– Не верю, – вдруг театрально загремел Ивангоев, привстав с места и выкидывая вперед руки. – Не верю!
Барон Николай от неожиданности вздрогнул. Рыцари круглого застолья зааплодировали. Председатель раскланялся, сел и недовольно поерзав на своем кресле, оглядел своих жвачных компаньонов. Всем своим видом он давал понять коллегам, что с молокососом пора закругляться. И рыцари, не переставая жевать, обличительно закивали, как бы показывая тем самым, что и они не верят новичку. А заместители – те не только закивали, но и скривили физиономии в отрицательную гримасу.
– Ну вот что, доблестный рыцарь, – уже спокойно, без театральных приемчиков сказал Ивангоев, – с такими документами – только в октябрята или к бойскаутам. Мелочевка какая-то, семечки, ни одного крупняка. Я имею в виду: ни одного подвига в особо крупных размерах. А у нас серьезная организация, понимаешь? Посмотри на них, – он обвел пальцем чавкающих рыцарей, – это все серьезные люди, мужчины с большой буквы «мэ». А теперь на себя посмотри. Ну куда ты со своим, так сказать, рыльцем полез на эту доску почета?
Барон Николай выпрямил плечи, пытаясь сохранить достоинство, беззвучно вздохнул, слегка поклонился и, развернувшись на каблуках, пошагал к выходу.
– Постой, торопыга, – окликнул его председатель. – Ишь, гордый какой!
Рыцарь остановился, как-то неохотно повернулся к столу.
– Слушай сюда. Резюме у меня на твой счет такое будет... Вышел бы тебе окончательный отказ, коли б не фон Шилов тебя в нашу организацию рекомендовал. Семена я уважаю, он рыцарь – что надо, без страхов, без упреков, без всякого там... Слышишь, Семен, я тебя уважаю!
Мыловар привстал из-за стола насколько смог, дал знать, что он в курсе, и тут же снова плюхнулся на свое сидячее место.
– И, что бы ты не думал, – продолжает председатель, – что мы все здесь формалисты и бюрократы, вот – смотри.
Он взял рыцарские листки, вытер ими, как салфеткой, рот, потом скомкал донельзя и картинно зашвырнул в угол залы, где на них набросились охотничьи псы, тотчас разорвав в клочья пропитанную жиром бумагу.
– Нам справки не нужны, правда, господа? – обратился Ивангоев к своим коллегам-сотрапезникам. – Мы и сами грамотные, сами справку написать можем. Вон Витя нам любую справку выпишет. Как, Витя, напишешь нашему Николаю справку?
Витя встал и весело кивнул.
– Вот видишь, напишет Витек тебе справку. Мне, Коля, от тебя только одно нужно – разборчивая подпись. От авторитетного лица, такого авторитетного, чтобы я ему сразу поверил бы. Будет подпись – так и быть, поверю, что ты – достойный нашего стола рыцарь. Примем тебя в Союз, даже без испытательного срока. Что называется, от вашего стола – нашему столу. А вот если подписи ты мне не найдешь – тогда извини! Тогда, как говориться, безоговорочная капитуляция по всем фронтонам. Тогда – иди, дроля, во чисто поле, отдыхай и ищи, так сказать, иные пути общественного признания. Понял ты меня, рыцарь-с- оруженоской?
Барон Николай неуверенно кивнул.
– Значит так, – председатель вынул из-за пояса позолоченные часики, – сейчас у нас половина десятого. Мы тут всю ночь будем заседать – время еще есть. Но и регламент соблюдать надобно – не всю же ночь, Коля, нам делами заниматься, надо и душу отвести, в кегли, понимаешь, поиграть, дамочек сердца потискать, то да се. Поэтому, давай договоримся следующим образом. Если ты до двадцати четырех нуль- нуль нам подпись на свою справченку не представишь, мы тебе засчитываем, так сказать, осечку. Пятнадцать минут джентльменских обождем, так и быть, а потом все – баста. Как говориться, сдавайте латы в металлолом, помогайте развитию феодального хозяйства. (Всеобщий смех.) Бывай, барон Коля, я все сказал.
Председатель отмахнулся от рыцаря рукой, будто мошку прогнал, а потом громко, по-доброму и совершенно беспричинно засмеялся, спровоцировав на такой же безудержный хохот остальных рыцарей круглого стола.
У выхода барона Николая ждала донья Маня. Увидав лицо своего рыцаря, все сплошь в красных пятнах, она поспешила привести его в чувства.
– По-моему, – сказала она, – этот Ивангоев – типичный пещерный тролль после неудачной пластической операции. Тарзан Реликтович. Мое мнение: таких надо выгонять за дверь или ставить в угол, а не сажать во главе стола. Эх, вызвала бы я его родителей на педсовет, да боюсь, поезд ушел давно!
– Ты что, его видела? – спросил рыцарь.
– Я подглядела в щелочку.
Барону Николаю, едва он представил, что донья Маня наблюдала всю эту сцену, стало не по себе. Он расстроился и несколько даже разозлился.
– Дорогая оруженоска, – желчно заявил он, – подглядывать – это непорядочно.
– Непорядочно женщин не пускать в присутственные места, дорогой рыцарь, – парировала донья Маня.
Барон Николай не нашелся, что ответить, поэтому промолчал. Подумав, он сказал:
– Знаешь, у меня вообще такое чувство, что мы ввязались во что-то непорядочное. Поэтому хорошо, что все так обернулось.
– Как обернулось? – не поняла оруженоска. – Еще ничего не обернулось. Или ты хочешь вспомнить старое и не закончить начатое с таким трудом дело?
Рыцарь посмотрел на нее ошарашено, пожал плечами.
– Извини, – говорит, – но это дело я не то, что закончить, я его даже продолжить не могу: оно не от меня зависит. Не буду же я этот Союз приступом брать, чтобы только меня в него приняли! Просить и умолять я тоже не намерен, да и не умею – нас в рыцарском училище этому не обучали. А взятки давать мне просто противно. Вот и выходит, что нет у меня никакой возможности, никакого шанса довести это дело до конца.
– У тебя есть шанс, – сказала донья Маня. – Ты забываешь, дорогой мой рыцарь, что у тебя всегда есть шанс – в лице твоей верной оруженоски.
Барон Николай посмотрел на донью Маню. Многое было намешено в этом взгляде: и восхищение, и раздражение, и надежда, и недоверие, и гордость, и недоумение. Даже еще кое-что было, но барон Николай не разобрал, что это. Он иногда ловил себя на мысли, что рядом с этой женщиной совершенно ничего не понимает и глупеет прямо у себя на глазах.
– Ты что-то придумала? – спросил он, с удовольствием поглупев еще на чуть-чуть.
– Есть одна мыслишка, – ответила оруженоска. – Диспозиция такая: ты идешь домой, пишешь новую справку и без четверти двенадцать снова являешься к Круглому Столу. А подпись и все остальное я беру на себя. Адью, дорогой мой рыцарь встретимся в полночь!
В одиннадцать часов вечера затеялся дождь – впервые за последние три недели.
Без шести минут двенадцать барон Николай вернулся в рыцарский зал с новой справкой без подписи. Почти ничего не изменилось: рыцари все также сидели и жевали, еды и напитков меньше не стало – видимо, официанты уже принесли новые порции. Только окна были отворены еще шире, чтобы проветрить прокуренное помещение, да в уголке появился небольшой менестрельский оркестрик, играющий средневековый шансон:
Символический королевский трон куда-то убрали и теперь посреди круга сам председатель, хорошо назаседавшийся, отплясывал гопака. Плясал он самозабвенно: панцирь снят, вторые подбородки ходят ходуном, пот бьет ключами, сквозь шелковую рубашку с отложным воротником просвечивает бледно-синяя солдатская майка. Председатель давно уже не думал ни о каком бароне Николае, поэтому, окончив пляску, посмотрел на прибывшего с недоумением – не сразу вспомнил, кто таков и зачем явился.
– Ты что, дроля? – спрашивает удивленно. – Подпись добыл? Или с какими другими подношениями?
Барон Николай молча протянул председателю справку. Тот глянул мутно, ничего разобрать не может: в глазах у него раздвоение, буквы пляшут гопака.
