странствующий ученый, что недавно в Виттенберге назначили нового профессора богословия. Это был юноша по фамилии Лютер, за которым необходимо было понаблюдать, потому что его религиозные воззрения могли привести к чему-то большему и поставить под угрозу хрупкую стабильность в Европе.

Он поделился с Софией своими мыслями.

– И что делает Эразм?

– Наблюдает. И ждет.

– Вы будете набирать новых людей в Орден, если Римская церковь на севере потеряет свое влияние?

Эцио развел руками.

– Придется посоветоваться с Дизидериусом. – Он покачал головой. – В мире всегда будет царить несогласие.

– Но разве это не главный признак жизни?

Он улыбнулся.

– Возможно. И возможно, это уже не моя битва.

– Не похоже на тебя, – она помолчала. – Однажды ты расскажешь мне, что случилось под хранилищем в Масиафе?

– Однажды.

– Тогда почему бы не рассказать сейчас?

Эцио посмотрел на жену.

– Хорошо. Я пришел к выводу, что человечество, как бы оно не старалось достичь мира и единства, никогда не обретет их. Это как жизнь любого из нас: смерть прерывает ее. Но и это не конец – всегда остаются какие-то незавершенные дела, – Эцио держал в руках «Песни» Петрарки и сейчас приподнял книгу: – Это как книга, – продолжил он: – Смерть не будет ждать, когда ты ее дочитаешь.

– Тогда прочитай все, что сможешь, пока жизнь продолжается.

И Эцио решил-таки вернуться в Рим.

К тому времени София уже ждала ребенка.

– Что вас так задержало? – возмутилась Клаудия, а потом обняла брата и расцеловала в обе щеки. – Брат мой! А ты поправился. Это все от венецианской пищи, она не идет тебе на пользу.

Когда Эцио и София добрались до штаба ассасинов на острове Тиберина, стоял февраль. Их прибытие совпало с похоронами Папы Юлия.

– У меня есть хорошая новость, – продолжила Клаудия. – Говорят, новым Папой изберут Джованни ди Лоренцо де Медичи.

– Но он же только дьякон.

– Когда это останавливало того, кто желал стать Папой?

– Что ж, будет неплохо, если он этого добьется.

– Его поддерживает почти вся коллегия кардиналов. Он уже выбрал имя – Лев.

– Он помнит меня?

– Он никогда не забудет тот день в Дуомо, во Флоренции, когда ты спас жизнь его отцу. И его собственную, кстати, тоже.

– Да, – кивнул Эцио вспоминая. – Пацци. Давно это было.

– Давно. Но малыш Джованни уже вырос. Ему сейчас тридцать восемь лет, представляешь? Он очень упрямый человек.

– Главное, чтобы он не забывал своих друзей.

– Он сильный. Вот что важно. И хочет, чтобы мы оставались на его стороне.

– Ели он будет справедлив, мы будем с ним.

– Он нужен нам так же, как мы нужны ему.

– Верно, – Эцио замолчал, оглядывая убежище. Столько воспоминаний. Но сейчас ему казалось, что они не имели к нему никакого отношения. – Я кое-что хотел обсудить с тобой, сестра.

– Да?

– Это вопрос… о моем преемнике.

– В качестве Наставника? Ты бросаешь нас? – в голосе ее не слышалось ни капли удивления.

– Я рассказал тебе, что случилось в Масиафе. Я сделал все, что мог.

– Брак сделал тебя мягким.

– А тебя нет, хотя ты дважды была замужем.

– Кстати, я одобряю твой выбор, хоть она и венецианка.

– Благодарю.

– Когда произойдет это счастливое событие?

– В мае.

Клаудия вздохнула.

– Точно. Эта работа так изматывает. Видит Бог, я занимаюсь этим всего два года вместо тебя, но уже начинаю понимать, какую тяжесть ты тащил на плечах все это время. Ты уже думал, кто займет твое место?

– Да.

– Макиавелли?

Эцио покачал головой.

– Он никогда не согласится. И он слишком много думает для того, чтобы быть лидером. Наша работа, – и я говорю это со всей скромностью, – нуждается в человеке сильном и уверенном. В наших рядах есть один такой. Раньше мы никогда не призывали его на помощь, но исходя из того, что я разузнал о его дипломатических миссиях, думаю, он готов.

– И ты считаешь, что остальные – сам Никколо, Бартоломео, Роза, Паола и Ла Вольпе – поддержат твой выбор?

– Думаю, да.

– И кто же это?

– Лодовико Ариосто.

– Он?

– Он дважды ездил из Феррары в Ватикан в качестве посла.

– И Юлий его чуть не убил.

– Это была не его вина. Тогда у Юлия были разногласия с герцогом Альфонсо.

Клаудия удивленно посмотрела на брата.

– Эцио, ты сошел с ума? Разве ты не помнишь, на ком женат Альфонсо?

– Да, на Лукреции.

– Лукреции Борджиа.

– Теперь она ведет тихую спокойную жизнь.

– Скажи это Альфонсо! Тем более Ариосто болен, я уж молчу о том, что он поэт! Я слышала, она работает над какой-то чепухой о сире Роланде.

– Данте тоже был поэтом. Быть поэтом не значит быть слабаком, Клаудия. Лодовико всего тридцать восемь, у него есть все необходимые связи, и, прежде всего, он чтит Кредо.

Клаудия угрюмо насупилась.

– Мог бы еще Кастильоне предложить, – пробормотала она. – Он вообще актер.

– Я принял решение, – твердо заявил Эцио. – Но окончательное, разумеется, примет Совет.

Клаудия долго молчала, потом улыбнулась.

– Тебе, правда, нужно отдохнуть Эцио. Может, всем нам нужно. Какие у тебя теперь планы?

– Я еще не знаю. Думаю, сперва покажу Софии Флоренцию.

Клаудия погрустнела.