лужайку к западному фасаду.

Дверь оказалась закрытой.

Он зашел за угол, на северную сторону, и взглянул на окна собора. Нередко, чтобы внутрь не проникал холод, окна церквей затягивали полупрозрачными холстами, но здесь, похоже, этого не делали. Их размеры были достаточны для того, чтобы Джек смог пролезть, но располагались они слишком высоко. Он потрогал пальцами каменную кладку, пощупал трещины, из которых давно уже осыпался строительный раствор, однако они были чересчур малы, чтобы зацепиться за них. Нужно было найти что-то вроде лестницы.

Он хотел было притащить камни, что лежали у разрушенной башни, и соорудить из них импровизированные ступени, но уцелевшие блоки оказались неподъемными, а из бесформенных осколков лестница не получится. Джека не оставляло ощущение, что днем ему на глаза попадалось нечто такое, что идеально подошло бы для этой цели, и он изо всех сил старался вспомнить. Он чувствовал, что это 'нечто' было где-то совсем рядом и просто ускользало из памяти. Но тут он взглянул через залитое лунным светом кладбище на конюшню, и его осенило: то, что он искал, было небольшой деревянной подставкой, состоявшей из двух ступенек и использовавшейся для посадки на высоких лошадей. Джек видел, как, расчесывая конскую гриву, на ней стоял один из монахов.

Он направился к конюшне. Вполне возможно, что подставку и не убирали на ночь, ибо никакой ценности она не представляла. Он шел тихо, но лошади все равно почуяли его, и одна-две обеспокоенно захрапели и зафыркали. Испугавшись, он остановился. Не исключено, что в конюшне спит конюх. С минуту Джек стоял неподвижно, вслушиваясь в темноту, но никаких звуков, которые свидетельствовали бы о присутствии человека, не было, да и лошади в конце концов успокоились.

Подставки нигде не было. Возможно, она стояла у стены. Джек всмотрелся. Но так как стена оказалась в тени, разглядеть что-либо было просто невозможно. Осторожно подойдя к конюшне справа, он пошел вдоль нее. Лошади снова услышали его, и близость чужого человека обеспокоила их. Одна из них заржала. Джек застыл. Мужской голос прикрикнул: 'Тихо, тихо!' И тут он увидел подставку, стоящую прямо у него под носом, так близко, что, сделай он еще шаг, обязательно споткнулся бы о нее. Он подождал, когда стихнет возня в конюшне, наклонился и, подняв деревянные ступеньки, взвалил их на плечо. Стараясь не шуметь, он повернулся и пошел к церкви. В конюшне было тихо.

Взобравшись на верхнюю ступеньку подставки, Джек понял, что до окна ему все равно не достать. Какая досада! Он не мог даже заглянуть внутрь. Он еще ни на что не решился, но то, что он был не в состоянии что-либо сделать по причинам чисто практическим, раздражало его: он хотел сам принять решение. Жаль, что Джек не был таким же высоким, как Альфред.

Оставалось испробовать еще один способ. Он отошел, разбежался и, оттолкнувшись одной ногой от подставки, подпрыгнул. Без труда достав до подоконника, он ухватился за каменную раму, затем рывком подтянулся и продвинул тело вперед. Но когда он попытался пролезть в окно, его ожидал сюрприз: оно имело железную решетку, которую, возможно из-за ее черного цвета, он не заметил снизу. Стоя на коленях на подоконнике, Джек обеими руками обследовал ее. Она было надежной и предназначалась, очевидно, специально для того, чтобы, когда церковь закрыта, никто не мог пробраться внутрь.

Разочарованный, он спрыгнул на землю. Подняв деревянную подставку, он отнес ее на место. На этот раз лошади не всполошились.

Джек посмотрел на развалины башни, черневшие слева от главного входа. Он осторожно влез на кучу камней, пытаясь заглянуть в церковь и ища лаз среди беспорядочного нагромождения булыжников. Когда луна спряталась за тучу, он, дрожа от холода, стал ждать ее появления. Он опасался, что его вес, как бы мал он ни был, мог нарушить равновесие камней и вызвать обвал, который если не придавит его самого, то уж наверняка всех разбудит. Когда снова выглянула луна, Джек пробежал глазами по каменной кладке и решил рискнуть. С замирающим сердцем он начал карабкаться. В основном блоки надежно держались в стене, однако один или два раза камни под его весом угрожающе зашатались. Если бы он проделывал все это днем, когда рядом всегда есть кто-то, кто в случае чего готов помочь, и когда не о чем волноваться, ему наверняка было бы легче, но сейчас он был слишком встревожен и уверенность покинула его. Когда же его нога соскользнула с гладкого булыжника и он чуть не грохнулся вниз, Джек решил прекратить это занятие.

Он находился достаточно высоко, чтобы видеть крышу бокового придела, который с северной стороны примыкал к нефу. Он надеялся, что в ней могла быть дыра или хотя бы зазор между крышей и каменной кладкой, но ничего похожего там не оказалось: крыша уходила прямо в развалины башни, и было совершенно очевидно, что здесь пролезть негде. Джек почувствовал одновременно и разочарование и облегчение.

Он начал осторожно спускаться, глядя через плечо вниз и тщательно выбирая, куда поставить ногу. Чем ближе была земля, тем уверенней он себя чувствовал. Когда наконец осталось только несколько футов, он прыгнул и благополучно приземлился на траву.

Он решил обойти вокруг. За последние две недели Джек видел несколько церквей, и все они были приблизительно одинаковой формы. Самой большой их частью был неф, который всегда выходил на запад. С севера и с юга к нефу примыкали две пристройки, которые Том называл трансептами или поперечными нефами. А восточная часть церкви называлась алтарем. Алтарь был не такой большой, как неф. Кингсбриджский собор отличался от остальных церквей только тем, что по обеим сторонам западного входа у него имелись две башни, как бы в противовес поперечным нефам.

У северного трансепта была дверь. Джек попробовал ее открыть, но она оказалась запертой. Он пошел дальше: с востока двери не было вообще. Он остановился и посмотрел через поросший травой двор. В дальнем юго-восточном углу монастыря стояли два дома: больница и резиденция приора. В обоих было темно и тихо. Он завернул за угол и вдоль южной стены алтаря дошел до южного поперечного нефа, под прямым углом примыкавшего к основному зданию. Этот трансепт, как рука ладонью, заканчивался круглым зданием, которое все называли часовней. Между трансептом и часовней был узкий проход, ведущий к галерее. По этому-то проходу Джек и прошел.

Он очутился на квадратной соборной площади с лужайкой посередине и мощеной дорожкой по периметру. Светлый камень арок в сиянии луны казался призрачно белым, а на тенистой дорожке была кромешная тьма. Джек подождал, пока привыкнут глаза.

Он стоял на восточной стороне площади. Слева была видна дверь в часовню, еще дальше слева, у самого конца дорожки, - другая дверь, которая, как ему казалось, вела в опочивальню монахов. Справа же Джек увидел дверь в южный трансепт церкви. Он потянул ее. Закрыта.

Джек направился по дорожке вдоль северной стороны площади и наткнулся на дверь церковного нефа. Но она тоже была закрыта.

Западная дорожка упиралась в трапезную. Как, должно быть, много продуктов надо припасти, чтобы каждый день кормить всех этих монахов, подумал Джек. Тут же находился фонтанчик: в нем монахи мыли руки перед едой.

Джек продолжил путь по южной дорожке. Дойдя до ее середины, он увидел арку и, свернув в нее, очутился в маленьком проходе. Справа от него была трапезная, слева - опочивальня. Он вообразил, как по другую сторону каменной стены крепким сном спят монахи. В конце прохода не оказалось ничего, кроме грязной тропинки, спускавшейся к реке. Джек некоторое время постоял, глядя на блестевшую в сотне ярдов от него воду. Без всякой причины ему на память пришла история о рыцаре, которому отрубили голову, но он продолжал жить; и как-то непроизвольно Джек представил этого рыцаря без головы, выходящего из реки и идущего к нему по пологому склону. И, хотя никого не было, он струсил и, повернувшись, заспешил к галерее. Там он чувствовал себя в большей безопасности.

Под аркой Джек остановился, глядя на освещенную луной лужайку. Чутье подсказывало ему, что в таком громадном здании где-то должна быть лазейка, но где - он не знал. В глубине души он был даже рад этому. Ведь он намеревался сделать что-то ужасно опасное, и, коли уж это оказалось невозможно, тем лучше. С другой стороны, его страшила мысль, что им придется покинуть монастырь и утром снова пуститься в путь, - их ждали бесконечные дороги, голод, разочарование и озлобленность Тома, слезы Марты. И всего этого можно было избежать благодаря одной лишь искре, высеченной из огнива, которое он носил в подвешенном у пояса маленьком мешочке.

Краешком глаза Джек заметил какое-то движение. Он вздрогнул, его сердце забилось чаще. Он повернул голову и, к своему ужасу, увидел призрачную фигуру со свечой в руке, в молчании скользящую по