зверство этой войны – нападение на Хаталан, – уничтожив линейный крейсер «Хаммурапи», который возглавлял атаку. Но самым его известный подвиг был совершен в битве у Армагона, когда его эскадра прорвала атакующий строй эсминцев. Его собственный корабль, знаменитый 376, получил серьезные повреждения и одно время считался погибшим. Кейн привел его назад истыканным пробоинами, с разрушенной навигационной системой, с вышедшим из строя вооружением, с перебитым наполовину экипажем. Но он появился в родных небесах под всеми вымпелами.

Подвиг вошел в легенды и песни. О нем были написаны книги, и мало кто из мальчишек Гринуэя не играл в капитана Кейна на Триста семьдесят шестом.

Третий флот был главной атакующей силой Гринуэя. Он добыл почти все победы и понес почти все потери. Его командующий стал премьер-министром за свои заслуги, а его ветераны все еще собирались в память побед.

Мемориальный музей Могучего Третьего располагался на мирном холме на восточной окраине Сибрайта, где, согласно преданию, впервые высадились на Гринуэе люди с Земли. Он гляделся в воды отражающего его озера за тщательно подстриженным зеленым газоном и пешеходными дорожками. Посадочные площадки принимали ежедневно сотни посетителей.

Ким вышла из такси и пошла к музею по извилистой тропе мимо группы древних дубов. Считалось, что два самых старых были посажены первыми пассажирами «Созвездия». Но это событие произошло шестьсот лет назад, а такими старыми даже дубы не бывают. Однако легенда была красивая, и никому не приходило в голову ее оспаривать. День был прекрасен, полон солнца и запаха моря. Повсюду были студенты, туристы, дети. Ким вошла в здание, сверилась с путеводителем и пошла в восточное крыло. Вся эта секция была посвящена Триста семьдесят шестому и Маркису Кейну.

Здесь были фотографии героя, детали самого корабля и муляж полетной палубы. За стеклянной стеной стояло подлинное кресло командира. На коридор смотрела лазерная пушка корабля. На стендах лежали личные вещи экипажа, в том числе китель самого Кейна. Здесь же лежали подлинные бортжурналы на двух дисках, сверкавших алмазным блеском на подлокотнике кресла командира. Копии их продавались в сувенирной лавке музея. И лежал кусок окровавленной тряпки, которым инженер связывал топливные трубы, когда корабль получил пробоину.

Ким прочла копию письма, посланного родителям звездолетчика, погибшего на задании.

Она вошла в трехмерный дисплей ВР и прошла весь полет, видя его глазами Кейна. Вышла она потрясенная храбростью и умением этого человека.

Кейн не мог участвовать в обмане. Ни при каких обстоятельствах, которые вообще можно себе представить. Значит, если он сказал Шейелу, что ничего не случилось, это закрывает вопрос. И все же…

– А, Ким! – Она обернулась и увидела приятное лицо Микела Алаама, директора музея. – Рад, что ты нас не забываешь.

– Доброе утро, Микел. – Она обняла его и подставила щеку для поцелуя. – Как живешь?

У Алаама были волосы до плеч. Была в нем некоторая замкнутость, свойственная директорам музея, авторам беллетристики и гробовщикам.

– Спасибо, нормально. И что тебя привело к Могучему Третьему?

– Интересуюсь Маркисом Кейном.

– А, да. Потрясающий человек. Он здесь был на открытии. Даже помог нам как консультант, когда мы составляли экспозицию.

Остались фотографии этого события: Кейн пьет кофе с техниками, Кейн у лазерной пушки, Кейн смеется с чьими-то детьми.

– Правда? А когда это было?

– О, давно. Я тогда был еще интерном, но мне посчастливилось его видеть. Даже пожать ему руку.

Алаам задумчиво посмотрел на свою ладонь.

– И что ты можешь мне о нем рассказать?

– Мало что. Он был другом Арта Уэскотта, который тогда был директором. Я думаю, его вся эта шумиха несколько смущала. Но мы были в восторге, что он к нам приехал. Это был день открытия музея.

– То есть это было…

– Где-то в семьдесят пятом. Да, это же и был наш первый год. – Алаам задумчиво посмотрел на имитацию палубы. – Да. Он обошел стенды, со всеми говорил, подписывал автографы. Достойный человек. Не то что некоторые из тех…

Зал был полон света. Как репутация Кейна.

Такси, уносившее Ким, плыло вдоль берега по серому небу.

Впереди, оседлав береговую линию, стояла гора Моргани, господствующая над бухтой Колеса. Долгое время Моргани служила естественной крепостью для череды диктаторов, правивших островной империей. Эстер Хокс вырезала в ее склонах Черный Зал, твердыню, из которой командовала войной против мятежных отрядов, много лет безуспешно пытавшихся ее свергнуть.

Сегодня Моргани и ее укрепления вместе с защищаемой ими гаванью создавали для Сибрайта ошеломляющий задний план. Черный Зал был главной приманкой для туристов и хлебом для археологов.

Сама конструкция насчитывала четыреста лет. Она была построена в темные века, суровая завеса которых накрыла Гринуэй сразу после того, как он объявил о своей политической независимости. Пушки, лазеры, пусковые установки ракет остались стоять в окружающих горах, а центральный командный пункт, откуда Хокс лично наблюдала за своими оборонительными сооружениями, ежегодно посещался десятками тысяч людей.

Черный Зал стал одним из главных символов той эпохи, а поэтому, каким-то необъяснимым образом, – и символом ее романтики. Ким любила этот музей, находившийся под управлением Исторического общества Сибрайта. Большая часть старой крепости была закрыта для туристов, потому что это было небезопасно, но