Лондон, 1800 год

Было темно и так тихо, что мальчик не осмеливался дышать. Затаившись в своем укрытии, он напрягал слух, но не слышал ничего, кроме оглушительной пульсации крови в ушах. Наконец, не в силах больше сдерживать дыхание, он позволил воздуху вырваться из легких. Один судорожный выдох, не громче мышиного писка.

Но этого оказалось достаточно.

Грубая рука вцепилась в его волосы с такой силой, что чуть не выдрала их вместе с кожей, заставив мальчика запрокинуть голову.

— Попался, паршивец! — торжествующе рявкнул мясник. — Теперь ты мне за все заплатишь, чертово отродье, — пропыхтел он, вытаскивая свою визжащую и трепыхающуюся добычу на свет.

Как мальчик ни крутился, как ни вырывался, у него не было ни единого шанса. Огромная мясистая лапа прихватила не только его спутанную шевелюру, но и большую часть головы. Покупатели обменивались шутками и смешками, глядя на жалкую фигурку, болтавшуюся в руке хозяина лавки, словно тушка освежеванного кролика. От света и боли на глазах у мальчика выступили слезы. Но это не мешало ему видеть злобную физиономию мясника.

— Вчера оковалок ветчины сгинул! — гремел тот. — Сегодня колбаса пропала! И так каждый божий день! Думаешь, я слепой? Или тупой? Ну погоди, мерзавец, я тебе покажу, где раки зимуют! — Пыхтя, мясник шарил ладонью по посыпанному опилками столу для рубки мяса, удерживая другой рукой вырывающегося мальчишку.

— Ну, так сдай его сыщикам, и дело с концом, — предложил женский голос.

— Сдам, можешь не сомневаться, — отозвался мясник. — Только вначале надо преподать урок этому недоноску. Будет знать, как шнырять по ночам да грабить честных людей. О, я его так проучу, что вовек не забудет!

Он швырнул оборвыша на пол и потянулся к топору, которым разделывал туши. В полном отчаянии мальчик вскочил на ноги и кинулся прочь, но был пойман за руку и притянут назад. Тяжелая длань мясника прижала его ладошку к столу. Топор взлетел — и опустился.

Мальчик даже не вскрикнул. Мясник нахмурился и посмотрел вниз. Прежде чем он успел снова поднять топор, мальчик сообразил, что свободен. В мгновение ока он вылетел из лавки, оставляя за собой кровавый след.

Мясник кинулся следом, но маленький оборвыш исчез в толпе, теснившейся по утрам на прилегавших к рынку улицам.

Он бежал, не останавливаясь, и только спустя некоторое время заплакал, горько и безнадежно, прижимая к себе изувеченную руку.

— Проснись, Эймиас! Это всего лишь сон, — прошептал детский голос, и кто-то встряхнул его за плечо.

Эймиас подскочил на своем жестком ложе, испуганно озираясь по сторонам. Затем расслабился.

— Не беспокойся, парень, — негромко произнес мужской голос. — Тебе это приснилось. С нами ты в безопасности.

Эймиас снова лег, чувствуя, как успокаивается сердце. И верно, здесь он в безопасности. В камере Ньюгейтской тюрьмы, на охапке сена, которую он делит с двумя мальчишками и одним взрослым мужчиной. Завтра его выведут отсюда в цепях, чтобы отправить в дальний путь. В Новый Южный Уэльс[1], где он будет отбывать наказание. Но это завтра, а сегодня он находится в привычном месте, среди друзей.

— Да, — согласился Эймиас и улыбнулся младшему из мальчиков, чтобы успокоить его. — Приснилась одна история, приключившаяся сто лет назад, когда я был совсем сосунком, — пояснил он. — Забавно, я всегда вижу этот сон, когда на душе неспокойно. Наверное, это все из-за завтрашнего дня.

— Ты еще мальчик, Эймиас, — сказал мужчина. — Предоставь беспокоиться мне. Мы переживем это путешествие, доберемся до колоний и добьемся там процветания. А потом вернемся в Англию. Вот увидишь. Мы вернемся домой победителями. Так что не тревожься. Просто оставайся с нами. Со мной, моим сыном и, конечно же, со своим братом. В единстве сила.

Эймиас кивнул. Он верил этому мужчине. Тот казался честным, на свой лад. К тому же он был сильным, умным и заслуживал доверия. И помнил добро. Эймиас с братом помогли ему с сыном продержаться первые дни в Ньюгейте. Мальчишки неплохо знали тюрьму, а их новый знакомый, при всем его уме и силе, нуждался в ком-то, кто рассказал бы ему, как сохранить рубаху, сына, да и жизнь от посягательств других заключенных. Так что теперь они одна команда. А у команды больше шансов выжить, чем у одиночки, будь ты мужчина или ребенок.

Эймиас снова улегся на солому и, свернувшись калачиком, закрыл глаза. Только тогда он разжал сжатые в кулак пальцы и сунул их под мышку другой руки, прижав ладонь к сердцу. Теперь можно и поспать. Слова мужчины успокоили его. В конце концов, тот сказал только правду.

Разве не то же самое повторял себе Эймиас каждый вечер перед сном?

«Мы вернемся домой, во что бы то ни стало. Мы вернемся домой». Слова звучали в его мозгу как заклинание, как молитва, вселяя веру и надежду.

Его изгоняют из Англии. Хорошо хоть не повесили, это уже кое-что. И хотя путешествие предстоит тяжелое, а колонии, куда его высылают, находятся на краю света и не отличаются гостеприимством, он выживет, как уже выживал не раз. Выживет и добьется успеха. Наступит день, когда он станет хозяином своей судьбы и заставит других считаться с собой.

И тогда он отправится домой. Вначале, конечно, нужно найти этот самый дом, но он это сделает. Он поклялся себе. С этой мыслью Эймиас заснул и проспал без сновидений до самого утра, когда предстояло начаться его долгому путешествию.

Лондон, 1816 год

— Пора отправляться домой, — сказал Эймиас.

В комнате было душно и накурено, как всегда бывает, когда слишком много мужчин слишком долго находятся в одном помещении. Окна были задрапированы плотными шторами, так что можно было лишь догадываться о времени суток. Эймиас Сент-Айвз сунул деньги в карман, отодвинулся от карточного стола и объявил, что уходит.

— Ну да, с нашими деньжатами, — буркнул один из его партнеров, глядя на заметно уменьшившуюся кучку монет перед ним.

— Оставь парня в покое. Ему чертовски везет сегодня, — проворчал другой игрок, плотный джентльмен со слезящимися от усталости глазами. — Ладно, в следующий раз отыграемся. — Он моргнул, щурясь на колеблющийся свет оплывших свечей, и застонал: — Проклятие, я так вошел в азарт, что совсем забыл о времени. Должно быть, уже рассвело. — Он пошарил двумя пальцами в кармашке жилета, обтягивавшего его округлое брюшко. — Вот черт, меня, кажется, обокрали! — воскликнул он. — Часы пропали!

Эймиас неспешно сунул руку в собственный карман и извлек оттуда золотую луковицу.

— Вот они. — Он бросил часы сидящему мужчине. — Ты проиграл их мне. Забыл?

Присутствующие рассмеялись, а толстяк побагровел.

— Не надо, не надо, — запротестовал он, протягивая часы. — Теперь я вспомнил, ты их честно выиграл, Сент-Айвз. Они твои. Ничего, завтра вечером я их отыграю.

— Оставь их себе. — Эймиас потянулся, разминая затекшие суставы, и зевнул. — Или сохрани для меня. Боюсь, мы не скоро встретимся за карточным столом. Поеду домой.

Темноволосый молодой человек, сидевший за столом, оторвался от подсчета своего выигрыша и вскинул голову.

— Да, — кивнул Эймиас в ответ на его удивленный взгляд. — Возвращаюсь в Корнуолл, джентльмены. Так что Лондон не скоро увидит меня снова.

— Чтоб ты уехал из Лондона? Не смеши, — фыркнул толстяк. — Такой, как ты, даже в аду не угомонится. Да и зачем тебе куда-то ехать? Вряд ли ты настолько обнищал, чтобы прятаться в глуши. С