но София заметила, что в магазине полно покупателей.
– Доган хотел увидеть вас, Наставник, – сказала Азиза, поприветствовав Эцио. – И еще: принц Сулейман уже знает о вашем возвращении, и просил заверить, что никто вас не тронет. Но его отец считает, что вам лучше надолго не задерживаться.
Эцио и София переглянулись. Они недолго были знакомы. Но когда София предложила Эцио сопровождать его в Масиаф, он, к ее удивлению, без возражений согласился. Ей даже показалось, что это его обрадовало.
Переговорив с Доганом, Эцио выяснил, что у турецких ассасинов в городе появилась новая база – с молчаливого согласия Сулеймана и под его неофициальной защитой. В городе, как и по всей Империи, разыскивали и уничтожали последних турков-ренегатов и византийцев, которые после смерти Ахмета и Мануила, остались без предводителя. Под железной рукой Селима даже в рядах янычаров больше не осталось разногласий, потому что случилось то, на что они так надеялись. Их принц стал султаном.
Что касается тамплиеров, то когда их базы по всей Италии, а теперь и по всему Востоку, были разрушены, они исчезли. Но Эцио знал, что это лишь временное затишье. Его терзали тяжелые мысли о дальнем Востоке и знаниях, которые ему передал Юпитер. И о неоткрытых континентах, если они, конечно, существуют, далеко за Западным морем.
Доган, хоть и ему недоставало настойчивости Юсуфа, хорошо справлялся со своими обязанностями благодаря организаторским способностям и безоговорочной верности Кредо. «Однажды он сможет стать Наставником», – подумал Эцио. Но его собственные эмоции и чувства не были столь же безмятежными. С одной стороны, он больше не знал, во что верить (если он вообще верил хоть во что-нибудь), а с другой был озабочен предстоящим возвращением домой.
Домой! Что он мог бы назвать домом? Рим? Флоренцию? Свою работу? У него не было настоящего дома. В глубине души, после случившегося в библиотеке Альтаира в Масиафе, он знал, что перевернул последнюю страницу своей жизни. Он сделал все, что мог, добился мира и стабильности – по крайней мере на какое-то время – в Италии и на Востоке. Неужели он не может теперь пожить для себя? Дни его были сочтены, он знал это, но их еще оставалось достаточно, чтобы насладиться плодами своей жизни. Если, конечно, он осмелится рискнуть.
День летнего солнцестояния 1512 года Эцио встретил, празднуя свой пятьдесят третий день рождения вместе с Софией. Дни, отпущенные ему на пребывание в городе Селимом, подходили к концу. Настроение у Эцио было мрачным. И ассасин и София испытывали неясную тревогу, словно над ними завис незримый меч. В честь дня рождения женщина приготовила ужин по-флорентийски: небольшие салями и феттунта, маринованные огурцы, пасту с лангустом, бифштекс по-флорентийски и на закуску кусок замечательного сыра пекорино. В качестве пирога она испекла кастаньяччо, и приготовила много пирожных с орешками. Но вино, решила София, должно быть непременно из Венето.
Ужин получился настолько потрясающим, и она приложила столько усилий, что Эцио старался оценить все по достоинству. Но София все равно заметила, что даже яства его родины, которые она с таким трудом достала и приготовила, – последнее, что его волнует.
– Что ты будешь делать дальше? – спросила она.
Эцио вздохнул.
– Вернусь в Рим. Здесь моя работа закончена. – Он помолчал. – А ты?
– Думаю, останусь здесь. Займусь тем, чем и занималась прежде. Хотя из Азизы получился лучший букинист, чем из меня.
– Может, тебе стоит попробовать себя в чем-то новом.
– Не знаю, смогу ли я решиться на это. Хотя… – она замолчала.
– Хотя что?
Она посмотрела на него.
– Я узнала, что есть жизнь и вне книг.
– Жизнь вообще всегда находится вне книг.
– Ты говоришь, как настоящий ученый.
– Это жизнь создает книги, а не наоборот.
София внимательно смотрела на него и думала, сколько он еще будет колебаться. Примет ли когда- нибудь решение? Осмелится? Да и захочет ли – хотя она боялась даже думать об этом, – и решится ли она сама подсказать ему, как поступить? Та поездка в Адрианаполь дала ей понять, что с ней произошло, и она была уверена, что с ним случилось то же самое. Они любили друг друга – ну, конечно же, любили. Но то, чего она ждала, так и не произошло.
Они долго сидели в тишине. Напряжение висело в воздухе.
– Азизу не испугало то происшествие с Ахметом, – наконец сказал Эцио, медленно разливая по бокалам Соаве. – Она просила спросить у тебя, не будешь ли ты против, если она останется здесь работать?
– Ты заинтересован в этом? Почему?
– Из магазина вышел бы отличный координационный центр для местных ассасинов, – пояснил Эцио и поспешно поправился: – Конечно, это было бы вторичной функцией. Зато Азиза бы нашла-таки свое место в Ордене. Если, конечно, ты…
– Что я?
Эцио нервно сглотнул.
– Я… я пойму, если ты…
Он встал на ноги, а потом опустился на одно колено.
Сердце у женщины забилось, как сумасшедшее.
ГЛАВА 80
Они решили сыграть свадьбу в Венеции. Дядя Софии был главным викарием собора Санта Мария Глориоза деи Фрари в районе Сан-Поло и сам предложил провести церемонию. Узнав, что покойный отец Эцио был выдающимся банкиром Джованни Аудиторе, он искренне благословил пару на брак. Эцио послал приглашение Пьетро Бембо, но бывший любовник Лукреции Борджиа не смог приехать, находясь далеко – в Урбино. В числе гостей на свадьбе присутствовали дож Леонардо Лоредан и молодой, но крайне талантливый художник Тициан Вечеллио, который был так поражен красотой Софии, что предложил недорого, в качестве свадебного подарка, написать для пары двойной портрет.
Ассасины выплатили Софии щедрые отступные за магазин, и Эцио, снова спустившись в цистерны, замуровал там пять ключей Масиафа.
Азизе было грустно, что Эцио и София уезжают, но она радовалась новой работе.
После свадьбы они задержались в Венеции, и София заново начала узнавать город, в котором выросла, и знакомиться с оставшимися в живых родственниками. Но Эцио терзало беспокойство. Клаудия присылала из Рима письма, в которых просила поторопиться. Папа Юлий II, покровитель ассасинов, которому исполнилось шестьдесят девять лет, был болен. Преемник был еще не определен, и Братство остро нуждалось в Эцио, чтобы удержать ситуацию под контролем в предстоящий переходный период.
Но Эцио, не смотря на волнение, не хотел ничего предпринимать до отъезда.
– Я больше не хочу вмешиваться во все это, – сказал он как-то Софии. – Теперь я хочу пожить для себя.
– И подумать о себе.
– Да, и это тоже.
– Но все же, у тебя есть долг.
– Я знаю.
Терзали его ум и другие мысли. Глава северо-европейского отделения Братства, Эразм Дезидериус, написал Клаудии из Королевского колледжа в Кембридже, где в настоящее время жил и учился
