Лидия Павловна встретила просьбу сотрудников милиции проехать в морг на опознание без истерики. Она словно давно была к этому готова. Образ жизни дочери, предполагал подобный исход. Вера, конечно, из своих приключений не рассказывала матери и половины, но и этого было достаточно, чтобы Лидия Павловна обо всем догадалась. Она никак не могла повлиять на ситуацию — к материнским советам Вера и раньше не прислушивалась, а в последнее время — тем более. Оставалось только молиться и надеяться, что с ее беспутным ребенком не случится беда. Видно, плохо молилась или святые устали вытаскивать дочь из передряг — найденной в Шувалово женщиной оказалась Вера.
Повезло им или нет, Атаманов сразу не понял. Шубин, который с утра отправился на Разъезжую, сообщил по телефону, что к Сырниковым проявил интерес некий иностранный гражданин. Он подошел к двенадцатой квартире и позвонил в дверь. К кому он пришел и что хотел, визитер внятно ответить не смог. Вежливо и настойчиво иностранца попросили проследовать в отделение.
О просьбе деда Анатоль вспомнил, когда уладил все дела с выставкой. В целом, проведенной работой он был доволен, и надеялся, что начальство придет к такому же мнению. Чтобы с чистой совестью вернуться в Париж, необходимо было решить вопрос с домом на Разъезжей улице. У него во Франции не принято наносить визиты без приглашения, а к незнакомым людям и подавно. Такое допустимо лишь в экстренных случаях, иначе поступок может быть расценен, как грубое вторжение. Но в России свои нравы. Здесь ходят друг к другу за солью, вне зависимости от степени знакомства и времени суток. Это он узнал от Веры. Анатоль был крайне возмущен, когда в его гостиничный номер постучали, и на пороге возникла широкая, радостная физиономия украинского бизнесмена, которому не с кем было отпраздновать свой день рождения, и он пришел познакомиться с хорошим человеком. Тогда Вера объяснила, что ничего порицательного в поведении украинца нет, и он, Анатоль, не прав, осуждая дружелюбный порыв соседа. В доказательство она привела кучу примеров, из которых следовало, что все люди — одна семья и не стоит отягощать отношения с родственниками надуманными условностями.
Анатоль махнул рукой на свою европейскую учтивость, и решил прийти в дом Юноны, а дальше действовать по обстоятельствам. Он довольно легко отыскал красивое, пятиэтажное здание, видавшее конец девятнадцатого столетия. На Разъезжей все дома имели уникальный вид — одинаковых в позапрошлом веке не строили. Анатоль поднялся на третий этаж и остановился перед двенадцатой квартирой, сверяя по бумажке адрес. Он не придал значения, приклеенной к двери, белой полоске с синим жирным штампом, означающем, что квартира опечатана. Тонкой канареечной трелью прозвенел звонок, но никто на него отзываться не спешил. Анатоль нажал на кнопку еще раз — тишина. Ничуть не расстроившись, он собрался к выходу — все, что в его силах, он сделал. Для очистки совести он придет сюда еще раз вечером, и тогда можно будет смело смотреть в глаза Ивану Арсентьевичу.
Вдруг, будто из-под земли появились двое мужчин: один статный, коренастый, лет сорока, второй — молодой и невысокий, с невыразительным смешливым лицом.
— Капитан Шубин, — представился тот, что старше и предъявил удостоверение. Костров маячил сзади.
Далее обрушился вал вопросов: «Вы кто? К кому пришли? С какой целью….». Анатоль сумел вразумительно ответить только на первый из них — он протянул паспорт гражданина Франции.
— Соображать надо, что делаете! — распекал Атаманов своих подчиненных. — Зачем вы его сюда притащили?! Нам только скандала с французским консульством не хватает!
— Так он к Сырниковым пришел, — оправдывался Костров. — От ответов увиливает — скользкий тип. К тому же, русский хорошо знает. Сразу видно: из наших. Сейчас все пройдохи за границу валят.
— Это не аргумент. Наше счастье, что месье Роллер оказался покладистым и до сих пор не вспомнил о своих правах. Ладно, раз он уже здесь, то стоит с ним побеседовать, прежде, чем отпускать с извинениями.
По дороге до отделения, Анатоль судорожно соображал, что происходит, и как себя вести. Рассказывать все, как есть, не хотелось, к тому же, он пообещал деду не распространяться о поручении. Легенда о сентиментальных чувствах к Юноне выглядела не убедительно. Правнук, движимый родственными чувствами, приволокся из Франции, чтобы взглянуть на стены, в которых жила его прабабушка — бред, рассчитанный на поклонниц мелодрам.
— Как вы можете объяснить свой интерес к двенадцатой квартире? — Худощавый майор баскетбольного роста смотрел на него проницательными светлыми глазами.
— Шел к знакомой, — уклончиво ответил Анатоль.
— Имя и фамилия знакомой.
Анатоль задумался. Он пытался вспомнить какое-нибудь русское женское имя, но кроме Веры ничего на ум не приходило.
— Олеся Сырникова, — подсказал ему Андрей.
— Почему Олеся? Ее зовут Катя. Мы познакомились на дискотеке, и Катя дала мне свой адрес. Очень милая и красивая мадемуазель.
— В квартире, в которую вы изволили явиться, никакой Кати не проживает.
— Вот как? — изобразил удивление Анатоль, — Неужели обманула, проказница. Эти юные девы так ветрены.
— Хочу вам сообщить, что это адрес недавно убитой Олеси Сырниковой.
— Да?! — теперь изумление Анатоля выглядело более натурально. Святая Мария! Как хорошо, что хватило ума наплести про какую-то Катю. Что творится в этой квартире? Убийство — это серьезно, из-за него можно застрять здесь надолго. К черту дедову затею — приключений и так достаточно! Скорей домой, во Францию!
В воскресенье с утра Носов поехал к Катасоновой. Рита его встретила унылым взглядом — в последнее время другим она не смотрела. Депрессия, затянула ее болотной трясиной, и не собиралась отпускать.
— Вера убита? — переспросила Рита. Было видно, как побледнело ее лицо. Она пошатнулась, и держась за стену, опустилась на полку для обуви.
— Вчера утром нашли ее тело в Шуваловском парке. Так что рассказываете, все, что о ней знаете.
Они переместились на кухню. Рита сидела за столом совершенно разбитая. Она еще не успела отойти от смерти Олеси, а тут Вера. Рите было очень совестно за все то зло, которое она намеренно причинила Олесе. За свою ревность, наговоры и злопыхательства. Вина за смерть подруги сама напрашивалась на ее совесть. Катасонова ее приняла, и мучалась этим грузом. В гибели Веры она тоже углядела свое прегрешение. Рита еще не определила, в чем оно заключается, но уже приготовилась к неминуемому возмездию судьбы.
— Вера недавно заходила. Еще до того, как с Олесей случилось несчастье. Она объявилась нежданно — это в ее привычке — и предложила встретиться. Я очень обрадовалась потому, что мы сто лет не виделись. Верка всегда много и подолгу путешествовала. В этот раз она была в Греции и Турции. Сюда прилетела из Парижа. У нее, вроде, там жених. Она дома жить не любила. Оно и понятно: после респектабельной обстановки, которая ее окружала за границей, душа сама воспротивится хрущевской конуре. Здесь Вера остановилась в какой-то гостинице. Название не помню. Где-то около площади Мужества.
Носов знал только одну гостиницу в этом районе. «Спутник». Она была из недорогих, и в ней, обычно, останавливался командировочный народ. Если полагаться на слова Катасоновой, Вера любила жить с размахом. Что-то не вяжется «Спутник» с ее запросами. Никак, дела у Байнарович шли неважно. Обмельчали потребности Верочки, раз она опустилась до гостиницы эконом-класса.
Носов вышел из девятиэтажного «корабля» Катасоновой, посвященный в бурную жизнь Веры. Рита рассказала все, что знала о похождениях подруги, с ее слов, конечно. Байнарович выглядела неутомимой труженицей, бойцом в битве за место под солнцем и свое алмазное счастье. Что-то подсказывало лейтенанту, что эти сведения сильно приукрашены, и их следует, как минимум, делить на два. Тем не менее,
