пальцами вокруг сосков. Низкий стон хотел сорваться с ее губ, но она сглотнула его, глубоко вздохнув, а его руки переместились вниз, к ее животу, и вот уже его пальцы гладят тугие завитки между ее ног. Теперь она больше не могла сдерживать стоны.

Они как будто сошли с ума, лаская друг друга так неистово, как если бы завтра им предстояло разлучиться навеки. Он провел руками по ее бедрам, и она изумилась, когда огонь желания опалил ее тело.

Они упали на пол, халат соскользнул с ее плеч, и она растворилась в его объятиях.

У нее мелькнула мысль, что она должна что-то доказать — самой себе, ему. О прошлом. Заставить его что-то понять — или понять самой.

Но мысль не задержалась в ее голове, она улетела прочь, и осталась только любовь. Сегодня она будет любить его. Один раз. Чтобы сохранить это в памяти как самое дорогое воспоминание.

Он поднял ее с ковра и понес на кровать. Тут он удивил ее, потому что, опустив ее на мягкий матрас, сам не лег рядом.

— Боже мой, Софи, если я не уйду сейчас, я уже не смогу уйти! — Он выговорил эти слова так, словно отрывал от себя кусок сердца. — Но ведь мы скоро поженимся, и тогда я буду тебя ласкать. Долго, медленно, сладко.

Она сплела руки у него на шее и ответила ему не словами, а нежным поцелуем.

Он застонал, когда ее губы прижались к его губам, иона почувствовала, что он готов сдаться.

Испустив низкий алчный рык, он упал рядом с ней.

— Ты заставила меня утратить контроль над собой, — проговорил он с упреком, хрипло дыша.

Мягкая ткань его вечерней рубашки легко коснулась ее грудей, кончики их затвердели, и она подалась к нему.

Дождь стучал в окна, точно барабаны дикарей. Душа Софи трепетала, а тело пылало так, как будто его сжигал сладкий огонь.

Она знала, что будет принадлежать ему, и мечтала об этом мгновении.

Веки ее затрепетали, когда он нежно раздвинул ей ноги длинными сильными пальцами.

Она охнула, когда его палец скользнул внутрь, обрисовав окружность, и закричала от наслаждения. И, больше не в силах сдерживаться, выгнулась ему навстречу.

Она обезумела, она жаждала чего-то такого, что не могла определить словами. Но когда она в отчаянии застонала и задвигала бедрами, он остановил ее.

— Еще не время, — пробормотал он, лаская ее, то глубоко, то нежно поглаживая ее интимное место.

— Грейсон! — прошептала она.

— Да, дорогая? — ласково отозвался он. — Я здесь. — Ее тело жаждало его и томилось от этой жажды. Но вдруг она оттолкнула его от себя.

— Что случилось?

Она встала на колени и смело взялась за его рубашку.

— Я хочу тебя, — крикнула она, — целиком! Не нужно так долго подготавливать меня. Я хочу, чтобы мы вместе узнали, что такое любовь.

— Господи, — прошептал он еле слышно.

С грацией пантеры он отшвырнул рубашку, и пальцы Софи пробежали вверх по его мускулистой спине. Софи обвилась вокруг него, и казалось, нет такой силы, которая могла бы вырвать ее из его нежных объятий.

Она слилась с ним, она хотела ощущать его, ощущать это тело, самой природой созданное для нее. Она любила этого человека и хотела знать о нем все.

И когда она подумала, что больше не выдержит ни одной минуты, он опустился между ее ног. Он поднял ее колени и прижался к ее потаенному месту, теребя его и поглаживая, пока она не закричала от страсти. И тогда он со стоном вошел в нее.

У нее перехватило дыхание, и время, казалось, остановилось, и были только они двое, и впереди у них была вся жизнь. Но вдруг он замер и удивленно посмотрел ей в глаза. Бесполезно было скрывать правду. Она не была невинна.

— Софи, — выдохнул он, и на лице его отразилось потрясение.

Она не ответила, просто не могла. Она только притянула его к себе.

— Люби меня, Грейсон, — прошептала она, двигаясь под ним, пока он не застонал и не начал двигаться в ней, медленно, упорно, настойчиво. То были сладостные, сводящие с ума ласки, пока они оба не содрогнулись в экстазе.

Потом она лежала в его объятиях, руки и ноги их были переплетены. Короткое мгновение совершенного блаженства.

Она старалась ни о чем не думать. Ей хотелось насладиться этим драгоценным моментом, запомнить его навсегда. Но минуты шли, и реальность окутывала их все плотнее и плотнее с каждым словом, не произнесенным Грейсоном.

Сердце ее гулко забилось от нарастающего отчаяния. Она знала, чем все кончится, но не могла примириться с этой потерей…

Она высвободилась из его объятий, пытаясь сдержать жаркие, жгучие слезы. И, как в тот день в холле «Белого лебедя», он молча отвернулся. И опустил ноги на ковер. Она, изогнувшись, посмотрела на него. Лицо его застыло, взгляд был устремлен в пустоту.

Ей хотелось заплакать, но это ведь не могло ей помочь. Помочь может только сила. Только бравада. Кому, как не ей, знать об этом.

— Теперь вы понимаете, почему мы не можем пожениться, — проговорила она, стараясь, чтобы голос ее не дрожал. — Потому что правда заключается в том, что Найлз Прескотт занимался любовью со мной, а не с моей матерью.

В спальне повисла оглушительная тишина. Софи не могла определить, что выражает лицо Грейсона — потрясение возмущение, отчаяние?

Ей было очень жарко, несмотря на то что теперь, когда огонь в камине догорел, в комнате похолодало. Голова у нее кружилась, тело сотрясали судороги. Нужно уйти. Но Грейсон удивил ее. Он схватил ее за руку и посмотрел на их сплетенные пальцы, а потом поднял голову и встретился с ней глазами.

— Что вы говорите? — спросил он с трудом выговаривая каждый слог.

— Вы меня слышали, Грейсон, — спокойно и с отвращением к своим словам ответила она.

Он медленно покачал головой, словно не верил в то, что она сказала.

— У вас была связь с Найлзом Прескоттом? С человеком, который годится вам в отцы?

Она не могла ни двигаться, ни говорить.

— Софи, да объясните же! — Голос его звучал грубо, напряженно.

— Да! Ну и что? Да, у меня была связь с Найлзом Прескоттом.

Он сжал ее руку до боли.

— Скажите, что он взял вас силой, и он мне заплатит за это!

Она вспыхнула и, закрыв глаза, увидела ту давнишнюю ночь. Силой? Разве Найлз Прескотт взял ее силой? Он сказал ей, что она сама виновата. Разве не так?

— Нет, это не было насилие, — произнесла она помертвевшими губами.

На лице его выразилось недоумение.

— Тогда почему? Потому что вы решили, что у меня роман с Меган? Вы хотели мне отплатить? — Она вскинула голову:

— Нет! Конечно, нет!

Но как же, дать ему понять, когда она сама едва понимает, как все это могло случиться?

— Тогда зачем вы с ним спали?

Она подняла голову и увидела в зеркале свое отражение — распухшие от ласк губы, спутанные волосы, побледневшее лицо и отчаяние в глазах. Дрожащими руками она подняла с пола халат и закуталась в него.

— Ответьте мне, Софи.

— Что вы хотите, чтобы я сказала? Что я была дурочкой, что я совершила ошибку? Могу ответить и так, если вы от этого почувствуете себя счастливым. Или вы хотите, чтобы я рассказала вам, как моя мать, которая вчера еще смеялась и строила всякие планы, назавтра умерла от инфлюэнцы? — За месяц до ее восемнадцатого дня рождения внезапно не стало ее матери, а отец, потрясенный горем, забыл о своей дочери. — Или вы хотите услышать, как Патриция появилась в нашем доме, чтобы ухаживать за моей умирающей матерью и в результате спустя месяц с небольшим после ее смерти стала женой моего отца?

Глаза у Грейсона сузились. Он обдумывал ее слова.

— Какое это имеет отношение к Найлзу Прескотту?

Плечи ее поникли, когда она вспомнила те дни, когда пыталась увидеться с отцом, пыталась пробиться сквозь его горе, а Патриция не пускала ее к нему.

— Он тут ни при чем, — прошептала она, поворачиваясь к окну. — И в то же время при всем.

Как объяснить Грейсону, что она была страшно одинока? Что она получила записку и решила, что это от него, — когда он больше всего был ей нужен. С какой надеждой бросилась она к нему — и обнаружила там Меган, нагло ласкавшую его.

Убежав из мансарды, она пошла в музыкальную школу, чтобы забыться за виолончелью. Там оказался Найлз Прескотт, очень добрый, друг ее матери, он обнимал ее, пока она плакала. Но утешения Найлза скоро перешли в нечто иное.

Софи почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Стыд. Недоверие. Потребность забыть все как дурной сон, пусть даже спустя столько лет.

Сколько раз она спрашивала себя: как это могло случиться? Но ответа найти не могла. Или это случилось потому, что она была так неопытна? Глупа? Отчаянно хотела быть любимой?

Но объяснение ничего не значит. Произошло только то что она сошлась с мужчиной. А потом он нанес ей смертельный удар — отдал сольный дебют Меган. За один-единственный месяц она потеряла все. Мать, свои мечты и возможность выйти замуж за любимого человека.

И эта череда неправильных поступков и ошибок полностью перевернула ее жизнь.

— Ни при чем и при всем? — переспросил Грейсон. — Вы считаете, что этого объяснения достаточно? Она встретилась с ним глазами.

— Я ничего не могу сказать такого, что изменило бы реальное положение вещей. Вам нужно то же, что и любому викторианцу. Безупречную, девственную невесту. Вы будете это отрицать?

Он смотрел на нее, не говоря ни слова.

Резко втянув воздух, чтобы сдержать слезы, она размеренным шагом подошла к письменному столу и, достав перо и бумагу, дрожащими руками нацарапала несколько слов.

Грейсон смотрел в окно и удивился, когда Софи вдруг предстала перед ним. Возмущение его улеглось, и он теперь казался шестнадцатилетним юношей, которого незаслуженно