Филип был уязвлен грубостью этого человека.

- Божье дело, - резко сказал он. - А ты кто?

Священник поднял брови - кто это осмеливается так вызывающе с ним разговаривать? Остальные присутствующие затаили дыхание, словно в ожидании взрыва. Но после некоторой паузы его голос зазвучал достаточно мягко:

- Я его архидиакон. Меня зовут Уолеран Бигод*.

______________

* Bigod - фанатик, слепой приверженец (древнеангл.).

'Хорошенькое имя для священнослужителя', - подумал Филип и в свою очередь сказал:

- Мое имя Филип. Я приор обители Святого-Иоанна-что-в-Лесу. Мы относимся к Кингсбриджскому монастырю.

- Слышал о тебе. Ты Филип из Гуинедда. Филип удивился. Он не мог понять, каким образом самому архидиакону стало известно имя такого незаметного человека, как он. Но его чин, сколь бы скромным он ни был, оказался все же достаточно высок, чтобы заставить Уолерана изменить свое отношение к нему. Раздражение исчезло с лица архидиакона.

- Глоток горячего вина, чтобы согреть кровь? - Он сделал знак нечесаному слуге, сидевшему на скамье у стены, который тут же вскочил, чтобы исполнить его распоряжение.

Филип подошел к огню. Уолеран что-то тихо сказал, и собравшиеся встали и начали расходиться. Филип сел и, пока Уолеран провожал своих гостей до двери, грел руки, протянув их поближе к огню. Его разбирало любопытство, что это они обсуждали и почему по окончании встречи даже не помолились.

Растрепанный слуга протянул ему деревянную чашу. Он принялся потягивать горячее ароматное вино, размышляя над тем, что делать дальше. Если епископ отсутствовал, то к кому тогда Филип мог обратиться? Он подумал даже, не пойти ли к графу Бартоломео, чтобы просто уговорить его отказаться от мятежа. Конечно, это была нелепая идея: граф посадит его в темницу, а ключ выбросит. Оставался шериф, который теоретически являлся представителем королевской власти. Но едва ли можно было с уверенностью сказать, чью сторону он займет, ибо пока еще не было полной ясности относительно того, кто же все-таки станет королем. 'Наверное, - думал Филип, - мне надо на что-то решиться наконец'. Он всей душой стремился вернуться в свою обитель, где самым опасным его врагом был Питер из Уорегама...

Гости Уолерана ушли, дверь за ними закрылась, и доносившийся со двора топот копыт затих. Уолеран вернулся к огню и придвинул себе массивное кресло.

Филип был поглощен своими мыслями и не очень-то хотел разговаривать с архидиаконом, но понимал, что обязан соблюсти приличие.

- Надеюсь, я не помешал вашей встрече, - сказал он. Жест Уолерана как бы говорил: 'Все в порядке'.

- Ей давно уже пора было закончиться, - улыбнулся он. - Такие вещи всегда отнимают больше времени, чем надо. Мы беседовали о продлении сроков аренды епархиальной земли - вопрос, который при наличии доброй воли может быть решен в считанные минуты. - Он взмахнул костлявой рукой, как бы отбрасывая прочь все эти арендные земли вместе с их съемщиками. - Да-а... я слышал, ты неплохо поработал в своей маленькой лесной обители.

- Мне, право, удивительно, что ты осведомлен об этом, - отозвался Филип.

- Епископ ex officio* является аббатом Кингсбриджа, так что он просто обязан проявлять интерес.

______________

* Ex officio - по должности, официально (лат.).

'Или иметь информированного архидиакона', - подумал Филип.

- Господь не оставил нас, - сказал он.

- Воистину.

Они разговаривали по-норманнски, это был язык, на котором говорили Уолеран и его гости, язык сильных мира сего. Но что-то показалось Филипу странным в произношении Уолерана, и чуть позже он понял, что у Уолерана был акцент человека, с детства привыкшего говорить по-английски. Это означало, что он был не норманнским аристократом, а уроженцем Англии, как и Филип, сделавшим карьеру своими собственными силами.

Предположение Филипа подтвердилось несколько минут спустя, когда Уолеран перешел на английский и сказал:

- Хотел бы я, чтобы Господь не оставил и Кингсбриджский монастырь.

Значит, не одного Филипа беспокоило состояние дел в Кингсбридже. Возможно, Уолеран лучше Филипа знал о том, что происходит в монастыре.

- Как себя чувствует приор Джеймс? - спросил Филип.

- Болен, - кратко отозвался Уолеран.

'Тогда очевидно, что он не сможет повлиять на взбунтовавшегося графа Бартоломео', - уныло рассуждал Филип. Похоже, ему придется отправиться в Ширинг и попробовать встретиться с шерифом.

И тут его осенило, что Уолеран - это как раз тот человек, который знает всех наиболее влиятельных людей в графстве.

- А что за человек шериф Ширинга?

Уолеран пожал плечами.

- Безбожный, высокомерный, алчный и продажный. Таковы все шерифы. А почему ты спрашиваешь?

- Раз уж у меня нет возможности встретиться с епископом, наверное, придется обратиться к шерифу.

- Как ты знаешь, епископ мне полностью доверяет, - сказал Уолеран. Легкая улыбка тронула его губы. - Если я могу быть полезным... - Он развел руками, как человек, который рад бы прийти на помощь, но не уверен, что в его услугах нуждаются.

Филип уже было несколько расслабился, посчитав, что опасный разговор откладывается на день-два, но теперь он вновь наполнился тревогой. Можно ли доверять архидиакону Уолерану? Равнодушие Уолерана было явно деланным, в действительности же его просто распирало от любопытства. Однако и не доверять ему причины не было. Он казался человеком вполне здравомыслящим. Но достаточно ли у него власти, чтобы предотвратить мятеж? В конце концов, если ему не удастся это сделать самому, он сможет найти епископа. Внезапно Филипа осенило, что идея довериться Уолерану имела свое преимущество: в то время как епископ мог бы потребовать раскрыть ему истинный источник информации, у архидиакона для этого власти было маловато, и, поверит он или нет, ему придется удовлетвориться лишь тем, что расскажет Филип.

Уолеран снова слегка улыбнулся.

- Если ты будешь слишком долго колебаться, я подумаю, что ты мне не доверяешь.

Филип почувствовал, что понимает Уолерана, который был чем-то похож на него самого: молодой, образованный, низкого происхождения, умный. С точки зрения Филипа, он, возможно, был несколько суетный, но это простительно для священника, вынужденного большую часть времени проводить в обществе лордов и их дам и лишенного покоя блаженной монашеской жизни. Он казался Филипу человеком порядочным, искренне желавшим послужить Церкви.

Филип старался подавить в себе последние сомнения. До сих пор эту тайну знали только он и Франциск. Посвяти он в нее третьего человека, всякое может случиться. Он вздохнул.

- Три дня назад в мою лесную обитель явился раненый, - начал он, про себя моля Бога простить ему его ложь. - Это был воин на прекрасном быстроногом коне. Должно быть, он мчался во весь опор, когда конь сбросил его на землю и, упав, он сломал руку и ребра. Мы перевязали ему руку, однако, увы, с ребрами ничего поделать было нельзя. Несчастный беспрестанно кашлял кровью, а сие есть верный признак внутреннего повреждения. - Говоря, Филип внимательно следил за выражением лица Уолерана. Пока оно не выражало ничего, кроме вежливого участия. - И поскольку состояние его было почти безнадежным, я посоветовал ему исповедаться в грехах. Тогда-то он и раскрыл мне тайну.

Он колебался, не будучи уверенным, насколько полно осведомлен Уолеран о последних дворцовых событиях.

- Я полагаю, ты знаешь, что Стефан Блуа заявил о своих правах на английский трон и получил