— Конечно! На кого гадаем? — весело подмигнул он Милии и добавил шепотом: — На Лайеля Грифона?
Милия радостно закивала. Глаза ее так и лучились счастьем. И такая искренняя была в этих глазах надежда, что страшно стало развеять ее неосторожным пророческим словом. Но Кан твердо усвоил уроки Таммара и знал, что лишнего не скажет.
— Хорошо. Тогда повторяй за мной: «Разрешаю Кангасску заглянуть в мое будущее»…
…Выведать будущее другого человека весьма не просто. Даже при харуспексе, не получив разрешения, можно лишь догадываться, предчувствовать, видеть отрывочные моменты и мучиться в сомнениях. Но, стоит кому-либо произнести эту простую фразу, как спадает темная пелена — и человек становится похож на открытую книгу, которую не так уж сложно прочесть.
Кан предполагал, что так и будет, но никогда не испытывал ничего подобного раньше. Огромное, неоценимое доверие было оказано ему. И огромная ответственность легла на его плечи.
Теперь ему предстояло взвешивать и обдумывать каждое слово, чтобы ничем не нарушить будущего Милии…
Вечером Кангасск осторожно постучал в комнату дочери, хотя и знал, что она еще не спит… долго, пожалуй, не уснет, окрыленная добрым предсказанием… просто не хотелось врываться в чужой мир без спроса.
— Да-да! — отозвался бодрый детский голосок.
— Это я, — тихо произнес Кан.
— Заходи, папа…
Несколько белых Лихтов горели под узорчатым абажуром вместо лампы, и их свет, проходя сквозь узоры, рисовал на стенах тени огнедышащих драконов и летящих птиц. На абажуре гордо восседал Игнис. Хозяину, посетившему «его» обитель, огнедел отсалютовал язычком пламени и звонким клацаньем зубов.
Кангасск не удержался от улыбки, увидев дракона-малыша, которого Джовиб подобрал в заснеженном Кулдагане: тот спал в коробке из-под конфет, где Милия заботливо устроила ему ватное гнездышко.
— Его зовут Сайфер, — сказала девочка, проследив взгляд отца. — Дядя Серег говорил, так звали одного и очень храброго великого Инквизитора, который жил тысячу лет назад.
— Хорошее имя, — оценил Кангасск и вновь окинул взглядом комнату.
Пристрастие к минимализму, похоже, передалось Милии от «дяди Милиана». Макс, помнится, писал, что у него в комнате почти ничего нет. Тут такая же история. Из мебели только кровать, письменный столик и стул. До прихода Кангасска Милия, похоже, спать и не собиралась — валялась поверх одеяла на кровати с увесистой книжкой…
«Сказки. Милии от дяди Милиана»… все понятно…
Кангасск присел на кровать рядом с дочерью.
— Ты доверила мне свой секрет, — сказал он мягко, с улыбкой. — Могу я доверить тебе свой?
— Конечно, папа! — с радостью согласилась девочка. — Честное слово, я даже Лайелю не скажу…
Кан тихо усмехнулся: такое обещание многого стоит.
— Мне нужно совершить небольшое путешествие, — сказал Кан. — Я должен найти кое-кого…
— Кого? — живо полюбопытствовала Милия.
— Ту, что подарила мне холодный обсидиан, — он потянул за веревочку и извлек свой первый харуспекс из-под ворота рубашки. — Ее зовут Занна. В последний раз, когда я ее видел, ей было лет десять. Теперь, наверное, двадцать три…
— Ух ты! — восхитилась Милия. — Пап, я так рада за тебя!
— Я знал, что ты поймешь, — сказал на это Кангасск.
— Предвидел? — Милия хитро прищурилась.
— Нет, — Кан покачал головой. — Нет. Просто знал…
…Ирин Фатум и Макс Милиан Ворон могли бы поведать Кангасску Дэлэмэру, как опасно полностью полагаться на горящий обсидиан: о том, что хитрый камень нашел себе другого избранника, бывший хозяин узнает обычно в последнюю минуту, и если в эту самую минуту он весело дергал смерть за усы, то все это может для него плохо кончиться.
Для человека, на котором держится вся магия мира, идея отправиться в одиночку через неспокойные послевоенные земли была поистине сумасбродной.
Астэр так и сказала. Орион, сын звезд вывел друга за дверь и поговорил с ним отдельно, со всей суровостью.
Что же до Джовиба и нарратов, то те, как ни странно, идею о путешествии одобрили и поддержали, заявив, что главному наррату и гадальщику мира виднее.
Об истинной цели путешествия знала только Милия; в глазах остальных же Кангасск Дэлэмэр выглядел редкостным упрямцем и самодуром, которому больше делать нечего, как только «путешествовать».
Что ж, после долгих препирательств и дружеских ссор, Кан добился своего. И вот, в походной одежде, с добротной кожаной сумой через плечо он стоит посреди главного зала Цитадели. На поясе — новенькая сабля и полная фляга анока меллеоса с хитро завинченной костяной крышкой. Правая рука, до сих пор неподвижная, висит не перевязи. Насчет этого Орион выговорил Кану особо: если сделать длительный перерыв в лечении сейчас, то половина работы пойдет насмарку. Но Кан как истинный самодур (в роль он почти вжился) повременить с путешествием отказался наотрез.
Итак… все прощальные слова сказаны; заклинание, после которого нужно прикрыть глаза ладонью, произнесено — и багровый мир Провала принимает одинокого путника в свои объятия.
Кангасск и раньше не особо хорошо знал Омнис и один никогда не путешествовал. Теперь же, когда отгремевшая война перепахала все вдоль и поперек… Странно, что это обстоятельство совсем не смутило его.
Возможно, это просто особое путешествие. В котором надежда и предчувствие куда вернее компаса и карты.
Глава двадцатая. Путь Архангела
Несколько часов Кангасск шел сквозь багровое безмолвие один. Земля, утрамбованная сапогами многочисленных омнисийских солдат, мягко пружинила под ногами; каждый шаг в полной тишине казался неосторожным и громким. И чужие шаги, прозвучавшие поодаль — тоже: на дорогу вышел человек и остановился, дожидаясь Кангасска. Тот лишь пожал плечами и продолжил свой путь: если незнакомец и был разбойником, то сейчас нападать на одинокого путника, похоже, не собирался — слишком уж открыто он вышел на дорогу.
Вблизи этот человек оказался угрюмым рыжеволосым мужчиной с косматыми бровями, почти
