Китаянка не ответила, но и не рассердилась. Она вообще была очень спокойной.

– Мне жаль. Но я не могу помочь тебе. Я не хочу лезть во все это.

Шао Цзюн подняла на него взгляд.

– Я хотела научиться.

– Научиться чему?

– Как вести. Как возродить мой Орден.

Эцио немного раздраженно вздохнул.

– Нет. Я завязал. Конец. – Он помолчал. – Думаю, тебе пора.

– Эцио, ты что! – отругала его София. – Шао Цзюн проделала такой долгий путь, – она повернулась к гостье. – Я правильно произношу твое имя?

Цзюн кивнула.

– Останешься на ужин?

Эцио смерил жену мрачным взглядом и отвернулся к камину.

– Спась-ибо, – сказала Цзюн, коверкая итальянский.

София улыбнулась.

– Хорошо. Мы уже приготовили спальню наверху. Можете остаться – так долго, как захотите.

Эцио глухо зарычал, но вслух ничего не сказал. Когда София ушла на кухню, Эцио медленно повернулся и внимательно посмотрел на гостью. Шао Цзюн сидела тихо, у нее была просто идеальная выдержка. Девушка осмотрела комнату.

– Я вернусь до темноты, – зло сообщил ей Эцио.

Он выскочил, не заботясь о манерах. Цзюн с легкой улыбкой смотрела ему вслед.

Оказавшись на улице, Эцио поспешил скрыться в своем винограднике.

Эцио стоял в детской, наблюдая за спящими при свечах детьми. Потом подошел к окну и закрыл его, после чего вернулся к кровати Флавии и присел на край, с тяжелым сердцем смотря на детей. Они выглядели такими мирными, что казались почти ангелами.

В комнате стало светлее – вошла София со свечой в руках. Эцио посмотрел на нее и улыбнулся, София ответила на его улыбку и села на кровать Марчелло.

Эцио молчал.

– Ты в порядке? – немного робко спросила она.

Эцио задумчиво посмотрел на детей.

– Я никак не могу оставить прошлое, – пробормотал он и перевел взгляд на жену. – Я слишком поздно спохватился, София. Я знал, что у меня не хватит времени, чтобы успеть все… Но теперь я боюсь, что не успеваю ничего.

Взгляд у Софии был грустным, но понимающим.

Сверху донесся слабый скрип, Эцио и София посмотрели на потолок.

– Что она делает на крыше? – пробормотал Эцио.

– Оставь ее в покое, – ответила София.

Шао Цзюн стояла на крыше из красной черепицы возле дымохода, внешне расслабленная, но в любой момент готовая к атаке. Девушка внимательным взглядом осматривала залитый лунным светом двор, а ночной ветер развевал ее волосы.

На следующий день Эцио вышел из дома рано; небо было серым. Он посмотрел на крышу, но, хотя окно гостевой комнаты было открыто, самой Шао Цзюн не было видно.

Он окликнул ее, но ответа не услышал. Эцио отправился раздавать приказы работникам – приближалось время урожая. Он молился, чтобы в этом году был хороший урожай. Виноград уже выглядел многообещающе, да и погода летом была благоприятной. Начало созревания винограда было неплохим, но Эцио хотел перед срезкой перепроверить уровень сахара и кислоты в гроздьях. Потом он бы послал старшего работника в Фьезоле, а если и понадобилось бы, во Флоренцию, чтобы нанять сезонных работников. Это будет тяжелое время, но Эцио каждый год ждал его с нетерпением – много работы и мало времени, чтобы думать о чем-то еще. Прибытие Шао Цзюн поставило под угрозу стабильность, давшуюся Эцио с таким трудом. Его это возмущало. Он осознал, что надеется, что она уехала еще до рассвета.

Закончив разговор со старшим работником, Эцио ощутил непреодолимое желание вернуться на виллу, чтобы увидеть, что его молитвы были услышаны. Тем не менее, Эцио сильно сомневался в этом, и когда он вошел в дом, то не заметил ни единого признака того, что гостья уехала. Повинуясь инстинкту, Эцио направился к себе в логово.

Дверь в его комнату была открыта. Он ворвался туда и увидел, что китаянка стоит у стола, заваленного смятыми листами с заметками и воспоминаниями прошлого, и читает часть завершенной рукописи.

Эцио охватила ярость.

– Чем это ты занимаешься? Убирайся отсюда!

Девушка положила пачку бумаг и спокойно посмотрела на него.

– Ветер распахнул дверь.

– Выметайся!

Цзюн прошла мимо него и вышла из комнаты. Эцио подошел к столу и перемешал все бумаги, а потом взял один лист, привлекший его внимание, и прочитал написанное. Потом, ничуть не впечатленный, бросил его обратно в кучу и отвернулся к окну. Цзюн сидела во дворе, спиной к нему, и, видимо, ждала чего-то.

Плечи Эцио поникли. Поколебавшись пару минут, он вышел из кабинета и пошел к ней.

Цзюн сидела на низкой каменной стене. Эцио подошел, кашляя от резкого октябрьского ветра.

Девушка обернулась.

– Duibuqi – извините меня. Я не права.

– Верно, – он помолчал. – Думаю, тебе лучше уехать.

Она помолчала, а потом, без предупреждения, процитировала: «Меня зовут Эцио Аудиторе. Когда я был молод, у меня была свобода, но я не замечал ее, у меня было время, но я его не ценил, у меня была любовь, но я ее не чувствовал. Прошло тридцать лет, прежде чем я понял смысл всех трех слов», – она снова помолчала. – Это прекрасно, – добавила она.

Эцио был ошеломлен. Он задумчиво посмотрел на Цзюн. Откуда-то издалека до них донесся звон поводьев.

– Я хочу понять, как и вы, – продолжила Цзюн. – Ради своего народа.

Эцио взглянул на нее уже дружелюбнее.

– Я долго был ассасином, Цзюн. И я знаю, что в любой момент за мной могут прийти. Или за моей семьей, – он сделал паузу. – Понимаешь? Вот почему я так осторожен.

Она кивнула, и Эцио заметил, что ей почти стало его жалко. Он посмотрел на виноградники.

– Нужно нанять людей для уборки винограда, но…

Он замолчал, Цзюн наклонила голову, внимательно слушая.

– Пойдем домой, поедим что-нибудь.

Она соскользнула со стены и проследовала за ним.

Рынок на огромной площади к юго-западу от кафедрального собора был полон, как никогда. Торговцы, бизнесмены, слуги, крестьяне толкались, проходя между прилавками. Сбоку от колоннады, окружавшей рынок, стояла Цзюн и смотрела на суету. День был прохладным, солнце почти не грело. Эцио рядом торговался с продавцом, пытаясь сбить цену на корзину для сборщиков винограда. Цзюн пристально