На берегу, в руинах деревни, Мау занимался непростым делом. Гнилушка была только первым шагом. Он прочесал весь лес в поисках сухих сучков и коры. Их всегда можно было найти, даже после сильного дождя. Мау аккуратно разложил свои находки в строгом порядке, от травы до толстых веток. Потом бережно соорудил маленькую кучку из сухой коры тонковьюна и гнилой пыли, после чего осторожно взял в руки искродел.

Если отвести верхний кусочек металла назад до щелчка, а потом потянуть за другой кусочек металла внизу, и не забыть (хотя бы на второй раз) убрать пальцы, тогда железный коготь ударит по чёрному камешку, и родятся искры.

Он, затаив дыхание, несколько раз повторил свои действия, удерживая искродел над кучкой топлива, и в конце концов искры упали на гнилую пыль, которая тут же потемнела от их жара.

Мау оградил костерок ладонями и принялся дуть, пока не появилась струйка дыма. Он продолжал ровно дуть, и, наконец, родился слабый огонёк.

Потом началось самое сложное. Он очень аккуратно кормил огонёк травой и корой, пока пламя не окрепло достаточно, чтобы съесть целый сухой сучок. Каждое движение Мау было продуманным, потому что огонь легко спугнуть прочь. Этот огонёк не боялся, пока, шипя и плюясь, не попытался поглотить свою первую тонкую ветвь. В какой-то страшный момент Мау показалось, что огонь задохнулся, но нет, пламя снова взметнулось ввысь и вскоре потребовало добавки. Ну что ж, недостатка в топливе не было. Повсюду лежали сломанные деревья. Он затаскивал их в костёр, и они громко щёлкали, когда от жара вскипала пропитавшая их вода. Мау бросал дрова в огонь, пока в воздух не взметнулся целый столб искр и пара. По всему берегу прыгали и плясали тени, создавая видимость жизни, пока горит огонь.

Выждав немного, Мау выкопал в песке ямку, положил в неё бешеные клубни и присыпал сверху тлеющими углями.

Потом лёг на спину. Когда он последний раз вот так лежал у огня, здесь, дома? Воспоминания пришли, прежде чем он успел их остановить. Это был его последний ужин в качестве мальчика, вокруг собралась семья, что здесь, на Народе, означало практически всех. Ужин был последним, потому что в следующий раз он будет есть на этом острове уже как мужчина, и перейдёт из детской хижины в хижину неженатых юношей. Он тогда съел немного, потому что был слишком взбудоражен. И напуган, тоже. До него начало доходить, что будущее испытание не только для него, но и для всей семьи. Если он вернётся, готовый принять татуировки мужчин и это… действо с ножом, когда главное не кричать, то семья разделит его триумф. Значит, они вырастили его как надо и научили Поступать Правильно.

Огонь потрескивал, искры летели в ночь, а он видел вокруг костра свою семью, они смотрели на него, улыбались ему. Мау закрыл глаза и постарался отогнать воспоминания прочь, во тьму.

Посылал он кого-то из них в тёмные воды, когда ходил следами Локачи? Может быть. Об этом воспоминаний не осталось. Сам он свернулся клубочком в сером теле Локачи-Мау, а тем временем какая-то его часть устало бродила взад и вперёд, делая необходимое, чтобы мёртвые стали дельфинами и не стали пищей для свиней. Над ними нужно было спеть похоронную песню, но Мау не знал слов, поэтому просто аккуратно складывал им руки вдоль тела. Наверно, он видел лица, но эта часть его души умерла. Он попытался вспомнить лицо матери, но вместо него видел лишь тёмные воды. Зато вспомнился её голос, поющий песню о боге Огня, и о том, как Тонковьюнная Женщина, устав от постоянных посягательств на её дочерей, оплела тело бога кольцами вьюна, притянув руки к бокам. В этом месте младшая сестра Мау обычно начинала смеяться и бегать за ним с вьюном в руках… Но тут сквозь него прошла волна, и Мау был рад, что она унесла светлое воспоминание прочь.

Он ощущал внутри себя пустоту, болеё черную и глубокую, чем тёмное течение. Всё исчезло. Ничто не было таким, как нужно. Он был один на пустынном берегу, а его ум терзали глупые вопросы, которые обычно задают дети… Почему всё заканчивается? Как всё началось? Почему хорошие люди умирают? Куда же смотрят боги?

Ему было тяжело, потому что для настоящего мужчины Поступать Правильно в том числе означало: Не задавать глупых вопросов.

И вот маленький синий рак-отшельник покинул свою раковину и пустился по песку на поиски новой, но её нигде не было. Повсюду был лишь голый песок, и ему оставалось только бежать…

Мау открыл глаза. Здесь остались лишь двое – он и девушка-привидение. Была ли она реальна? Был ли реален он сам? Это глупый вопрос?

Сквозь песок пробился запах жареных клубней. Его желудок сообщил, что уж они- то наверняка реальны, и Мау обжёг пальцы, откапывая их из-под углей. Один лучше отложить на завтра. Второй он разломил надвое и погрузил лицо в мягкую, хрустящую, горячую, вкусную сердцевину. Он так и уснул с набитым ртом, а вокруг огня на песке танцевали тени.

В темном чреве разбитой 'Свит Джуди' вспыхнула спичка. Послышалось шебуршание и звяканье, потом, наконец, зажглась лампа. Она не была разбита, но её следовало использовать экономно, потому что запасов лампового масла обнаружить не удалось. Возможно, оно было где-то там, под грудой других вещей. Абсолютно всё было под грудой других вещей. Слава богу, что девушка догадалась завернуться в матрас, когда 'Свит Джуди' попыталась проплыть сквозь лес. Жуткий треск и вопли она будет помнить до конца своих дней. Она слышала, как раскололся корпус и сломались мачты, но хуже всего была наступившая затем тишина.

Утром она выбралась из руин корабля и увидела лес, полный тумана и птичьего пения. За 'Джуди' тянулся след из поломанных деревьев и обломков самого корабля. В голове у девушки билось только одно слово.

Горячка.

Это такое особое безумие моряков, вызываемое горячими лучами солнца. Ей рассказал о нём первый помощник Кокс, видимо, чтобы напугать её, потому что ему нравилось пугать людей. Моряки заболевали горячкой, если слишком долго продолжался мёртвый штиль. Тогда они смотрели за борт и вместо моря вдруг видели прохладные зелёные луга. Люди прыгали туда и шли ко дну. Первый помощник Кокс уверял её, что сам видел такие случаи. Несколько взрослых мужчин прыгнули на поросший маргаритками луг и утонули, или 'утопли', как он выразился. Возможно, он им в этом немного помог.

И вот теперь она выходит из корабля прямо в зелёные джунгли. Это что-то вроде… безумия наоборот. Она полностью в своём уме, вне сомнений, а вот окружающий мир свихнулся. На оставшейся за кораблём просеке лежали тела моряков. Девушка и раньше видела мёртвых, например, когда её дядюшка сломал шею на охоте, или тот ужасный несчастный случай с сенокосилкой. К её радости, среди погибших не оказалось корабельного кока по прозвищу Куки. Она тут же устыдилась этого чувства, прочла над мёртвыми краткую молитву и убежала обратно на корабль, где её стошнило.

Теперь она копалась в ужасном кавардаке, в который превратилась её аккуратная каюта, пока не отыскала свою коробку с письменными принадлежностями. Она поставила коробку себе на колени, открыла,