всех были американские паспорта, так что никому из них виза для этих стран была не нужна. Все они запросили и получили визы в Белграде на неделю для безобидного туризма, один получил визу утром, два в обед и двое во второй половине дня. Все заявили чиновникам, выдававшим визу, что хотят поохотиться на кабана или оленя в знаменитом охотничьем угодье Карагеоргиево, перестроенной крепости на Дунае, охотно посещаемом богатыми западными туристами. Каждый из пяти заявил при получении визы, что по пути в угодье намерен провести ночь в шикарном отеле «Петроварадин» в городе Нови-Сад в восьмидесяти километрах к северо-востоку от Белграда. И каждый поехал в отель на такси.

Бригада чиновников, выдающих визы, сменилась в обед, так что только один американец попал в поле зрения чиновника Павлича, который был платным агентом советского КГБ. Через два часа Павлич закончил работу, и его обычный отчет лег на стол советского резидента в посольстве в Белграде.

Павел Керкорян был не в самой лучшей форме, он поздно лег по причине не вполне связанной с работой, ибо его жена была толстой и постоянно жаловалась, а он не мог устоять перед чарами блондинок из Богемии. У него был также тяжелый ленч, полностью связанный с работой, с сильно пьющим членом ЦК компартии Югославии, которого он надеялся завербовать.

Он почти отложил отчет Павлича в сторону, так как американцы валом валили в Югославию и проверить каждого из них было просто невозможно.

Но, что-то в имени американца его насторожило. Не фамилия, она была довольно обычной, но где он встречал раньше это имя – Сайрус?

Через час он обнаружил это имя в своем кабинете – старый номер журнала «Форбс» поместил статью о Сайрусе В. Миллере. Иногда такие совпадения решают судьбы важных дел. Это не соответствовало здравому смыслу, а этот жилистый армянин, майор КГБ, любил, чтобы здравый смысл был во всем. Зачем человек, которому под восемьдесят, известный как патологический антикоммунист, прибывает стрелять кабанов в Югославию рейсовым самолетом, когда он может охотиться на что угодно в Северной Америке и летать на своем реактивном самолете? Он вызвал двух сотрудников, прибывших недавно из Москвы в надежде, что они не напутают в этом деле. (Однажды он сказал своему знакомому работнику ЦРУ на коктейле, что сейчас просто невозможно получить хорошего работника. Человек из ЦРУ согласился с ним полностью.) Молодые агенты Керкоряна говорили на сербско-хорватском языке, но он посоветовал им больше полагаться на шофера-югослава, который знал эти места. Они позвонили в тот же вечер из автомата в отеле «Петроварадин», что заставило майора выругаться, так как югославы наверняка прослушивали этот разговор. Он сказал, чтобы они звонили откуда-нибудь из другого места.

Он уже собирался идти домой, когда они позвонили вновь, на этот раз из маленькой гостиницы в нескольких милях от Нови-Сада. В отеле «Петроварадин» был не один американец, а пятеро. Возможно, они встретились в отеле, но, казалось, они знали друг друга. За небольшую мзду у стойки размещения агентам дали копии первых трех страниц паспортов каждого американца. Утром всех пятерых должен был забрать микроавтобус и отвезти в какое-то охотхозяйство, сообщили молодые разведчики и попросили дальнейших указаний.

– Оставайтесь там, – сказал Керкорян, – да, всю ночь. Я хочу знать, куда они поедут и с кем будут встречаться.

Так им и надо, подумал он, идя домой. Сейчас этим молодым все дается слишком легко. Возможно, все это дело пустое, но кое-какой опыт этим новичкам оно даст.

Они вернулись на следующий день к обеду, усталые, небритые и торжествующие. Их рассказ потряс Керкоряна. Микроавтобус действительно подъехал и взял пятерых американцев. Их сопровождающий был в штатском, но выглядел явно военным человеком – и русским. Вместо того, чтобы направиться в охотхозяйство, их повезли назад, в сторону Белграда, а затем быстро свернули прямо на военно-воздушную базу Батайника. Они не показывали паспорта у главных ворот, их сопровождающий вынул из внутреннего кармана пять пропусков и провез их внутрь.

Керкорян знал Батайнику, это была большая югославская база в двадцати километрах к северо- западу от Белграда, она явно не значилась в программе американских туристов как историческое место. Помимо всего прочего, сюда шел поток грузов на советских транспортных самолетах, предназначенных для огромной группы советского военного советника в Югославии. Это означало, что на базе была бригада советских инженеров.

Один из них, занимающийся грузами, работал на Керкоряна.

Через десять часов Керкорян направил молнию в Ясенево, штаб Первого Управления КГБ, занимающегося внешней разведкой. Она сразу легла на стол заместителя начальника, генерала Вадима Кирпиченко, который сделал ряд запросов по Союзу и послал развернутый отчет прямо Председателю Комитета генералу Крючкову.

Керкорян докладывал, что пятерых американцев прямо из микроавтобуса препроводили в реактивный транспортный самолет «Антонов-42», только что прибывший с грузом из Одессы, который тут же вылетел обратно. Более позднее сообщение белградского резидента гласило, что американцы вернулись тем же путем через двадцать четыре часа, провели вторую ночь в отеле «Петроварадин», а затем покинули Югославию, не убив ни единого кабана. Керкорян получил за бдительность благодарность.

Жара накрыла Коста-дель-Соль как одеяло. На пляжах миллионы туристов переворачивались под лучами солнца как бифштексы на решетке, активно смазывая свои тела лосьонами в надежде обрести загар цвета красного дерева за две короткие недели, часто получая, однако, эффект вареного рака. Небо было такое бледно-голубое, что казалось почти белым, и даже обычный бриз с моря падал до нежного зефира.

На западе огромная скала Гибралтар выступала в мареве жары, мерцая на расстоянии пятнадцати миль. Ее бледные скаты бетонной системы для сбора дождевой воды в подземные цистерны, построенной военными саперами, выделялись как шрамы на боках скалы.

В холмистой местности за пляжами Касареса воздух был попрохладней, но ненамного. Жары не было только на рассвете и перед заходом солнца, так что виноградари Алькантара дель Рио вставали в четыре утра, чтобы поработать шесть часов, пока солнце не загонит их в тень. После обеда наступает традиционная испанская сиеста – они дремлют в своих белых прохладных домах с толстыми стенами до пяти часов, а затем вновь трудятся до захода солнца, то есть приблизительно до восьми часов вечера.

Под жарким солнцем гроздья винограда поспевали и наливались соком.

Урожай еще не созрел, но было видно, что в этом году он будет хорошим.

Хозяин бара Антонио поставил, как всегда, графин с вином перед иностранцем и широко улыбнулся:

– Как дела, сосед? Хорошо?

– Да, – отвечал высокий человек, улыбаясь, – в этом году урожай будет очень хорошим и я смогу заплатить мои долги в баре.

Антонио громко захохотал, ибо все знали, что иностранец был владельцем своей земли и всегда платил наличными.

Через две недели Михаилу Сергеевичу Горбачеву было не до шуток. Хотя он был искренним человеком с хорошим чувством юмора и легко общался с подчиненными, он мог также продемонстрировать взрывной темперамент, когда его донимали западники по поводу прав человека или когда подчиненный подводил его в работе. Он сидел за своим столом в кабинете на седьмом, последнем этаже в здании Центрального Комитета на Новой площади и сердито смотрел на доклады, разложенные по всему столу.

Кабинет представлял собой длинную узкую комнату шестьдесят футов на двадцать, стол Генерального секретаря находился напротив двери, так что он сидел спиной к стене. Все окна, выходившие на площадь, были расположены слева от него и закрыты сетчатыми занавесками и бархатными портьерами. По центру комнаты проходил стол для совещаний, а стол Генерального секретаря составлял верхнюю часть