. – Значит, просто не опубликовали.
– Может, это и не имеет значения, – заметил Джейкоб. – Но ведь Паррини должен был собрать какие-то документы. Найдите их, тогда, возможно, вы получите ответы на свои вопросы.
Милетский университет располагался на Сиквине, самом маленьком из шести континентов Окраины, посреди пустыни, в городе Капучай. Паррини проработал там профессором литературы большую часть своей жизни. Библиотека была переполнена его книгами, этот человек оказался чрезвычайно плодовитым. Там можно было найти его комментарии к произведениям каждой литературной эпохи, начиная с вавилонской. Он редактировал несколько справочных изданий по великим поэтам и эссеистам, включая Уолдорфа Кэндлза, перевел целую полку ашиурской поэзии и философии. Всю вторую половину дня и часть следующего утра мы с Чейз работали в кабинете Гейба, просматривая эти книги.
Ближе к полудню Чейз позвала меня к терминалу.
– Интересный перевод сочинения Тулисофалы. Я ознакомилась с принципами, на которых основана ее этическая система: «Люби врага своего. Плати добром за зло. Справедливость и милосердие – краеугольные камни, праведной жизни, справедливость потому, что ее требует природа, а милосердие потому, что справедливость разъедает душу».
– Что-то знакомое.
– Возможно, существует единственная этическая система для всех разумных видов. Хотя у «немых» она, по-видимому, не имела успеха.
– Ты именно это хотела мне показать?
– Нет. Минуточку. – Чейз вернула на экран титульный лист и указала на посвящение. «Лейше Таннер».
Никто из библиотекарей не знал о Паррини. Для них он был всего лишь парой кристаллов в библиографическом зале и тремя коробками документов в хранилище. А может, там было четыре коробки? Точно никто не знал. По нашей просьбе коробки спустили в просмотровую комнату и продемонстрировали их содержимое. Мы обнаружили студенческие доклады, списки учеников, финансовые записи, устаревшие еще при жизни Паррини: счета за мебель, произведения искусства, книги, одежду, скиммер.
– Должно быть что-то еще, – сказала Чейз, когда мы сняли обручи и приступили к обеду. – Мы не там ищем. Составив первый том, Паррини просто не мог не создать большой задел материалов для следующих книг.
Я согласился и предложил начать с литературного отдела.
