треугольников и образуют скаты упирающейся в землю крыши. Из плетеного тростника делаются квадратные решетки и укладываются на планки, а чтобы не протекала вода, их обмазывают глиной. Стены строятся из воткнутых в землю палок, щели между ними замазывают той же глиной. В одной из стен есть дверь, а окон в таком доме нет.

Мать Джека постелила на пол свежее сено, и Джек при помощи огнива, которое он всегда носил при себе, разжег огонь. Когда рядом никого не было, он спросил мать, почему приор не нанял Тома, ведь совершенно очевидно, что работа для него есть.

- Кажется, он предпочитает экономить деньги, пока церковью еще можно пользоваться, - ответила она. - Вот если бы эта церковь рухнула, им бы пришлось ее отстраивать, а поскольку развалилась только одна башня, они думают, что и так проживут.

Когда дневной свет начал уже угасать, с кухни пришел служка и принес котелок с похлебкой да длиннющую - с человеческий рост! - буханку хлеба все им. Похлебка была сварена на мясных костях, с овощами и приправами, и на ее поверхности блестел жир. Хлеб был приготовлен из смеси ржи, ячменя и овса, да еще в муку были добавлены сушеный горох и фасоль. Альфред сказал, что это самый дешевый хлеб, но для Джека, который лишь несколько дней назад впервые попробовал вкус хлеба, он казался просто волшебным. Джек ел, пока не заболел живот. Альфред ел, пока все не доел.

Когда они уселись у огня, стараясь переварить съеденное, Джек спросил Альфреда:

- А почему башня разрушилась?

- Возможно, молния ударила, - ответил Альфред, - или случился пожар.

- Но там же нечему гореть, - удивился Джек. - Ведь она вся каменная.

- Тупица, крыша-то не каменная, - презрительно сказал Альфред. Крыша-то деревянная.

Джек на минуту задумался.

- А если крыша загорится, все здание обязательно рухнет?

- Когда как, - пожал плечами Альфред.

Какое-то время они сидели молча. По другую сторону очага Том и мать Джека о чем-то тихо разговаривали.

- Забавно получается с этим ребенком, - сказал вдруг Джек.

- Что забавно? - буркнул Альфред.

- Ну, ваш малыш пропал в лесу, далеко-далеко отсюда, и вот теперь в монастыре живет ребенок.

Казалось, ни Альфред, ни Марта не находили в таком совпадении ничего странного, и Джек выбросил это из головы.

Сразу после ужина монахи отправились спать, и, поскольку таким голодранцам, как семья Тома, свечи не полагались, они просто сидели и смотрели на огонь, пока он не угас, а потом все улеглись на сене.

Джеку не спалось, он думал. Ему в голову пришла мысль, что, если бы сегодня ночью собор сгорел, все их проблемы были бы разом решены. Приор нанял бы Тома отстраивать церковь, все они жили бы в этом прекрасном доме и на веки вечные были бы обеспечены мясной похлебкой и хлебом.

'Будь я на месте Тома, - размышлял он, - я бы сам поджег церковь. Я бы тихонько встал, пока все спят, и, прошмыгнув в церковь, запалил бы там огонек, а потом, пока он будет разгораться, проскользнул бы обратно и притворился спящим, когда поднимут тревогу. А когда все начнут заливать пламя водой, как это делали во время пожара в замке графа Бартоломео, я бы присоединился к ним, якобы желая помочь поскорее потушить огонь'.

Альфред и Марта крепко спали - Джек слышал их ровное дыхание. Том и Эллен сначала занимались тем, чем они обычно занимались под плащом Тома, а затем тоже заснули. Судя по всему, идти поджигать собор Том не собирался.

Но на что же тогда он рассчитывал? Или они будут бродить по дорогам, пока не помрут с голоду?

Джек слышал, как все четверо медленно и ровно дышали, что указывало на их крепкий и безмятежный сон. И тут его осенило, что он и сам может поджечь собор.

При этой мысли сердце Джека заколотилось от страха.

Встать ему надо очень тихо. Чтобы было теплее, да и для безопасности, дверь дома была закрыта на задвижку, но, возможно, ему удастся открыть ее и выскользнуть на улицу, не разбудив никого. Двери церкви могут быть и закрыты, но наверняка найдется какой-нибудь лаз, достаточный для того, чтобы в него протиснулся ребенок.

Только бы пробраться внутрь, а там уже Джек сможет добраться до крыши. За последние две недели он многое узнал, ведь Том все время только и рассказывал Альфреду о том, как строятся дома, и хотя Альфреду все это было неинтересно, зато Джек слушал, затаив дыхание. Среди прочего он выяснил, что во всех больших церквах имеются встроенные в стены лестницы, для того чтобы во время ремонта можно было легко пробраться в верхнюю часть здания. Вот по такой лестнице он и залезет под крышу.

Он сел, прислушиваясь, как в темноте дышат спящие. Он различил хриплое дыхание Тома, вызванное (так сказала ему мать) тем, что он годами вдыхал каменную пыль. Альфред захрапел было, но перевернулся на другой бок и затих.

Устроив пожар, Джеку надо будет быстро вернуться в дом для приезжих. А что сделают монахи, если поймают его? В Ширинге он видел связанного мальчика его возраста, которого пороли за то, что тот украл из лавки кусок сахара. Мальчик ужасно визжал, а упругий хлыст оставлял на его попке кровавые следы. Это было даже страшнее, чем когда рыцари убивали друг друга во время битвы в Ерлскастле, и вид истекающего кровью мальчика потом долго преследовал Джека. Его ужасала мысль, что такое могло случиться и с ним.

'Если я сделаю это, - подумал он, - я никогда никому не расскажу'.

Он снова лег, закутался в плащ и закрыл глаза.

Он лежал и гадал, закрыта дверь церкви или нет. Если закрыта, он сможет забраться в окно. Никто его не увидит, если он пойдет к собору с севера. Опочивальня монахов была с южной стороны, скрытая галереей, а на северной стороне не было ничего, кроме кладбища.

Он решил сначала пойти и посмотреть, возможно ли это.

Сено захрустело под его ногами. Он снова прислушался к дыханию спящих. Все было тихо: даже мыши перестали копошиться. Он сделал еще шаг и снова прислушался. Никто не проснулся. Потеряв терпение, он быстро сделал три шага по направлению к двери. Когда он остановился, мыши, решив, что больше нечего бояться, снова принялись скрестись, а люди продолжали спать.

Кончиками пальцев он дотронулся до двери, затем опустил руки на засов. Это был дубовый брус, лежавший на паре скоб. Джек ухватил его снизу и приподнял. Брус оказался тяжелее, чем он ожидал. Он снова опустил его. Брус с грохотом лег на скобы. Джек застыл, весь превратившись в слух. Хриплое дыхание Тома прервалось. 'Что я скажу, если меня поймают? - растерянно думал Джек. - Я скажу, что хотел выйти... хотел выйти... Знаю. Я скажу, что хотел выйти пописать'. Придумав отговорку, он облегченно вздохнул. Том заворочался. Джек ждал, когда раздастся его глубокий, хриплый голос, но так и не дождался: дыхание Тома снова стало ровным.

Дверная щель отливала серебряным светом. 'Должно быть, луна', - смекнул Джек. Он опять взялся за брус, глубоко вдохнул и попытался его поднять. Теперь он уже знал его вес. Приподняв, он потянул засов на себя, но скобы не пускали. Джек поднатужился, поднял брус еще на дюйм и наконец освободил его. Затем он прижал его к груди, чтобы несколько ослабить напряжение рук, и начал медленно опускаться - сначала на одно колено, потом на другое. Положив брус на пол, он на минуту замер, стараясь успокоить дыхание. Боль в руках ослабла. В темноте слышалось только равномерное посапывание спящих.

Джек осторожно приоткрыл дверь. Скрипнула железная петля, и в щель ворвался поток холодного воздуха. Он поежился. Плотнее запахнув плащ, он выскользнул на улицу и прикрыл за собой дверь.

На тревожном небе сквозь рваные тучи проглядывала луна. Дул холодный ветер. Джеку захотелось вернуться в тепло дома. Неясные очертания громадной церкви с ее разрушенной башней поднимались над остальным и постройками монастыря, чернея и серебрясь в лунном свете; мощные стены и крохотные окна делали ее похожей на замок. Она была отвратительна.

Кругом ни души. Только в деревне, за монастырскими стенами, несколько крестьян еще засиделись у камелька за кружкой пива, да их жены - за рукоделием при свечах, но здесь ничто не нарушало ночного покоя. Джек в нерешительности стоял и смотрел на церковь, а она, мрачно насупившись, смотрела на него, словно догадываясь о том, что было у него на уме. Передернув плечами, он стряхнул страх и пошел через