начала налаживать контакты.
Палитра жизни настолько разнообразна, что вычленить в ней какой-то один чистый цвет просто невозможно. Нет черных и белых полос, нет розового будущего, нет солнечно-желтого прошлого, а есть пестрый платок, от расцветки которого рябит в глазах. И используют его в соответствии с сиюминутными требованиями: плачут в него, покрывают голову на манер парадного убранства, прикрываются от солнца, заматываются для тепла. Да мало ли что еще можно сделать с собственной жизнью. Любой платок можно превратить как в носовой для душераздирающих рыданий, так и в парео для пляжа. Каждый человек не только кузнец, но и могильщик своего счастья. Надюша не хотела быть могильщиком, она хотела стать кузнецом. Но, как говорила Татьяна Павловна, «только хотеть мало – надо мочь, и мочь мало – надо хотеть».
К вечеру выяснилась одна неприятная деталь будущей пахоты на благо гостиничного бизнеса, которая повергла Надежду в шок.
– Вика, они воруют! – страшным шепотом отрапортовала Надя, ворвавшись в кабинет Красовской. – Это ужас!
– Это не ужас, это жизнь, – кисло пояснила Вика. – Вспомни, куда я велела тебе засунуть свои принципы. Так вот засунь и не доставай. Если на белый и пушистый одуванчик дунуть, то останется бледная плешь, а потом его и вовсе козел сожрет или скосят. Лучше быть наглым зеленым кактусом: чтобы никто не трогал и не лез в твой горшок. Не зли меня. Тебе дали шанс. Хочешь одеться по-человечески, а не в эти отбросы китайской промышленности? Хочешь уехать от мамы? Хочешь машину купить? Кстати, я заработала на свою первую машину именно здесь, на стойке. У тебя была довольно серая и тусклая жизнь, твоя мамаша сподвигла тебя, амебу, на подвиг. Вылетев из гнезда, можно сесть на ближайшую кучу мусора и больше не пытаться взлететь. Можно свить свое гнездо рядом. А можно вообще улететь и жить не на кривой березе, а на пальме. И слушать не волчий вой, а шум прибоя. Я красиво излагаю?
– Аж заслушалась, – мрачно подтвердила Надя. – То есть для того, чтобы слушать шум прибоя, нужно воровать?
– Ты невменяемая? А когда ты комаров по потолку газетой размазываешь, тебя совесть не мучает? А то ведь у них дети! А когда у тебя денег на проезд не хватало, ты за государство не переживала? Оно ж у нас бедное! А тут ты еще свои три копейки не доплатила! Ты – центр вселенной. Все крутится вокруг тебя. Исходи из этого, или будешь крутиться вокруг какого-нибудь другого центра, да еще по самой отдаленной орбите. Здесь никто не ворует! Просто люди нашли способ дать себе и другим заработать. Если пара новых русских, устав от тяжелого рабочего дня, хочет переночевать в нашей замечательной гостинице, а потом расплатиться наличными, то никакой трагедии в этом нет! Люди отдохнули, получили удовольствие. И нет ничего страшного в том, что через компьютер их не провели. Не надо думать, что мне возразить! – шлепнула по столу Вика. – У тебя на лбу написано, что ты меня не слушаешь, а формулируешь пламенный ответ. На любую ситуацию можно смотреть под разным углом. И поверь, все зависит от тебя. Как захочешь, так и сформулируешь для себя свою правоту.
– Я воровать не буду. Они пусть воруют, а я не буду. Дичь какая! Просто не могу поверить, что ты к этому так спокойно относишься!
– Тогда ты тут надолго не приживешься, – холодно ответила Вика.
– Но я не могу! Мне противно! Это… это… стыдно, в конце концов!
– Тогда иди работать учительницей в школу. Будешь нести разумное, доброе, вечное. А стыдно ждать, что на тебя все само посыплется, да еще втыкать башку в песок и выставлять филейные части. Значит, не так уж тебя припекло, если выпендриваешься.
– Мне деньги нужны, – вздохнула Надя, понимая, что выглядит этакой занудой в кубе: со всех сторон ровная, гладкая, правильная! Аж зубы сводит. Так и дала бы сама себе по физиономии, чтобы в чувство привести.
– Нужны – бери. Никто их тебе на тарелочке не принесет. – Вика явно была раздражена ее чистоплюйством. И правильно. Самой противно.
Время неумолимо уходило, оставляя смутное ощущение потери. Нужно было успеть так много, а Надя настолько привыкла к спокойному и меланхоличному течению жизни, что перестройка давалась с трудом. Она перестала спать, еще похудела, зато быстро растеряла свою инфантильность.
Чем сильнее бьет жизнь, тем крепче мы становимся.
На работе теперь был компьютер с бесплатным доступом в Интернет, чем Надюша и воспользовалась. Кто-то помог создать почтовый ящик, кто-то дал пару советов, как стать своей во Всемирной паутине, кто-то просто подсказал варианты заработка. После работы она оставалась до полуночи и искала, искала, искала. До конца недели Надюша заполонила все доски объявлений на городских сайтах предложениями услуг репетитора и переводчика.
После длительной борьбы с самой собой она решила, что не будет отказываться от своей доли денег, добытых другими, но сама ничего делать не станет. Именно для этого она согласилась на самую неудобную дневную смену и приходила, когда «утренние» коллеги уже все поделили, а уходила, когда «вечерние» еще не начали свою жатву.
Электронный почтовый ящик пока оставался пустым, но зато к концу недели набралась довольно приличная сумма так называемых чаевых. Вообще Надя всегда была уверена, что эти самые чаевые дают официантам, и считала слово стыдным и унизительным. Все оказалось вполне пристойно, не говоря уже о цифре. Оставленная гостями сдача делилась после смены, не унижая ничьего достоинства и не заставляя благодарно кланяться.
К вечеру пятницы Надюша уже полностью адаптировалась. Судьба явно смилостивилась и начала подкидывать подарки и показывать путь к выходу из тупика. Ляля Милославская, первая красавица и дочь какого-то папаши, про которого говорили не иначе как шепотом, в конце смены вдруг подошла к Надюше и прошептала:
– Разговор есть. Заработать хочешь?
Заработать Надя хотела, но разговаривать боялась, заранее предвидя, что соглашаться нельзя, раз все так таинственно, а отказать – значит нажить себе врага.
Поэтому Надя пожала плечами и покорно поплелась за Милославской.
– У тебя на завтра планы есть? – сразу взяла быка за рога Ляля.
У каждой нормальной девушки есть планы на субботу. У Надюши тоже были, потому что с некоторых пор
