книг менее известных. Единственными двумя книгами, которые прочли все присутствующие, оказались 'Повелитель мух' и 'Поправка-22', что, как заметил Биффен, способно сказать многое о качестве преподавания литературы в приготовительной школе. Конечно, все это было очевидной и, на взгляд Адриана, довольно глупой попыткой заставить всех побольше читать, тем не менее результаты она давала. Несмотря на претенциозность происходившего, Адриан, пожалуй, получил удовольствие, особенно воодушевило его то обстоятельство, что в русской литературе, всегда казавшейся ему самой внушительной и труднопостижимой, он оказался начитанным более всех прочих.
— Знаешь, — сказал он Картрайту, когда они возвращались в пансион Тикфорда, — побывав в таком доме, недолго и растеряться. Совсем неплохая идея — иметь прибежище вроде этого, место, куда можно захаживать, верно?
— На следующий год, когда я буду в шестом классе, он собирается стать моим тютором, — сказал Картрайт. — Я думаю поступить в Кембридж, а он, похоже, лучший, кто может натаскать тебя к оксбриджским вступительным экзаменам.
— Правда? И я собираюсь в Кембридж! — сказал Адриан. — Ты какой колледж выбрал?
— Тринити, наверное.
— Господи, я тоже! В нем мой отец учился! На самом-то деле отец Адриана учился в Оксфорде.
— Правда, Биффо считает, что мне следует поступить в Святого Матфея. У него там друг еще с военных времен, профессор Трефузис, говорят, он очень хорош. Ладно, давай пошевеливаться. Нам же запрещено выходить из пансиона. А уже почти пять.
— А, дьявол, — откликнулся Адриан, и оба припустили бегом. — Слушай, а ты журнал читал? — спросил Адриан, пока они скакали вверх по холму в сторону пансиона.
— Да, — ответил Картрайт. На чем беседа и закончилась.
— Мы с ним поговорили почти по-настоящему, Том!
— И отлично, — сказал Том. — Тут вот какое дело…
— Все решено. В мой второй кембриджский год он присоединится ко мне. После окончания мы слетаем в Лос-Анджелес или в Амстердам и поженимся — там, знаешь, с этим просто. Потом купим дом в деревне. Я буду писать стихи, Хьюго играть на рояле и замечательно выглядеть. У нас будут две кошки, Спазма и Клитор. И спаниель. Хьюго любит спаниелей. Спаниель по имени Биффен.
На Тома все это большого впечатления не произвело.
— Десять минут назад заходил Сарджент, — сообщил он.
— Ах, чтоб его! Что ему тут понадобилось?
— Тикфорд требует тебя в свой кабинет, немедленно.
— Зачем?
— Не знаю.
— Не может же быть, чтобы… а тебя он тоже хочет видеть? Сэмми, Хэрни?
Том покачал головой.
— У него не может быть ничего против меня, — сказал Адриан. — Откуда?
— Отрицай все начисто, — сказал Том. — Это всегда срабатывает.
— Точно. Самым наглым образом.
— Но должен тебе сказать, — предупредил Том, — там явно что-то заваривается. Сарджент выглядел испуганным.
— Чепуха, — ответил Адриан, — у него воображения нет.
— Испуганным до усеру, — сказал Том. Кабинет директора пансиона располагался по другую сторону актового зала. Адриан с удивлением увидел, что все старосты стоят, сбившись в стайку, у двери, соединяющей помещения для учеников с квартирой мистера и миссис Тикфорд. Пока он подходил, старосты не сводили с него глаз. Они не посмеивались, не выглядели враждебными. Они выглядели… выглядели испуганными до усеру. Адриан постучал в дверь Тикфорда.
— Войдите!
Нервно сглотнув, Адриан вошел.
Тикфорд сидел за письменным столом, поигрывая ножом для разрезания писем.
Совершенный психопат с кинжалом, подумал Адриан.
Директор сидел спиной к окну, и лицо его пребывало во мраке, не позволявшем Адриану прочесть его выражение.
— Спасибо, что заглянули, Адриан, — сказал Тикфорд. — Садитесь, прошу вас, садитесь.
— Спасибо, сэр.
— О боже-боже…
— Сэр?
— Думаю, вы навряд ли представляете себе, почему я за вами послал, ведь так?
Адриан, олицетворение круглоокой невинности, покачал головой.
— Нет, я полагаю, не представляете. Нет. Надеюсь, слухи еще не распространились.
Тикфорд снял очки и взволнованно подышал на стекла.
— Я должен спросить у вас, Адриан… о боже… все это так..
Он надел очки и встал. Теперь Адриан хорошо видел его лицо, но понять ничего по-прежнему не мог.
— Да, сэр?
— Должен спросить о ваших отношениях с Полом Троттером.
Так
Этот идиот проболтался кому-то. Вероятно, капеллану. А злобный доктор Меддлар был только счастлив повторить все Тикфорду.
— Я не понимаю, что вы имеете в виду, сэр.
— Это очень простой вопрос, Адриан. Проще некуда. Я спрашиваю вас о ваших отношениях с Полом Троттером.
— Ну, я на самом-то деле… на самом деле у нас с ним нет никаких отношений, сэр. Я хочу сказать, мы с ним вроде как друзья. Он иногда гуляет со мной и Томпсоном. Но я знаю его не очень близко.
— И это все?
— Да, сэр, все.
— Чрезвычайно важно, чтобы вы сказали мне правду. Ужасно важно.
Мальчик всегда видит, когда учитель врет ему, подумал Адриан. Тикфорд не врал. Это действительно
— Ну, вообще-то, есть одна вещь, сэр.
— Да?
— Я, правда, не уверен, что должен рассказывать вам о ней, сэр. Понимаете, Троттер говорил со мной с глазу на глаз…
Тикфорд, склонившись, взял Адриана за запястье.
— Уверяю вас, Адриан. Что бы Троттер вам ни говорил, вы
— Это не очень удобно, сэр… может быть, вы у него самого спросите?
— Нет-нет. Я хочу услышать все от вас. Адриан сглотнул.
— В общем, сэр, я вчера после полудня случайно столкнулся с Троттером, и он вдруг… вдруг расплакался, и я спросил его, в чем дело, а он сказал, что несчастен, потому что… ну, он как бы…
Господи, как все это сложно.
— Он… ну, он сказал, что несчастен, потому что любит одного человека… ну, знаете, питает к нему страсть.
— Понимаю. Да, конечно. Да, понимаю. Он думал, что влюбился в кого-то. В другого мальчика, я полагаю.
— Так он мне сказал, сэр.
— Троттера нашли сегодня после полудня в сарае на поле Брэндистона, — сказал Тикфорд, подталкивая к Адриану по столу листок бумаги. — В кармане у него была вот эта бумажка.