молочный братик. Данилка тоже был напуган, он понимал – происходит что-то очень-очень плохое.

– Мама, а Лана уизжаит?!

После недолгого, но бурного прощания дедушка и девочка, а также мальчик и женщина, следуя древнему обычаю, присели на дорожку. Молча посидев (а что уж тут добавишь…), встали. Женщина суетливо притащила большую корзину, набитую разными фруктами, растерянно посмотрела на неё, обречённо махнула рукой, «толку их тащить-то, в городе хоть мешок наберёшь», и вдруг попросила мужчину забрать себе яхту, которая все эти годы простояла без дела в арендованном боксе орбитального космопорта, «хоть какая-то будет от неё польза!».

Он сказал, что поступит в соответствии с развитием событий, «но если что, спасибо за подарок».

Затем дедушка и его внучка улетели на гружённой яблоками платформе, которая следовала мимо.

Мама Аня и её сын Данила провожали грузовик, постепенно растворявшийся в небе у горизонта, одинаково печальными взглядами.

– Мамуль, а Лана вернётся к нам када-та? – Платформа совсем растворилась, и мальчик перевёл на мать взгляд, в котором светилась отчаянная надежда.

– Нет, Данечка, сюда она не вернётся, никогда. Может, ты её сам когда-нибудь найдёшь… Она теперь там, среди звёзд.

– Найду, мама, обизатильна. Найду Лану. Потомучта я её люблю.

Прозвучало это признание настолько серьёзно, не по-детски, что у мамы просто не нашлось слов, чтобы продолжить разговор. Она прижала сына к себе и разревелась. Люди так горько, безутешно плачут в единственном случае: когда до них доходит, что родного человека действительно не увидеть, не встретить, не обнять уже никогда, нигде.

Никогда.

Нигде.

Наверное, потому, что это самые страшные слова для живого человека, способного помнить.

…Тусклый, рассеянный свет добавляет размытых, зыбких, но тем не менее завершающих штрихов картине всемирного погоста. От души потрудилась кисть небытия! Планета-кладбище, будто сошедшая с картины Боркена. Даже если очень постараться, трудно оставить более грандиозное напоминание о канувших веках, о сгинувшей цивилизации. Мало кто может себе позволить «гроб» дороже, чем целая планета. Точнее, не гроб, а братскую могилу. Вот она, во всей красе, натура разумных существ.

Бессмысленное и беспощадное уничтожение себе подобных, всюду и всегда.

Здесь – финал. Апофеоз стараний. Безжизненная пустыня. К ней рано или поздно приведут все войны всех рас и народов.

От перемены места ничего не меняется. Интересно, есть ли во Вселенной хоть одна точка-пиксель, где разумные не воюют никогда ни за что?! Пока не встречал. И более чем сомнительно, что встречу. Ищем-то иное, с точностью до наоборот, причём совершенно уверены, что уж этот «обратный» пиксель где-то когда- то обязательно есть. И уверенность не кажется беспочвенной. Стоит лишь вспомнить, что в упор не видно ни единой расы разумных, для которых не воевать – нормальное состояние. Для всех увиденных цивилизаций мирные годы – всего лишь пересменки различной длительности, паузы между военными вахтами…

Хрустнуло что-то под подошвой ботинка… Покрытый пылью череп между сорванными чёрными плитами. Таких напоминаний здесь бесчисленное множество. И машины. Сгнившие, непривычных конструкций машины повсюду разбросаны, громоздятся между остовами небоскрёбов. В некоторых гнилушках угадываются летательные аппараты. Расплющенные падением в час Икс. Словно дождь прошёл из флайеров.

Тишина завладела убитым миром, и лишь хруст под подошвами бойцов нашего отряда нарушает вечный покой кладбища.

Ненавижу войну.

– …Радиационный фон снижается.

В этот раз тишину нарушает своим ангельским голоском она. Как же ей идёт этот приталенный комбез! Хрупкие руки, стройные ноги. И даже щитку шлема не скрыть свет в её глазах. Оборачиваюсь. Показалось, что она мне улыбнулась, хотя сквозь нижнюю часть дыхательной маски не разобрать.

Зачем нам эти рейды? Как можно спасать жизни тех, кто их не в состоянии потом сберечь? Почему мы не можем просто жить вместе? Детишек растить… С вершины горы, образовавшейся из обломков зданий, открывается взору небольшая площадка. Ветер сюда не добрался и не развеял тысячи истлевших маленьких детских костей. Ветра вообще нигде нет почему-то. Что здесь раньше было? Ведь наверняка кто-то намеревался победить в этой войне! Или не война случилась? Просто катастрофа? Думаю, нет. То, что всех поубивало, явно рукотворное и задумано было именно как средство массового поражения. Ох уж эти доморощенные апокалиптики…

– Как полагаешь, – спрашивает меня учитель, – это карающие звёзды потрудились?

– Не думаю. Скорее всего сами люди постарались.

– Правильно мыслишь. Только мы оставляем опосля себя столько грязи.

Братец вяло глядит в мою сторону, однако ничего не говорит. Он меняется. Что-то с ним произошло после смерти наставника. Врагу не пожелаешь на его месте оказаться. Слепой случай забрал у него второго отца, а вина всё равно на нём самом. Интересно, что же он будет делать после успешного окончания нашего похода? Или даже не так… Что с ним станется, если в нашем мире больше не будет войн? Чем же он тогда займётся?

Ещё недавно я был уверен, что знаю ответ, просто напрашивался… Грустный ответ. Если все войны закончатся, братец начнёт новую – для себя. Он уже просто не сумеет обойтись без вечного похода. Глаза его, холодные и равнодушные, становятся «нормальными», живыми лишь во время боя. А между схватками и столкновениями он как зомби. Или вон как одна из этих железяк, что застыли в последних позах, зафиксированных «смертью».

Машины тоже умирают. Чем эти многочисленные роботы занимались после смерти хозяев? Наверняка следовали программам, пока источники питания не издохли, и ещё удивлялись, почему хозяева больше не призывают их служить. Вот кран, упавший на плиты, перед смертью он исправно нёс очередную секцию стены к недостроенному крылу небоскрёба. Вот летучий «супермаркет» опустил диск своего тела на поле бывшего стадиона, и безвольно повисли сотни его шлангообразных манипуляторов с подносами и контейнерами… Что же всё-таки произошло? Откуда повышенный уровень радиации? Ведь строения и сооружения не разрушены взрывами ядерного оружия или чего-нибудь подобного. Этот мир просто остановился в одну секунду, замер и уснул навсегда. Из него было вынуто сознание, разум.

Тесное скопление мрачных зданий резко обрывается. Город закончился так же резко, как и начался. За ним огромное поле антенн, они отчётливо поскрипывают, шуршат, скрежещут… Они двигаются! Это деревья?! Чёрные искусственные стволы и ветви с листьями фотоэлементов. И вся эта конструкция поворачивается вслед за тусклым свечением исчезнувшего в плотной пелене туч светила. Невольно вспоминаются убегающие к горизонту поля ветряков, виденные в другом мире…

– Нам туда!

Курс указывает она. Конечно же, она. Кому, как не ей, выбирать направление.

Повинуясь команде, наш отряд движется в этот «лес». Повсюду между стволами – застывшие машины. Их тысячи, как зверей в обычном лесу. Некоторые из аппаратов пилотируемые, не автоматические. Смахнув перчаткой с прозрачного колпака кабины толстый слой пыли, вижу скелеты в истлевших… скафандрах? Эти пилоты, похоже, что-то делали уже после катастрофы, пока оставался воздух в баллонах. Они пытались что-то успеть. Сколько их здесь, таких летающих склепов?! Великое множество. Странно. Похоже, что смерть была подмешана именно в воздух… Но мы-то дышим, пусть через фильтры, однако дышим. Анализ атмосферы не выявил ничего, фатально опасного для нас. Если в воздухе растворена какая-то зараза, действует она исключительно на бывших аборигенов. Или уже «выдохлась» за время, прошедшее с момента убийства мира.

Поучительно, дальше некуда. Апофеоз развития цивилизации – её мгновенная смерть! И чем больше она успела развиться, тем, вероятно, «мгновеннее» этот неминуемый финал. Как дальше жить в такой Вселенной?! Хоть бери да в создатели «самовызывайся» и лепи мир иной, для себя и своих близких…

След указывал прямиком на небо, и что ж ты поделаешь, надобно по следу тому идти, выручать