Ромка горько хохотнул над невежеством своих собеседников, выпил и стал перечислять льготы и привилегии, которые улыбаются члену Союза Рыцарей:

– Казенный загородный замок, спецконюшня, путевки в Новый Свет, бесплатные протезы, индульгенции с очень божеской скидкой. С инквизицией, опять же, проблем меньше. Ну и выслуга лет идет, что тоже немаловажный фактор в наши дни.

– Это ты про права рассказал, – говорит барон Николай, – а обязанности каковы? На парады ходить надо?

– Парады очень редко бывают, по большим праздникам, это ерунда. Членские взносы небольшие совсем. Главное – надо иногда на заседании поприсутствовать, осудить какого-нибудь оступившегося рыцаря, проголосовать.

– Древний Рим какой-то, – осуждающе фыркнула донья Маня. – Гладиаторы.

– А воздержаться можно? – робко спросил барон Николай.

– В принципе, можно, – неуверенно кивнул Ромка-эсквайр. – Только воздержание еще никому в карьерном росте не помогало. Как говорится, все в наших руках, надо только знать когда их поднимать за, а когда против. – Ромка хохотнул, потом выпрямил затекшие ноги и мечтательно потянулся. – А вообще у рыцарей жизнь славная! Особенно у председателя Ивангоева и его замов; да и не жизнь вовсе, а баллада – вечерний звон, калина-малина! Они же королевские заказы на подвиги распределяют, себе, конечно, берут самые сливочные и непыльные. Как говориться: распределяй – и властвуй!

– Что это за королевские заказы? – отказался понимать барон Николай и даже встал со своего места: у него тоже ноги затекли. – Как это – подвиги по заказам, что ли?!

– Колян, ты меня пугаешь своей житейской безграмотностью, – посетовал Ромка-зсквайр. – Просто какой-то вечер вопросов и ответов у нас получается. Вот скажи мне: как ты узнаешь, какой тебе подвиг совершить надо?

– Как... – задумался барон Николай и посмотрел на оруженоску, будто ожидая подсказки. Но донья Маня была противницей подсказок, она молчала. – Ну как... По велению души. Если не я, то кто же. Ну и так далее.

Ромка расхохотался. Барон Николай зарделся и посмотрел на оруженоску. Оруженоска кивнула ему одобрительно, будто твердую четверку поставила.

– Ты, старик, неисправим, – отхохотав, заключил Ромка-эсквайр, – ничему тебя жизнь не научила. Вот мой Мыловар – тот знает, как и какие подвиги совершать надо. Он лишнего греха на душу не возьмет, с этим у него строго.

– Какие же подвиги он совершает? – с чуть заметной издевкой спросила донья Маня.

– Высокооплачиваемые, – гордо, хоть и заплетающимся языком, заявил Ромка. – Мой Мыловар – рыцарь vip-категории, он не с каждым злодеем драться будет, а только с тем, у которого кое-что припрятано в закромах и темных подвалах, и не на какой-нибудь черный день припрятано, а на долгую счастливую жизнь. Потому что любой подвиг, Колян, должен не только самоокупаться, но и приносить доход, – иначе смысла в нем нет! Иначе это не профессионализм, а так – хобби.

Наступила пауза, во время которой Ромка чуть не уснул. Рыцарь и оруженоска глядели на гостя, не зная, что и сказать на все эти постулаты и заявления. Мало того, они не знали, что в данном случае делать. В душе барона Николая перетягивали канат два желания: с одной стороны ему страстно хотелось взять эсквайра за шкирку, за этот самый его накрахмаленный кружевной воротник, и спустить с лестницы. С другой стороны ему было приятно, что в коем-то веке к нему заглянул старый школьный приятель, да еще так удачно устроившийся в этом мире, так много знающий и так интересно рассказывающий всякие неприятные вещи.

Сам барон Николай, конечно, понимал, что в мире существуют не только рыцари без страха и упрека, но и другого рода рыцари – с большой дороги. Понимать понимал, но задумываться об этом не хотел – жалел свою нервную систему, и без того довольно расшатанную. Даже, когда судьба столкнула его с Доном Каптоном, он постарался сохранить в себе уверенность, что такая чудовищная личность – только случайное исключение в доблестном и благородном рыцарском строю. А теперь неугомонная до поучений судьба снова тыкала его носом в это самое сомнительное место, а он все еще надеялся, что в его сказке такого места быть не должно!

Окончательно запутавшись в мыслях и чувствах, барон Николай ухватился за давно проверенное средство: взял бутылку и, разлив остатки коньяка, выпил залпом, отчаянно.

– Мыловар мой – добрейшей души человек, – заключил Ромка-эсквайр, проснувшись и сразу опорожнив свой бокал, – за спасибо и гоблина пальцем не тронет. Умница... А хочешь, Колян, я тебя в этот чертов Союз пристрою, по дружбе?

Затем он привстал и, подобрав с пола левый ботфорт, вынул оттуда вторую бутыль «Приората».

На следующий день барону Николаю было стыдно – за себя, за своего горе-приятеля, за все выпитое, услышанное, высказанное и невысказанное. А также за все, чего он не помнил. Он слонялся приведением по квартире, дефилировал от койки к туалету и обратно и всячески старался не попадаться на глаза оруженоске, что при небольших размерах жилплощади было совсем не просто. Давешнее ощущение свершенного подвига начисто испарилось, рыцарь более не чувствовал себя героем сказки, – скорее, персонажем сатирического антиалкогольного плаката. Полдня он занимался мысленным самобичеванием. Наконец, не выдержав угрызений совести, явился на кухню с повинной.

– Как ты думаешь, – спросил он пришибленно, – если я брошу пить – это будет подвиг?

– Навряд ли, – ответила донья Маня, не отрываясь от своих хозяйственных занятий.

– Навряд ли подвиг, или навряд ли брошу? – попытался выяснить рыцарь.

Донья Маня будто бы и не замечала его – на глупые вопросы не отвечала и даже лицом к несчастному не разворачивалась. Собрала грязное обмундирование и пошла в ванную стирать. Рыцарь понуро следовал за ней, но дальше приставать с вопросами опасался. Наконец, донья Маня сама обратилась к барону Николаю.

– Ты бы лучше о другом подумал, – сказала она как-то отстраненно. – Насчет Союза Рыцарей. Может, стоит тебе туда вступить?

– Зачем это? – удивился рыцарь. – Я в жизни ни в каких общественных организациях не состоял и состоять не собираюсь, мне это не к чему.

– Тебе, может, и не к чему, – кивнула оруженоска, – и мне не к чему. Но нам теперь не только о себе думать надо. А вдруг у нас появиться маленький рыцарчик? Времена нынче тяжелые, бабушек и дедушек у нас нет, без общественной поддержки трудно малыша на ноги поставить, да еще – рыцаря.

Барон Николай так и осел от этих слов на диван, так и застряли у него в открытом рту все остальные вопросы, и даже голова болеть перестала. Каких угодно аргументов ожидал он от своей оруженоски, но только не такого! А донья Маня ничего к сказанному прибавлять не стала, пошла себе дальше белье стирать, дала рыцарю самому все взвесить и обдумать. И ведь точно рассчитала: барон Николай посидел минут десять в прострации, а потом начал думать.

И думал он три дня и три ночи, спал с открытыми глазами, ел без аппетита, пил только воду, а на четвертый день сам, безо всякого со стороны доньи Мани намека, позвонил Ромке-эсквайру и стал выяснять, что нужно для поступления в этот самый Союз Рыцарей.

Ромка злобно обрадовался, обозвал барона Николая хорошистом-конформистом и обнадежил:

– Значит так, Колян: минимум три документально подтвержденных подвига и три рекомендации от рыцарей со стажем не меньше трех лет. Бог троечки любит! Поставишь моему Мыловару бутылку хорошего портвейну, он тебе рекомендацию подмахнет, а его рекомендация дорогого стоит, Колян. Он у меня портвейн шибко любит, стервец чертов, а остальное у него все есть. Передашь через меня бутылочку, а я для тебя по старой дружбе... Ну, ты понял. А остальных двоих поручителей сам найдешь. Договорились? Приходи послезавтра ко мне, обсудим детали. Только без бабы своей приходи, ладно? Рука у нее тяжелая больно.

Последние слова барон Николай донье Мане