столь совершенной, словно ее выдыхали камни. Можно было различить только шорох наших шагов, пока карманный фонарик Стью рисовал тонкую световую дорожку на каменных плитах, и на один миг мне показалось, что я вижу в южном крыле между колоннами Серую Госпожу.
– Вот этот, да? – прошептал Ангус, когда мы остановились перед саркофагом Лонгспе.
Я кивнул. Я был все еще уверен, что Уильяма больше нет, что он унесся вместе с Элой туда, куда отправляются все, кто на протяжении веков был призраком; и я в тысячный раз повторил себе, что так-то оно лучше, хотя моя тоска по нему уже сейчас разразилась с такой силой, что совершенно изранила мне сердце.
– Ну, говори, как ты его вызываешь? – спросил Ангус, а Стью в беспокойстве посматривал на каменное изваяние Лонгспе, словно кролик, глядящий Эдварду Поппельуэллу в ружейное дуло…
– Громко произнеси его имя, – сказал я, – и скажи ему, что нуждаешься в его помощи.
«Пожалуйста! – снова услышал я собственный шепот. – Пожалуйста, Уильям Лонгспе. Помоги мне!..» С той ночи, казалось, промчались годы.
Ангус и Стью взирали на каменное лицо Лонгспе и не издавали ни звука.
– У него такой вид, словно он с этой своей клятвой – всерьез, – проговорил наконец Ангус. – Может быть, он сердится, если его тревожат, не нуждаясь по-настоящему в помощи.
– Очень может быть, – прошептал Стью. – Думаю, нам лучше вернуться обратно. Около полуночи Альма обычно делает еще раз обход. Что, если она заметит, что нас нет?
«Она обвинит во всем меня, – подумал я. – Кого же еще? Только полуночника Уайткрофта».
Ангус повернулся и поглядел на другие надгробия:
– Можно попробовать вызвать кого-нибудь другого.
– Не думаю, что это хорошая затея, – сказал я. – Стью прав. Пошли обратно.
Но Ангус не обращал на меня внимания.
– А как насчет вот этого? – спросил он и указал на надгробие сэра Джона Ченея.
Как я уже упоминал, Ангус становится очень упрямым, если он что-то вобьет себе в свою шотландскую голову. А в эту ночь он надумал увидеть призрака.
– Бонопарт рассказывал нам про Ченея, – сказал Ангус. – Он был телохранителем Эдуарда какого-то и знаменосцем Генриха VII[28] во время битвы при Босворте.
Стью бросил на меня тревожный взгляд.
– Генриха Седьмого? – попытался я отвлечь Ангуса. – Не его ли нашли мертвым в терновнике?
– Нет, это был Ричард Третий, – сказал он и подошел к саркофагу Ченея. – Ченея называли также Великаном, – произнес он с благоговением в голосе.
– Великаном? – выдохнул Стью. – Почему?
– Ученые измеряли кости его скелета, – ответил Ангус, – и установили, что он был по меньшей мере двух метров росту! По тем временам это было очень много.
Если ты ростом со Стью, этого много и сегодня.
– Из услышанного я делаю вывод, что с ним совершенно необязательно встречаться! – сказал он и попробовал оттащить Ангуса от саркофага. – Давай, если уж ты непременно хочешь вызвать призрака, позовем кого-нибудь наших габаритов! Бонопарт рассказывал об этом, как его… детском епископе…
Но Ангус оттолкнул его.
– Нет! – сказал он. – Я не хочу абы какого призрака! Это должен быть рыцарь!
Он откашлялся и прижал руки к алебастровой груди Ченея.
– Хмм… Здравствуйте. То есть… лорд Ченей, будьте добры…
– Он придет только в том случае, если ты положишь ему на лоб несколько монет, – раздался голос позади нас.
Ангус и Стью сделались белыми, как алебастровое лицо Ченея, но я голос узнал, и у меня от радости закружилась голова.
Лонгспе стоял рядом со своим саркофагом и мерцал так, будто все свечи в соборе отдали ему свой свет. Никогда раньше я не видел его столь отчетливо. Он излучал счастье, настоящее счастье.
– Ты хотел, чтобы они увидели меня, Йон, не так ли? – спросил он, в то время как Ангус и Стью так широко пораскрывали глаза и рты, словно были чудищами с водостоков[29] на фасаде собора.
– Да, вроде того, – промямлил я. Я был так уверен, что больше никогда его не увижу. Мое сердце тонуло в блаженстве. – Но почему ты все еще здесь?
– Потому что, видно, ты не последний, кому нужна моя помощь, – ответил он.
– А как же Эла?
– Теперь, когда ты принес ей мое сердце, она всегда меня может позвать.
Лонгспе повернулся к Ангусу и Стью. И улыбнулся, когда они непроизвольно сделали шаг назад.
– Если уж вы меня боитесь, то Ченея, пожалуй, вам лучше и вовсе не вызывать, – сказал он. – Он бывает довольно грубым.
Стью открыл было рот, но на губах у него не появилось ни звука. Ангус же, напротив, учитывая, что он беседовал с призраком впервые, держался на удивление молодцом.
– Ну что ж, у меня все равно с собой нет мелочи, – тихо произнес он.
– Правда, есть еще один способ вызвать этого рыцаря, – сказал Лонгспе. – Ты готов?
Стью в знак отрицания энергично задергал головой, но Ангус кивнул так страстно, что Лонгспе приблизился к надгробию Ченея.
Когда он выхватил свой меч, мы все отпрянули назад. Он глубоко вонзил его в алебастровую грудь Ченея, и из надгробия раздалось проклятие, которое бы в школе обошлось нам по меньшей мере в двенадцать штрафных часов в библиотеке.
– Будь ты проклят, Лонгспе! Ты, хитрая дворняга от рыцарства! – разнеслось по темному собору.
На одно мгновение почудилось, будто алебастровое изображение Ченея приняло сидячее положение. Но это был всего лишь призрак, отделившийся от камня. Он свесил ступни с мраморного цоколя и на несгибающихся ногах подошел к Лонгспе. Он был выше Лонгспе на целую голову.
– Ну что, бастард[30] короля? – проворчал Ченей и откинул назад длинные волосы, такие же серебристо-белые, как и все прочее в нем. – Жаждешь здесь, в галереях собора, помериться силой? Или для чего ты меня разбудил?
– Не сейчас, – ответил Уильям. – Хочу представить тебе друзей моего оруженосца.
Когда Ченей обернулся к нам, Стью прижался вплотную к Ангусу.
– Твоего оруженосца? – спросил он и почесал свою коренастую шею. Даже у призраков иной раз чешется шея. – Который же это?
Я поднял руку:
– Я. Йон Уайткрофт.
«Хартгилл по материнской линии», – едва не добавил я, вставая рядом с Лонгспе. Но призрак, для которого это имело значение, уже канул в Лету.
Ченей смерил меня взглядом с головы до ног и толкнул Уильяма кулаком в грудь:
– Это что же получается, у тебя теперь есть оруженосец, а у меня нет?
– Я мог бы быть вашим оруженосцем! – воскликнул Ангус и так поспешно двинулся к нему, что споткнулся о собственные ноги.
Прикрывшись бледной рукой, Ченей зашмыгал носом и бросил на Ангуса оценивающий взгляд:
– Ты-ы-ы-ы? По мне, от тебя подозрительно попахивает шотландцем! – заявил он пренебрежительно. – А всякому известно, что для хорошего оруженосца шотландец уж больно строптив. С другой стороны, – добавил он, взглянув на Стью, – ты будешь, пожалуй, получше, чем твой дружок. Тот ну уж такой тоненький, что его разве только на копья пустить можно.
– Очень смешно! – ответил Стью обиженным тоном. Негодование, очевидно, заставило его забыть всякий страх. – После всего что я слыхал от Йона, тебе подобные не могут даже перышка поднять, не говоря уже о копьях!
– Думаю, пора мне тебя поучить уважению, хомячья морда! – забрюзжал Ченей и угрожающе шагнул в сторону Стью, но Лонгспе заступил ему дорогу.
– Отправляйся обратно спать, Джон! – сказал он. – У тебя и в самом деле прескверное настроение, если
