опустился на длинный обтесанный камень, на котором до этого сидел Илья. — Так. Да. Ну, что ли, как это начать… Одним словом, хочу твою мамку найти, для того приехали.

Электрическим током ударили эти слова в сердце мальчика, он побледнел и пролепетал, задыхаясь:

— Что? Маму?.. Ка… как же это! Где? Да говорите же!

— Тише, постой! Эй, Микелис, — обратился Зирнис к приятелю, увидев, что тот направляется в дом. — Ты там не очень!.. Пива — и все!

— Да говорите же! — опять воскликнул Илья, нетерпеливо дергая Зирниса за плечо.

— Так вот, я и говорю. Приехали мы твою мамку искать. Ходили сейчас с Микелисом к одному человеку и кое-что узнали. Живая она, в лагере для пленных находится. Это за городом. Завтра постараемся ее увидеть…

— Живая!.. А если сейчас туда?

— Сейчас нельзя. Надо сначала разрешение от немцев получить, а так в лагерь не пустят.

— Мы хоть издали!

— Ох, ты, горячка! Сказано — нельзя. Сядь!

Когда Илья успокоился, Зирнис рассказал ему, как и от кого он узнал о его матери.

У Микелиса был в городе один знакомый, по фамилии Кабис. До прихода немцев все его считали латышом, а теперь он выдает себя за немца. Работает он в управлении лагерями военнопленных. За хорошую взятку продуктами Кабис припомнил, что группу женщин в 25 человек пригнали в лагерь недели полторы назад.

— Эти бабы вели себя, как сумасшедшие, — сказал Кабис. — Они требовали, чтобы им вернули детей, оставленных где-то в сарае. Лагерфюрер приказал в них стрелять, чтобы отогнать от проволоки. Впрочем, дело было ночью, убитых среди них всего две-три. Надеюсь, что женщина, которую вы ищете, жива. Придите завтра к управлению и принесите господину майору подарок. Он очень любит сырые яйца.

Утром Илья и Зирнис сидели за городом, возле красивого особняка, где помешалось немецкое управление местными лагерями военнопленных.

Ждать пришлось долго. Кабис явился только часам к десяти. Хитренькие свинцовые глазки его скользнули по мужчине и мальчику, на мгновение задержались на стоящем рядом с ними чемоданчике. Бросив Зирнису несколько фраз на латышском языке, он торопливо ушел в дом.

— Что он сказал? — поспешно спросил Илья, с надеждой глядя на своего хозяина.

Зирнис негромко выругался и неопределенно помотал головой.

— Крутит он что-то.

Часа через два Кабис подбежал к ним.

— Давай что там у тебя есть! — обратился он к латышу. — Сейчас к начальнику пойду.

Янис молча подал ему чемодан и подозрительным взглядом проводил до двери.

Вновь Кабис появился перед обедом. Он вышел с двумя немцами и, делая вид, что занят, рассказывал что-то надутому долговязому ефрейтору. Ясно было, что он не собирался останавливаться возле латыша.

Зирнис решительно встал ему навстречу.

— Господин Кабис, как насчет нашего дела? А?

Свинцовые глазки недовольно забегали по сторонам.

— Ммм… ничего пока… не получается. Вот, может быть, дня через три…

— Ну, хоть свидание мальчишке с матерью устройте.

— Потом, потом! Сейчас некогда.

Зирнис понял, что ничего от этого прохвоста не добиться.

— Давай чемодан с яйцами и салом назад! — потребовал он, удерживая Кабиса за рукав. — Слышишь!

— Отпустите руку, а то наживете большие неприятности…

— Неси назад! Я не собираюсь дарить вам сало и яйца зря, — упрямо требовал латыш.

Долговязый ефрейтор, ушедший с товарищем несколько вперед, обернулся:

— Что ему надо, Кабис? Дай в морду и пошли. Без тебя у этих проклятых латышей хорошего пива нам не достать.

Кабис рысцой бросился за ними.

Зирнис по-латышски выругался вслед.

— Что он сказал, дядя Иван? — растерянно спрашивал Илья. — Не увидим? Да?

Латыш, постояв с минуту молча, двинулся к часовому, надеясь что-то объяснить ему. Но немец направил на него автомат:

— Цуррюк!

— Да ты не цурюкай, — начал было латыш, — у меня дело к вашему начальнику…

— Насад! — Палец часового лег на спусковой крючок.

Илья видел, как побурела шея Зирниса. Несколько секунд латыш, не двигаясь, стоял под направленным на него дулом, потом повернулся, плюнул и пошел прочь.

Мальчик, глотая слезы, последовал за ним.

Возвращаясь в город, Зирнис сказал расстроенному Илье:

— Ты пока не горюй. Сегодня хлопцы Микелиса обещали узнать, куда пленных на работу гоняют. Может, через них что удастся.

В доме Микелиса их ждали.

Валдис, младший сын хозяина, русокудрый малый с темным пушком на верхней губе, выслушав Зирниса, воскликнул:

— Ну, я так и знал! Кабис — жулик. Это все папа придумал к нему идти. Зря пропали продукты и время. Надо бы сразу, как я говорил.

— Ты говорил! — передразнил его отец. — А сами черт знает куда на весь день вчера пропали.. Носитесь, как грязная бумажка по ветру. Люди на работу поступают, а вы что думаете делать?

— Мы к немцам работать не пойдем, — отрезал старший сын, хмурый парень лет двадцати двух с крепкими узловатыми руками рабочего.

Микелис указал на него, как бы приглашая всех полюбоваться его глупостью.

— А есть что будете?

Юноша неопределенно улыбнулся.

— Гитлеровские концентраты!

Микелис сердито прищурился на него, оглянулся на окна, где изредка мелькали ноги прохожих, и сердито прошептал:

— Знаю я… К тому черту косому, к Визулю ездите! Попомните мое слово: отвернут вам в гестапе головы! Красная Армия — сила и то не может немца сдержать, а вы… вояки!

— Перестань, папа! — резко возразил старший сын, — Ты надеешься отсидеться от войны в своем домишке, думаешь спрятать в него голову, как гусак под крыло! Не даст фашист никому покоя, пока хозяйничает на нашей земле! Теперь война такая, середины нет: либо нашим помогай, либо Гитлеру. Кто думает тихо да мирно работать у немца, тот первый ему помощник. Так и знай!

— Чем же я ему помогу, если трубы буду чистить да печи класть? А? Чем? — загорячился Микелис…

— Тем, что будешь добровольно сотрудничать с ними. За тобой другие латыши потянутся. Всем трубочистами не быть — придется на заводы идти работать. А фрицикам того и надо.

— Это теперь надолго! — безнадежно махнул рукой Валдис на споривших и отвел Илью в сторонку: — Ты умеешь на велосипеде ездить?

— Нет.

— Ах, черт!.. Ладно, поедем на одной машине.

— Куда?

— На станцию. Там сейчас пленные женщины вагоны моют. Посмотришь, нет ли среди них твоей