благословение Церкви.

- И затри дня до Рождества был коронован в Вестминстере, - добавил Уолеран.

- Уже! - Франциску это было еще не известно.

- И какая же тайна? - спросил Уолеран с оттенком нетерпения.

Филип решился.

- Перед смертью этот воин рассказал мне, что его господин, Бартоломео, граф Ширинг и Роберт Глостер замыслили поднять мятеж против Стефана. Затаив дыхание, он посмотрел на Уолерана.

И без того бледные щеки архидиакона совсем побелели. Продолжая сидеть в своем кресле, он весь подался вперед.

- Ты думаешь, он сказал правду? - засуетился Уолеран.

- Когда человек готовится отойти в лучший мир, он обычно говорит своему духовнику правду.

- Может быть, он просто повторял сплетни, услышанные в доме графа.

Филип не ожидал, что Уолеран будет сомневаться.

- О нет, - воскликнул он, на ходу придумывая убедительное объяснение. Это был гонец, которого граф Бартоломео послал, чтобы собрать в Гемпшире войско.

Умные глаза Уолерана впились в Филипа.

- А не было ли у него письменного послания?

- Нет.

- Печати или какого-нибудь знака графской власти?

- Ничего. - Филип начал покрываться потом. - Сдается мне, люди, к которым он направлялся, отлично знали его.

- Имя?

- Франциск, - ляпнул Филип. Он готов был откусить себе язык.

- И все?

- Он не назвал свое полное имя. - У Филипа было чувство, что от вопросов Уолерана сочиненная им легенда вот-вот лопнет как мыльный пузырь.

- Его оружие и доспехи могут помочь выяснить его личность.

- На нем не было доспехов, - отчаянно отбивался Филип. - А оружие мы похоронили вместе с ним - монахам мечи без надобности. Конечно, мы могли бы выкопать их, но, право, не знаю, нужно ли: они были самые обыкновенные, ничем не примечательные; не думаю, что тебе удалось бы найти там улики. Необходимо как можно быстрее отвлечь Уолерана от этих бесконечных вопросов. - Что, по-твоему, можно предпринять?

Уолеран нахмурился.

- Трудно решить, что делать, не имея доказательств. Заговорщики могут просто отрицать обвинение, и тогда жалобщик сам будет осужден. - Он не сказал: 'Особенно если эта история окажется выдуманной', - но Филип догадался, что именно об этом он сейчас думал. - Кому-нибудь уже рассказал?

Филип покачал головой.

- Куда собираешься направиться после того, как выйдешь отсюда?

- В Кингсбридж. Для того чтобы покинуть обитель, мне пришлось придумать предлог. Я сказал, что еду в монастырь, и теперь я должен сделать ложь правдой.

- Об этом никому ни слова.

- Понимаю. - Филип и не собирался посвящать кого-либо в эту тайну, но все же было непонятно, почему на его молчании так настаивал Уолеран. Возможно, у архидиакона имелся на то личный интерес; если он собирался рискнуть и раскрыть заговор, он хотел быть уверенным, что ему удастся извлечь из этого выгоду. Он был честолюбив. Что ж, тем лучше для Филипа.

- Все остальное я сделаю сам. - Уолеран вдруг снова стал резким, из чего Филип сделал вывод, что его любезность могла надеваться и сниматься, как перчатка. - Сейчас ты поедешь в монастырь Кингсбридж, а шерифа выбросишь из головы.

- Так я и сделаю. - Филип почувствовал, словно гора свалилась с его плеч, - похоже, все шло как надо: его не бросят в темницу, не отдадут в руки палачу, не обвинят в распространении клеветы. Он переложил груз этой страшной ответственности на другого человека, который, казалось, был просто счастлив подхватить его.

Он встал и подошел к ближайшему окну. Солнце уже начало клониться к закату, но времени до темноты оставалось еще много. Ему захотелось побыстрее выбраться отсюда и позабыть обо всем, что произошло.

- Если тронуться в путь прямо сейчас, до ночи я успею проехать миль восемь-десять, - сказал Филип. Уолеран не стал его задерживать.

- Как раз доберешься до Бэссингборна. Там есть где переночевать. И если утром выедешь пораньше, то к полудню будешь в Кингсбридже.

- Хорошо. - Филип отвернулся от окна и посмотрел на Уолерана. Сдвинув брови, архидиакон уставился на огонь и о чем-то напряженно думал. Увы, Филип не мог знать, что происходило в этой хитрой голове. - Еду.

Уолеран отбросил свои мысли, и к нему вновь вернулось обаяние. Он улыбнулся и встал. Потом проводил Филипа до двери и спустился с ним во двор.

Мальчик-конюх вывел лошадку Филипа. Самое время Уолерану было попрощаться и вернуться к огню, но он ждал, желая убедиться, что его гость поехал по дороге на Кингсбридж, а никак не на Ширинг.

Взобравшись на лошадь, Филип почувствовал себя гораздо счастливее, чем когда он приехал. И тут он увидел, как в ворота вошел Том Строитель, а за ним и вся его семья. Филип повернулся к архидиакону:

- Этот человек - строитель, которого я встретил по пути сюда. Похоже, он честный малый, но попал в трудное положение. Если у тебя есть для него какая-нибудь работа, ты не пожалеешь.

Уолеран молчал. Он в изумлении уставился на идущую через двор семью. Выдержка и спокойствие покинули его. Рот широко раскрылся, в глазах застыл страх. Он был похож на человека, переживающего сильное потрясение.

- Что с тобой? - обеспокоенно спросил Филип.

- Эта женщина! - прошептал Уолеран.

Филип взглянул на нее.

- Она весьма хороша, - сказал он, впервые обратив внимание на ее красоту. - Но нас учили, что слуги Божьи не должны поддаваться искушениям плоти. Так что отвороти глаза, архидиакон.

Но Уолеран не слушал его.

- Я думал, она умерла, - бормотал он. Наконец, вспомнив о своем госте, он оторвал взгляд от женщины и посмотрел на Филипа, делая усилие, чтобы прийти в себя. - Поклонись от меня приору Кингсбриджа, - сказал он, затем шлепнул по крупу лошадь, на которой сидел Филип, и она, рванувшись вперед, рысью вылетела в ворота, и, прежде чем седок успел натянуть поводья, он был уже слишком далеко, чтобы говорить слова прощания.

III

Как и говорил архидиакон Уолеран, к полудню следующего дня Филип уже подъезжал к Кингсбриджу. Выехав из леса, покрывавшего склон холма, он оглядел мрачный пейзаж безжизненных замерзших полей, на которых то здесь то там возвышались голые скелеты одиноких деревьев. Вокруг ни души - зима в разгаре. А за этим студеным пространством вдалеке, прижавшееся к земле, словно надгробье, на возвышении стояло гигантское здание Кингсбриджского собора.

Дорога пошла вниз, и Кингсбридж на время исчез из виду. Смирная лошадка Филипа осторожно ступала вдоль скованной льдом колеи. Его мысли занимал Уолеран. Архидиакон был настолько сдержанным, самоуверенным и всезнающим, что в его присутствии Филип чувствовал себя наивным юнцом, хотя разница в возрасте между ними была небольшая. Без всяких усилий Уолеран направлял весь ход их встречи: он изящно отделался от своих гостей, внимательно выслушал Филипа, сразу сообразил, что главной проблемой является отсутствие доказательств, догадался, что расспросами он ничего не добьется, и быстренько выпроводил своего гостя без каких-либо - теперь Филип это ясно понял - гарантий предпринять какие- нибудь действия.

Осознав, как мастерски им манипулировали, Филип печально усмехнулся. Уолеран даже не пообещал ему посвятить в эту тайну епископа. Однако Филип не сомневался, что честолюбивая жилка архидиакона